Чертовски обидно, что очередной мужчина считает меня чокнутой сумасшедшей, пусть даже этот мужчина беглый преступник. Так неприятно, что горло сдавливает от спазма и к глазам подступают непрошенные слёзы, но я усердно давлю их в себе, стирая рукавом толстовки успевшую выступить на глазах влагу.

Бросаю взгляд на Молота. Он сидит на стуле и пытается перевязать рану на своём боку, но получается у него это так себе, честно говоря. Мне даже становится немного жаль этого здоровяка, когда я вижу, как он пыхтит и тяжёло дышит, пытаясь обмотать вокруг себя бинт.

— Давайте я вам помогу, — не сдержавшись, подскакиваю с места и подхожу к мужчине.

— Не надо, — грубо бросает, даже не поднимая на меня взгляда. — Сам справлюсь.

Вот же баран упёртый. От злости так и хочется топнуть ногой и уйти, и пусть себе пыхтит дальше. Но я почему то этого не делаю.

— Ну хватит упрямиться. Вам же неудобно самому. Ну я же вижу.

Не дожидаясь ответа, выхватываю из рук мужчины бинт и пока он не успел опомниться, резко падаю рядом с ним на колени, но, не рассчитав усилий, срываюсь и валюсь всем телом прямиком на голый живот Молота.

— Чёрт! — рявкает, обхватывая мои запястья и отталкивая в сторону ладони, лежащие на его прессе. — Сказал же тебе, что сам.

— Извините, — бормочу, в страхе вглядываясь в перекошенное злостью лицо мужчины.

— Я… я просто хотела помочь… Вам неудобно было самому.

— На улицу выйди! Живо!

Мужчина буквально выплёвывает последние слова, и я тут же вскакиваю на ноги, молниеносно вылетая во двор. Меня всю колотит, и я обнимаю себя руками, пытаясь успокоиться. Не понимаю причины его агрессии. Я же не сделала ничего плохого. Просто пыталась помочь.

Чёртов мужлан! Бессердечная громила!

Ну а чего ты хотела, Леся? Он же преступник! Убийца! Наверно я и правда дура, раз забыла, с кем имею дело.

Меня всё ещё трясёт, когда я бросаю взгляд на тропинку, ведущую в лес. Кажется, по этой тропинке мы шли, когда Молот похитил меня из мотеля. По идее, она должна вести к трассе. Сумасшедшая идея мелькает в мозгу моментально, как вспышка молнии в грозу.

Опасливо оборачиваюсь в сторону хижины, стараясь прислушаться к исходящим оттуда звукам, но внутри тихо. Сейчас или никогда. Другого шанса мне может больше не выдаться. Я не верю в слова Молота, что он отпустит меня, когда придёт время покинуть хижину. А только что произошедшая ситуация только лишний раз доказала, что я имею дело с жестоким беспринципным человеком. Наверняка он прикопает меня в этом же самом лесочке, чтобы избавиться от ненужного свидетеля. Он же убийца, для него моя жалкая никчёмная жизнь не стоит и выеденного яйца. Или же он и дальше будет использовать меня как живой щит, прикрываясь от полиции. Ну а что, очень удобно. Если правоохранительные органы всё же выйдут на его след, то не станут стрелять, увидев в его руках заложника, а если и станут, то он запросто сможет прикрыться мной от пули. Гнусный мерзавец.

Я начинаю кипеть от ярости только лишь представив в голове эту картину. Чёрта с два я добровольно отдамся в лапы этому мерзкому бандюгану. Последний раз бросаю взгляд на хижину и, убедившись, что за дверью всё ещё тихо делаю решительный шаг к тропинке и тут же срываюсь на бег, со всех ног несясь в сторону леса.

Я дура. Настоящая идиотка. Чем я вообще думала, когда как шальная неслась в этот чёртов лес? Правильно, Леся, на тебя все мужчины как на психованную смотрят. Да и не только мужчины. Ты и есть сумасшедшая.

Что вообще было в моей голове, когда я решилась на побег? Да я же даже представления не имею, в какой стороне эта чёртова дорога. Брожу по этому треклятому лесу уже несколько часов, и кажется вместо того, чтобы выйти к трассе, ухожу только глубже в чащу.

За это время уже успевает стемнеть, и видимость становится нулевая. И дождь этот проклятый до сих пор льёт. Я снова мокрая насквозь и замёрзла ужасно. Ночью сейчас температура почти до нуля доходит.

