— Г-г-г-где?.. г-г-г-гайн?..

Показалось ему или нет, но остальные присутствующие и участники клятвы были озабочены этим вопросом в гораздо меньшей степени, чем он того заслуживал. И на лицах их, скорее, было написано веселое изумление, нежели ошеломление или страх.

— Я полагаю, он сейчас уже дома, — довольно улыбаясь в подтверждение его наблюдений, произнес лукоморский царевич.

— Что?.. — не понял Эстин. — Где?..

— В Сумрачном мире, — любезно подсказал Иван.

— Как?..

— Через клятву, которую он принес от имени своего народа, — лукаво стрельнула глазками Эссельте.

— Какую?..

Эстин заподозрил недоброе.

Еще более недоброе почуял он, когда в перепуганных мыслях, не без труда отысканных по темным углам и щелям потрясенного рассудка, прокрутил текст договора.

— Погодите, погодите… — тревожно свел он брови над переносицей, скрестил дрожащие руки на груди, потом сердито спрятал их подмышки и вызывающе воззрился на гостей. — А ведь похожую клятву я где-то уже слышал! Или читал?..

— Читал, скорее всего, — с издевательской учтивостью подсказал Морхольт.

— А… а последнее слово?.. Это… Таман?.. Что оно значит?

— Это триггер-замок для любого долгосрочного заклинания, — снисходительно усмехаясь, просветил короля Агафон. — Но непрофессионалам это ни о чем не скажет.

— П-погодите… — не без основания подозревая, что только что стал жертвой какого-то ужасного заговора, потеряно пробормотал король Эйтна. — Так это что же… клятва была… настоящая?.. Как та, которую принесли несколько веков назад на Круглой поляне сиххё и…

— Да, совершенно верно, — важно кивнул маг.

— А текст ее мы еще с мастером Огрином в детстве проходили, — не преминула ехидно заметить Эссельте. — У нас его наизусть каждый наследник короны знает!

— У нас тоже, — насуплено буркнул Эстин.

— Оставалось только немного подправить клятву, и наказать принцессе читать быстрее, чтобы никто… — маг деликатно не стал уточнять, кто именно, — ничего раньше времени не понял.

— Так что же теперь… — еще более ошарашенный, чем после нападения гайна, проговорил король. — Теперь… действительно… воевать… интриговать… набегать… друг на друга… стало нельзя?!..

— Можно, — поспешила успокоить его Серафима.

И когда увидела, что цели своей достигла, вкрадчиво добавила:

— Только после первого же удара нарушивший клятву тут же оказывается в Сумрачном мире, в компании с гайнами. И уж там-то может воевать, сколько его душеньке будет угодно.

— А остальные гайны, оказавшиеся в плену, всё равно рано или поздно нападут на людей или сиххё, и сразу переместятся в свой родной мир, — довольно улыбаясь, договорил Иванушка. — Их место — там.

— А у нас с сегодняшнего дня началась эпоха вечного мира, — торжественно провозгласил архидруид, и потянул из рук Морхольта подарок неизвестной поварихи Агафонику Великому.

— Дай сюда священную реликвию.

— А если не дам?

— А посохом в лоб?

— А кулаком в ухо?

— А сапогом под коленку?

— А к гайнам?

Обескураженный друид растерянно опустил руки.

— А ВОЛШЕБНОЕ СЛОВО? — театральным шепотом подсказала Серафима.

— Пожалуйста?.. — вопросительно проговорил Огрин. — Отдай нам этот медальон?

— Пожалуйста, — улыбнулся и разжал пальцы герцог. — Возьми.

— Благодарю, — порылся в стариковской памяти и нашел подходящий ответ друид.

— Не стоит благодарности, — склонил голову Руадан.

— Ваш должник… — развел руками старик.

— Всегда к вашим услугам, — отозвался Морхольт.

— М-мда… вечный мир, гайново седалище… — озадаченно-восхищенно заморгал единственным теперь видным из-под бинтов глазом чудесным образом пошедший на поправку Конначта. — Дождались…

На следующее утро на центральном дворе замка антигаурдаковская коалиция готовилась к отлету.

Деловито пересчитывая мешки и корзины с загружаемыми на высохшего за ночь Масдая припасами, поигрывал пальцами на свежезаряженном посохе главный специалист по волшебным наукам.

Любовался новым набором топоров из шести предметов — подарком короля Эстина — Олаф.

