Натэниел взялся за края разрыва и потянул. Тяжелая мокрая ткань разорвалась со звуком раздираемой плоти, но громче — мокрый и резкий звук. От силы рывка мое тело дернулось, и лишь мышцы Ашера удержали меня на ногах.

Я ощутила голой кожей воздух и поняла, что вместе с джинсами Натэниел сорвал с меня и трусы, но мне было все равно. Воздух на коже был все так же удушающе горяч. Я не могла дышать. Последнее, что я помню, — мысль, что я сейчас отключаюсь. Потом — ничего.

Очнулась я на краю ванны, одна рука была в воде, с Дамианом. С головы до ног меня покрывали холодные мокрые полотенца. То, что было на лице, приподнялось, и я увидела, что Натэниел сидит в воде, поддерживая Дамиана. Я сморгнула с века мокрую прядь и увидела, что Ашер накладывает мне на лицо свежее полотенце. Он оставил глаза открытыми, так что я видела его.

— Как ты себя чувствуешь?

Мне пришлось подумать, чтобы ответить:

— Лучше. — Он стал менять полотенца у меня на теле, и я поняла, что на мне совсем нет одежды. — Сколько я пролежала в отключке?

— Недолго, — сказал Ашер, разглаживая полотенце у меня на ногах.

Я посмотрела на сидящего в воде Натэниела, держащего Дамиана у края, чтобы вампир за меня не схватился.

— Никогда не видел, чтобы оборотень падал в обморок от жары, — сказал он.

— Все бывает в первый раз, — ответила я.

Дамиан медленно повернул голову ко мне. Глаза его были чистыми, светлыми, снова живыми. Они были цвета изумрудов и без вампирской магии — таков был у них природный цвет, будто его мать согрешила с котом. У людей такого цвета просто не бывает.

Я ему улыбнулась:

— Ты лучше выглядишь.

— Я напитался.

Я посмотрела на Натэниела — тот повернул голову, показывая следы на шее.

— Кажется, я могу обойтись без поддержки, — сказал Дамиан.

Натэниел вопросительно посмотрел на Ашера, который, наверное, кивнул, потому что Натэниел отодвинулся. Дамиан пристроился ко мне поближе, все еще прижимая к груди мою руку, но теперь легонько. Одной рукой он придерживал меня за запястье, другой гладил руку.

— Я слышал, что ты — мой Мастер.

Я посмотрела в эти спокойные глаза:

— Кажется, тебя это не расстраивает.

Он потерся о мою руку щекой и подбородком. Как кошка или как любовник. Я всмотрелась в его лицо, пытаясь прочесть что-нибудь в этих спокойных изумрудных глазах. И тут до меня дошло, что мне не надо читать по лицу. Чуть подумать — и я поняла, что эта умиротворенность пронизывает его насквозь. Он был полон великого спокойствия, ощущения правильности мира. Покой и мир, который никогда не был моей реакцией, если Жан-Клод привязывал меняк себе.

Я ощущала чувства Дамиана, знала его сердце чуть ли не лучше, чем свое, но я не понимала его. Глядя в красивые и спокойные глаза, я попросту ничего не понимала. Я бы на его месте сбежала в горы, дралась, вопила, ненавидела. Я бы не сдалась ни на какое служение, как бы ни был потенциально благомилостив господин. И, честно говоря, я не была на сто процентов уверена в своей благомилостивости. То есть я вполне уживаюсь со всем, что происходит по-моему, но пойди мне поперек, и тогда со мной трудно будет. Пожалуй, я самый жесткий человек из всех, кого я знаю, а я знаю достаточно жестких ребят. Последнее время я пытаюсь быть помягче, но пытаться — еще не значит быть. Я глядела в глаза Дамиана и знала, что, если бы это я была привязана ко мне как к Мастеру, господину, я бы перепугалась.

Дамиан повернулся в воде, встав на колени у края ванны. Он наклонился и бережно поцеловал меня в лоб.

— Ты меня снова спасла.

Он был прав, но, когда его губы коснулись моей руки, я подумала, долго ли еще он будет мне благодарен и когда наконец поймет, в какой мы оба заднице.