От страха и холода меня трясёт настолько сильно, что зубы клацают друг об друга как марракеши в руках у разошедшегося ложкаря.

Страшно. Господи-божечки, как же здесь страшно. Мне то и дело начинают чудиться какие-то шорохи, и я вздрагиваю как шальная, каждый раз, когда наступаю на ветку, и та трещит под моими ногами. Моя паранойя разыгрывается уже до такой степени, что мне то и дело чудятся чьи-то силуэты среди веток густого кустарника.

Господи, если даже я не замёрзну тут от холода и голода, то умру от остановки сердца это точно.

Глупая, глупая Леся! Не надо было сбегать на ночь глядя, если не знаешь дороги!

Ведь Молот столько раз при мне доставал карту местности. Ну что мне стоило пододвинуть стульчик поближе и тоже изучить маршрут, чтобы знать хотя бы в какую сторону пятками сверкать. А вдруг здесь вообще маньяк какой-то шастает по этому чёртову лесу?

Точно! А может мне вообще все эти шорохи не чудятся, и где-то рядом со мной ходит серийный преступник?! Чикатило, между прочим, как раз в лесополосе убивал. Это будет самая нелепая смерть, ты побьёшь все возможные рекорды по тупости, Леся. Сбежать от одного убийцы, чтобы тебя тут же расчленил другой.

Так мой бандит меня хотя бы не трогал. Ну, подумаешь, наорал пару раз. Нет, надо срочно возвращаться обратно. Лучше пусть Молот, как и грозился, привяжет меня к кровати. Зато буду лежать в тепле и сухости. Ну, если быть точной, то не в сухости, потому что ходить мне, видимо, придётся под себя, меня же предупреждали.

Да плевать, это всё равно лучше, чем тут бродить.

Окончательно убедившись в том, что надо возвращаться обратно, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и тут же замираю, чувствуя, как глаза наполняются слезами, а горло сжимает в стальные тиски удушающего отчаяния.

Я не знаю в какой стороне хижина. Вообще не помню, даже примерно. За те часы, что я брожу по лесу, я столько раз петляла и сворачивала, что окончательно запуталась, где север, а где юг.

Меня накрывает волной такой сумасшедшей паники, что кажется я вот-вот упаду в обморок. Даже голова начинает кружиться. Я уже не пытаюсь сдерживать себя и начинаю громко рыдать, слушая, как мой голос эхом разносится по ночному лесу.

В этот же момент слышу за спиной шелест мокрых листьев и, резко развернувшись, в ужасе округляю глаза.

В десятке шагов от меня из-за веток густого кустарника торчат огромные рога, и до меня доносится тяжёлое пыхтение страшного зверя, наблюдающего за мной из-за своего укрытия.

— М…мам…ма… — шепчу одними губами, пятясь спиной назад, а в следующий момент срываюсь на бег и несусь в неизвестном направление, раздирая горло бешеным ором — МАМА!!! МАМОЧКА! ПОМОГИТЕ! УБИВАЮТ! ЧУДОВИЩЕ.

Я несусь почти вслепую, вообще не разбирая дороги. Мокрые ветки хлещут мне в лицо, но я не обращаю на них внимания. В голове бьётся одна единственная мысль: «Бежать. Бежать как можно быстрее. Не оглядываясь и не останавливаясь ни на секунду».

При этом мне всё время кажется, что страшное животное продолжает меня преследовать. Оно точно где-то близко, вот-вот догонит и сожрёт меня вместе с этими чёртовыми галошами. В конце концов, моя психика не выдерживает такого накала, и я на бегу оборачиваюсь назад, чтобы убедиться в отсутствии слежки. В тот же момент моё тело врезается во что-то твёрдое и тёплое.

Замерев на месте, поворачиваю дрожащую как у эпилептика голову на остановившее меня препятствие и упираюсь взглядом в мощное тело.

Ну всё. Вот и он. Маньяк.

Дурочка мелкая. Сбежала. Мля. Ну за что мне это наказание? Да, святым я никогда не был, но не до такой же степени. Когда заканчиваю обрабатывать и перевязывать рану, и выхожу из хижины, чтобы позвать назад Лесю, которая должна была топтаться где-то рядом, обнаруживаю, что девчонки нет.

Еще и ускакала полураздетая, дура, блин. Осенью в незнакомом лесу, в дождь, да еще и в темноте она точно не выживет.