Громадные гололитические изображения, вращавшиеся в воздухе над палубой, подчинялись командам примарха. При желании он мог подробно изучить действия трансмехаников, занимавшихся обслуживанием систем «Железной крови», проследить за своими легионерами, что шагали по коридорам в полной выкладке, или проанализировать работу канониров у разрушительных орудийных батарей.

Но сейчас его это не интересовало.

Голубые, как лед, глаза были устремлены в точку, видимую лишь ему. Постороннему наблюдателю показалось бы, что Пертурабо вдруг онемел или застыл в нерешительности. На самом деле в его мозг стекались многочисленные потоки данных, которые шли по украшавшим череп вводным кабелям. В разуме Железного Владыки звучали сотни вокс-каналов, и на многих из них раздавались крики его бойцов. Вопли не имели значения для примарха. Он концентрировался на океане информации, вливавшемся в его сознание во всех мыслимых формах, на картине битвы, создаваемой взглядами с тысячи разных точек. Препарировал эти сведения, вытаскивал из них самую суть. Жизнь и смерть для него свелись к наборам цифр. В чертогах его разума не было места для недостоверных переменных — здесь танцевали только целые числа бытия.

Победа — единица, поражение — ноль. Лишь два возможных результата заботили примарха, и его воины платили жизнями за их определение.

Посредством каналов связи он сам проживал гибель звездолетов. Вот эскорт угодил под энтропийный луч, и вся материя внутри темпорального поля перешла в стабильное тепловое состояние начального уровня. Атомы распались, и корабль исчез в радиоактивном вихре разлетающихся нейтронов, словно мимолетный образ умирающей Вселенной. Древняя, животная часть разума Пертурабо соотносила увиденное с привычными ощущениями, и олимпиец испытывал чудовищную боль, но закрывался от нее. Полагаясь на свой выдающийся ум, примарх обозревал битву и умело направлял корабли, пока его душа пылала от миллиона всевозможных раздражителей.

Иллюминаторов здесь, разумеется, не было. Фронтальную переборку командной палубы покрывали толстые некрашеные бронепластины из пластали с выдавленным на них ухмыляющимся черепом — символом IV легиона. Чтобы воины имели представление о происходящем, на гололитические дисплеи в реальном времени выводилось пикт-изображение Гуганна и пустотной баталии вокруг него.

Вся 125-я экспедиционная флотилия собралась у планеты хрудов для предварительной бомбардировки перед штурмом главного логова чужаков. С каждым днем в систему прибывали новые ксеносы. Большинство проходило мимо, не прерывая странствия, но некоторые оставались, чтобы укрепить оборону своего столичного мира. Их корабли висели над подземным городом в защитном построении, словно лепестки распустившегося цветка.

Звездолеты хрудов, скрытые под несколькими слоями изменчивых темпоральных полей, казались размытыми, почти невидимыми пятнами. Твердотельные снаряды, налетавшие на временные волны, исчезали во вспышках аннигиляции. Казалось, невиданные щиты ксеносов могут пробить только лазерные лучи и боеголовки «Нова», которые детонировали вблизи цели, избегая участи более примитивных средств поражения.

Несколько космолетов темпораферроксов безжизненно дрейфовали в пустоте, удивительно быстро сгорая внутри отказывающих энтропийных полей. Другие оставались неуязвимыми. Из их сверкающих орудийных блистеров вырывались темпоральные лучи, которые словно обволакивали звездолеты Железных Воинов и уносили их в грядущее, к гибели всего бытия. Словно само время, эти суда были необоримым врагом.

Ход со стазисом оказался удачным — слишком удачным. Он все изменил. Хруды обратились в бегство, но, отступая, они сражались.

Слуги Пертурабо выполняли свою работу с бесчувственной эффективностью, характерной для его легиона. Правда, сервы не обладали безжалостной уверенностью своего повелителя и потому тревожно поглядывали на счетчики потерь. Их отвлекали яркие, как молнии, вспышки умирающих звездолетов.

