Ведун был правильный, старый, напрочь заросший бородой, как пень мхом. Ему могло быть и восемьдесят, и сорок, и сто, и тысяча лет.

Старик, конечно, догадался, что готовят эти молодые ребята. И в тот момент, когда алая кровь животного хлынула из-под серпа, его морщинистые губы едва заметно улыбнулись…

Рядом, на молодой Королевской Площади, небольшой храм Новых Богов впился в небо двумя тонкими алыми шпилями.

Квендульф не возражал против того, чтобы люди поклонялись разным богам. А городской собор был даже ему по душе. Но почему-то юноше всё равно очень хотелось, чтобы по ходу мятежа этот красный храм загорелся.

Собор — ладно, пусть стоит. Он неплох. Но эти красные шпили надо сбить.

Неясно почему, но эти два шпиля раздражали юношу с того мгновения, когда они с Лейдольвом спрыгнули с баркаса на влажные доски меларнского причала и зашагали в город, навстречу приключениям.

Чтобы не отвлекаться перед боем, Квендульф задумался о Соборе. Отсюда, их комнаты, Собора не видно. Но Квендульф чувствовал его затылком.

Собор стоял севернее, на холме, под защитой древней городской цитадели. Перед собором — квадрат Древней площади. Он вымощен древним бурым камнем, который больше нигде не увидишь — каменоломни Сухих Гор истощились ещё на заре Старой Империи. Оттуда и ударят отчаянные — через чёрный дворцовый парк, отрезая казармы гвардии от багрового оплота узурпатора. А умеренные ударят отсюда — через Мост Пылающих Чаш.

Скоро будет сигнал. И всё решится. Они ударят по королю Ламбкару с двух сторон — и ни спешно набранные, зелёные гвардейцы, ни впавшие в маразм чародеи не смогут спасти узурпатора. Квендульф видел эту битву так ясно, словно она уже произошла. Казалось, достаточно приглядеться получше — и он сможет разглядеть и пылающий Красный Дворец, где уже падают перекрытия, и собственную судьбу, какой она будет наутро.

Но думать об этом было слишком страшно. Поэтому Квендульф не присматривался.

Жар из очага ласкал щёки. Квендульф чувствовал, что в его груди тоже разгорается пламя. И это пламя жаждало прорваться наружу.

Шаги!

Кто-то поднимается по лестнице.

Сами шаги было тихими. Но на лестнице тоже сидели люди. Юноша расслышал, как они поднимаются, шелестят и позвякивают оружием, пропуская гостя.

Значит, друг. Врагов бы так просто не пропустили.

Полог подался в сторону и в комнату вошёл Ингилев.

Квендольф слышал, что он тоже в деле. И предполагал, что Ингилев из умеренных. Но визит всё равно было неожиданным.

В двадцатипятилетнем Ингилеве было немало степной куманской кровь. Он этого особо не стеснялся. Друзья часто называли его Полукуманом.

И сейчас, в зыбком ночном освещении, Ингилев казался чистокровным степняком — соломенные волосы, раскосые глаза, высокие скулы. В соединении с обычным именем настолько экзотическое лицо казалось скорее жутким. Светлые волосы смазаны сверкающим жиром и зализаны за уши, а глаза, как принято у степняков, были подведены чёрными полосками чуть ли не до висков.

Под чёрным плащом — такая же чёрная куртка. Казалось, Ингелев укрыт не одеждой, а самим ночным мраком.

На поясе — рапира, такая же, как у Квендульфа. Отсветы пламени из очага ползали по узкому лезвию и казалось, что между степняком и стеной натянута стальная проволока. Рука в настолько же чёрной перчатке лежала на рукояти рапиры.

Пастырь Регинмод вздрогнул, словно пробудился, и повернул к вошедшему бритую голову с орлиным носом.

— Кони готовы? — спросил он.

— Кони готовы, — словно эхо, отозвался Ингилев. — Но у меня есть вопрос. Один, последний.

— Спрашивайте.

— Я слышал, что наш союзник, монах Сибби, связан с некромантией и другими злыми науками. Я шёл к вам сюда и видел, как трое колдуют в часовне, что у вас под окнами. Одеты, как монахи, но сейчас это ничего не значит. Жгут чёрные свечи и птичьи перья. Я в вопросах веры слаб, магии избегаю. Поэтому хочу знать от вас — насколько опасен такой союзник и не лучше ли порвать с ним, — тут он покосился на часы, — пока у нас ещё есть время?