Ашер увел Дамиана в подвал устраиваться как раз перед рассветом. Мика звонил, сказал, что и Мерль, и Зейн выживут. Черри оставалась с Зейном, и Мика должен был посмотреть, как там остальные его леопарды. Я его пригласила привезти всех их ко мне, и он сказал, что спросит. Мы не сказали в конце разговора «я люблю тебя», и это как-то нервировало. Я не привыкла спать с кем-то, кого не люблю или кому не говорю «я люблю тебя». Но я слишком устала, чтобы это всерьез обдумывать, и потому отложила вопрос в тот уголок, где уже накопилось много таких, о которых мне не хочется думать в реальном времени. Там уже становилось тесновато.

Как и у меня в доме. Натэниел помог мне одеться в самую прохладную ночную одежду — шелковую ночнушку, которая открывала бы слишком много, не будь я такой чертовски низкорослой. Сам Натэниел свернулся рядом в спортивных шортах. Джил спал в комнате для гостей. Крысолюды-телохранители поделили диван и пол напротив двери моей спальни, то есть когда я пойду в туалет, мне придется через них переступать. Бобби Ли сказал:

— Это нас разбудит, и лишняя заручка, что вы не уйдете в одиночку искать приключений.

Убедить его или Криса, что за мной не надо следить так плотно, мне не удалось, но, честно говоря, я слишком была усталой, чтобы спорить. Так что мы все устроились наконец подремать в долгий летний день. Натэниел закрыл тяжелые шторы, и комната погрузилась в густые серые сумерки.

Я устроилась под шорох кондиционера, Натэниел под боком, и заснула почти сразу, без сновидений. Когда завопил телефон возле кровати, я знала, что это такое, но не сразу смогла проснуться. А Натэниел уже протянул руку через меня и снял трубку.

— Резиденция Блейк.

Он стал тих, лицо его приняло очень серьезное выражение, потом он прикрыл трубку рукой и сказал:

— Это Улисс, охранник Нарцисса. Хочет говорить с тобой.

Я взяла трубку, не поворачиваясь, лежа на спине.

— Анита у телефона. Что вы хотите?

— Обей моего клана желает с тобой встретиться.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на часы, и застонала. Едва два часа проспала. Я умею продремать час и быть в форме или вообще обходиться без сна, но два или три часа сна выбивают меня из колеи начисто. Лучше уж без сна вообще.

— Я работаю в ночную смену, Улисс. Что бы ни хотел Нарцисс, это подождет до вечера.

— Вчера прошел слух, что всю информацию о пропавших ликантропах следует передавать тебе.

Тут я даже немного проснулась.

— Что за информация?

— Он будет говорить только лично с тобой.

— Тогда дай ему трубку, я вся внимание.

— Он настаивает, чтобы ты приехала в клуб, немедленно.

— Я спала меньше двух часов, Улисс. И я не потащусь на ту сторону реки на рассвете. Если у него есть информация, которая поможет спасти жизни оборотней, пусть даст ее мне, и я уже буду решать, куда она заставляет меня ехать.

— Мой Обей настаивает, чтобы ты немедленно приехала в клуб, иначе он вообще не будет ничего сообщать.

Я села, прислонясь к спинке кровати:

— Почему сейчас?

— У меня нет привычки задавать вопросы, получая приказ.

— Пора бы ее выработать, — ответила я.

На том конце провода наступило молчание. Не знаю, был ли он озадачен и не понял комментария, или я слишком точно попала. Наконец он сказал тихим голосом:

— Сейчас Царь львов еще жив. Через несколько часов это может перемениться.

Тут я села, совершенно наконец проснувшись.

— Откуда ты знаешь?

— Мой Обей знает многое.

— Нарцисс действительно даст Царю львов умереть только потому, что я не приехала в клуб на рассвете?

— Мой господин весьма настойчив.

— Блин! — произнесла я тихо и с чувством. — Скажи ему, что я приеду, но скажи и еще одну вещь. В следующий раз, когда он попадет в беду, ему тоже никто не придет помогать.

— Это большая помощь, чем он когда-либо оказывал любому другому клану животных.

Что-то теперь прозвучало в голосе Улисса — что-то. Он лгал. Я это слышала по интонации. Не знаю, была это способность вампира, или вервольфа, или леопарда, да и все равно. Вопрос был в том, зачем ему лгать, будто гиенолаки никому не помогали в большей степени? Почему этот факт стоил вранья?