«Железная кровь» сотрясалась от непрерывных залпов батарей макропушек. На поверхности Гуганна перемигивались огоньки разрывов, от которых в разреженной атмосфере расходились концентрические круги пламени. Но зрелище ярости IV легиона не успокаивало космодесантников. Страх поражения, поселившийся в сердцах и умах беспощадных мастеров осады, вновь поднимал уродливую голову.

Пертурабо не замечал этого. Он все глубже погружался в четырехмерную структуру битвы, созданную его разумом на основе входящих данных. Схема, пусть нереальная, помогала примарху отвлечься от вопросов жизни и смерти его бойцов. Война в ней была уравнением, единственным недопустимым решением которого являлся ноль. Каждый ответ больше него округлялся до победной единицы, и Железный Владыка стремился к ней любой ценой.

Экипаж только мешал ему: как бы люди ни старались и ни кричали из своих ячеек управления огнем и сервиторных станций, Пертурабо при каждой возможности вторгался в цепь командования и напрямую отправлял приказы командирам артиллерийских расчетов или технопровидцам в машинное отделение. Иногда он исключал из процесса даже их, лично отдавая распоряжения конкретным сервиторам.

Железные Воины обходились меньшими экипажами кораблей, чем другие легионы. Примарх убрал из иерархии все ненужные ступени, максимально уменьшил количество неулучшенных офицеров и матросов, заменив их космодесантниками. Неквалифицированную работу выполняли полумертвые киборги. Пертурабо не желал, чтобы посты легата и адмирала или боевого капитана и командира корабля занимали «обычные» люди. Кузнецы войны служили одновременно костяком легиона и флота, что позволяло Железному Владыке самому следить за всем, как он и хотел.

— Как наверху, так и внизу, — процедил примарх сквозь сжатые зубы.

Его ум действовал невероятно стремительно, быстрее самого лучшего когитаторного комплекса Механикум, но все равно недостаточно. Если бы не абсолютное упрямство Пертурабо, он уже признал бы, что легиону противостоит слишком много хрудов. Молот Олимпии смотрел поражению в лицо, но отказывался принимать его.

Рои чужаков прибывали со всех миров Глубин Сак’трады— не только с Гуганна, но и с других планет диковинного скопления. Между владениями ксеносов не имелось очевидных линий связи — ни единого намека, что враги обмениваются информацией, — и все же после применения стазисной бомбы на Гуганне хруды начали массовое выдвижение.

Сначала примарх счел их панику признаком грядущей победы. Он уже предвкушал, как завершит кампанию, истребив убегающих чужаков. Вышло иначе: миллиардные орды темпораферроксов проходили из сектора сквозь позиции Пертурабо.

Железных Воинов давили числом.

Первыми возникли отряды налетчиков, переброшенные сквозь время и пространство сфокусированными пучками темпоральной энергии. Многие хруды, следуя врожденным повадкам, попытались спрятаться на кораблях 125-й флотилии. В качестве целей они хитроумно выбрали транспортники штрафной ауксилии легиона, но там чужаков ждало такое же истребление, как на звездолетах Астартес. Ежечасно по палубам армады Пертурабо проходили команды зачистки, выискивая паразитов, которые преодолели границы реальности и обосновались в укромных уголках.

Следом появились миграционные суда — странные объекты, покрытые слоями грибковой материи, насколько удалось понять при наблюдении сквозь их нуль-временные маскировочные щиты. Сотни таких кораблей проскользнули через пикеты флота легиона, окружавшие субсектор.

Но худшее ждало впереди. Ксеносы припасли еще один, последний сюрприз.

— Посмотрите на планету! На планету!

В голосе младшего офицера звучал такой страх, что даже Пертурабо отвлекся от лавины данных. С палубы под ним доносились все новые крики. Воображаемая схема боя медленно расплылась перед глазами примарха, и он вместе с подчиненными взглянул на Гуганн.

Мир словно распухал, а по его измученной поверхности бежали гигантские разломы. Вокруг сместившихся участков планетарной коры загорались и гасли оранжевые полосы магмы — таинственное воздействие хрудов ускоряло охлаждение лавы, но затем нечто, поднимавшееся изнутри, вновь раскалывало мантию, и сияние вспыхивало снова.