Пастор поморщился.

— Уважаемый монах Сибби никак не опасней, чем гвардия узурпатора. И — к счастью — он на нашей стороне.

— Я хочу слышать точный ответ. Кто ещё на нашей стороне? Чёрные колдуны? Зелёные дети? Адепты ЗаБога? Кто ещё?

В комнате послышался шорох. Все переглядывались друг с другом.

— Чего он выступает? — пробормотал Леодольф. — Нашёл время! У нас тут последние минуты, а он допрос устроил.

— Испугался, наверное, — сказал сзади кто-то незнакомый. Его лицо было в тени, было только видно, что у него есть усы.

— Вот точно! Трусит, как куман… Драконов боится. Да наш любезный король-узурпатор просто не осмелился бы их выпускать… даже если бы они у него были. Так ведь нет никаких драконов давно. Какие были при Старой Династии — всех в Уккар вы

Но большая часть из тех, кто был в комнате, смотрели и слушали напряжённо. Тревога порхала по комнате.

До ночного боя осталось немного, всего несколько ложек песка. И внезапно — такие вопросы.

Хорошо, если Ингилев испугался и просто пытается так тянуть время. Испугаться и делать глупости — это естественно. И так приятно, когда не ты испуган и глупишь.

А если он и правда не согласен с союзом? И сейчас, в последний момент, уйдёт и своих уведёт. А то и попытается напасть на доброго пастыря… сразу станет не до мятежа.

— Вы почитаете богов, Ингилев? — спросил вдруг пастор.

— Бога и Богиню. Да.

— Это великое достоинство. Но согласитесь — кроме этого достоинства, у вас есть и пороки.

Левая щека Ингилев непроизвольно дёрнулась.

— Они есть у всех, — произнёс он.

— Хотите, — пастор огляделся, — Мы поговорим о ваших. Я получил посвящение и могу принять исповедь у кого угодно.

— Сейчас не время обсуждать мои пороки.

— Видите. А пороки наших соратников обсуждать готовы. Не лучше ли подождать до утра? Кто знает, может быть утром нам будет не до вопросов.

— Одно дело — я, — настаивал Ингилев, — другое — наше дело. Кто на самом деле победит этой ночью? Мы? Монах Сибби? Или те, кому он служит НА САМОМ ДЕЛЕ?

Никто не рискнул шептаться и обсуждать. Но даже Квендульф, хоть и был совсем новичком в этом кругу, понимал, в чём дело.

Монах Сибби был вождём неукротимых. И считал себя вождём всего мятежа. Впрочем, он мог считать себя кем угодно — после победы мы и с ним разберёмся.

В часах оставалась последняя щепотка.

И тут поднялся Лейдольф, сверкая голубыми глазами из-под копны волос белых, как платина. Он был ровесник Ингилева-полукумана, но шире в плечах и на голову выше.

А Квендульф ещё не успел привыкнуть к тому, что ему уже семнадцать. Так что и его друг, и даже тщедушный Ингелев казались ему очень взрослыми.

Лейдольф с лёгкой насмешкой оглядел Ингелева, а потом произнёс:

— В книгах добро обычно побеждает зло, Ингелев. Почти во всех книгах — в духовных, в рыцарских, и в галантных романах, добро побеждает зло. Но есть книги, в которых это не так, — Лейдольф перевёл дух и закончил, — Это исторические хроники. Мы творим историю. Какая разница, какие силы за нас?

— Ты хочешь сказать, что собираешься служить злу? — прямо спросил полукуман.

— Мы собираемся одержать победу! А зло — в Красном Дворце. Осязаемое зло. Которое может сгноить тебя в тюрьме или порвать пополам, как это было принято в Старой Империи!

Полукуман кивнул и повернулся к выходу. Больше вопросов у него не было.

И именно в этот момент в часах пастыря упала последняя песчинка.

— Выступаем, — провозгласил пастырь Регинмод и первым поднялся с кресла. Другие тоже поднимались и готовились к выходу. Длинные чёрные тени замельтешили по стенам. Неожиданный порыв ветра дохнул в открытое окно ароматом горелых перьев.

Запах доносился из той самой часовни.

2. Ур-Шубул, сторож священной библиотеки