Держась за руки, не сводили глаз друг с друга Иван и Сенька, пока ехидный маг не высказал предположение, что, похоже, Друстан за ночь снова сварил какую-то психеделическую гадость и уже успел опробовать на лукоморцах.

Провожатые — Морхольт, Арнегунд, Огрин, Эстин и едва ли не вся популяция сиххё — окружили взлетно-посадочный пятачок и давали напутствия в дорогу и советы по выбору самого быстрого пути, самого удобного воздушного коридора — в таких количествах, что если бы Масдай и его пассажиры попробовали следовать хотя бы четвертой их части, то оказались бы в Вамаяси гораздо раньше, чем планировали.

— Ну, что? — бросив оценивающий взгляд на выкарабкавшееся из-за крепостной стены солнце, оглядела царевна отряд. — Где у нас кто?

— Здесь, здесь!!!.. — раздался обеспокоенный голос из-за спин собравшихся.

Сиххё и люди расступились, и к Масдаю вприпрыжку выскочил нагруженный горой саквояжей и баулов и увешанный вооружением небольшого оркестра Кириан Златоуст.

— Не больше двух, — не медля ни секунды, непререкаемым тоном заявил ковер.

— Но…

— А кто не согласен, может идти пешком.

— Кхм. Но, видишь ли, многоуважаемый Масдай, эти вместилища дорожных принадлежностей…

— Что там, Кириан? — снова из-за сомкнувшихся было спин прозвучал звонкий голосок и, стуча каблучками по гладким камням, запыхавшаяся и взволнованная, в круг выбежала Эссельте. — Что багаж?

— Не принимают, говорят, перевес, — с тайным злорадством и явным облегчением поставил на мостовую все полтора десятка чемоданов и развел руками менестрель.

— Как — перевес? — вытаращила глаза принцесса. — То есть, вы имеете в виду, что я должна побеждать Гаурдака каждый день в одних и тех же туалетах?.. Но ведь это же… бесчеловечно!..

— Ну, хорошо, — ворчливо согласился ковер. — Три.

— Что?!.. Никак не меньше четырнадцати!..

Серафима ухмыльнулась в кулак и возвела горе сверкающие искорками еле сдерживаемого смеха очи.

Третий и последующие этапы сбора наследников Выживших обещали быть не такими уж и скучными, как она надеялась.

В чистом небе Шатт-аль-Шейха, выбеленном обжигающим полуденным солнцем как прошлогодние кости в Перечной пустыне — ни облачка, ни дымки, ни тени. Слабый чахоточный ветерок, апатично вздохнув пару раз утром, пропал, словно его и не было в благословенном калифате от веку веков, и с восходом над городом разлилась и заняла свое привычное место ее величество жара, щедро покрывшая дрожащей марью улицы, переулки, дома, фонтаны, колодцы, лавки, мастерские, караван-сараи, чайханы и базары — вечные и шумные, как водопады, хоть и не видимые отсюда, с северной сигнальной башни дворца — одним словом, весь древний славный город на берегу реки Шейх.

Селим Охотник, грузный старый стражник, утер пот большим носовым платком с коричневого лба, изрезанного арыками глубоких морщин, и потянулся к притулившейся в углу навеса фляжке. Вода в ней, несомненно, за долгие часы караула успела согреться и разве что не вскипеть, но другой у него всё равно не было, а если философски подойти к этому вопросу, то вода горячая и безвкусная на полуденном зное гораздо лучше, чем воды никакой.

Конечно, можно было рискнуть и сбегать вниз — набрать искрящейся в лучах живительной влаги из крайнего фонтана у подножия башни — воду туда подавали непосредственно из подземного резервуара, питаемого родниками — но в свете последних событий во дворце ветеран предпочел бы остаться вовсе без воды, чем быть замеченным внизу во время своего дежурства на башне.

Хотя, конечно, какое там дежурство — сплошная дань традициям (Или, учитывая состояние караульных на пятачке в несколько квадратных метров под символическим матерчатым навесом, скорее, жертвоприношение): кто в своем уме и среди бела дня станет подавать какие-нибудь сигналы, бунтовать или нападать в самое жесточайшее пекло, да еще в преддверии сезона песчаных бурь? А сотнику нашему Хабибулле всё едино, что халва, что гуталин, лишь бы караул-баши отрапортовать: за подотчетный период прошедшего времени входящих сообщений не поступало, исходящих не исходило, актов гражданского неповиновения совершено в количестве ноль мероприятий…