— Правду, только правду и ничего, кроме правды, — улыбка папы стала гораздо шире, хотя он и пытался ее спрятать. — Похоже, ты у меня уже совсем взрослая, дочка.

По пути мы говорили на простые, обычные темы — о том, что ветер уже который день поднимается, а дождевые тучи так и не нагонит. О том, что мы так поспешно уехали с обеда, что мама еще долго будет делать вид, что обижена. Наверное, на пару дней ее ворчания точно хватит. Мы обсудили еще массу других мелочей, и в какой-то момент я поняла, что успокаиваюсь, внутренне отпускаю от себя то, что увидела в кабинете.

Медленно выдохнула. Поймала внимательный взгляд отца и кивнула ему. Он понял. Ничего не спрашивал, просто кивнул в ответ и замолчал, отдав все внимание дороге и своим мыслям.

— Пап, — спросила я, когда машина въехала во двор и до нашего расставания оставались считанные минуты. — А тот… бородатый… С ним что?

— А что с ним может быть? — остановив машину у моего подъезда, отец развернулся ко мне. — Он же буйный. И хотел покончить с собой. Вот пусть и подлечится, успокоит нервы.

— Спасибо! — поцеловав отца в щеку, я выпорхнула из авто.

Папа уехал, я помахала ему рукой, а потом обернулась и заметила на лавочке у подъезда Мурзика.

— Прости, — подойдя к нему, повинилась я. — Но я снова забыла купить тебе корм.

Мурзик вильнул хвостом и отвернулся. Я хотела его погладить, но он дернул мордочкой, словно все понимая и затаив обиду. Так я и застыла с протянутой рукой, а потом медленно убрала ее за спину.

— Да, подруга, — услышала я голос Ларисы и заметила ее, идущую по дорожке и активно размахивающую двумя большими пакетиками кошачьего корма. — Только теперь я поняла, что фраза «загладить свою вину» может означать элементарное поглаживание мордатого зажравшегося кота, а не исправление людских ошибок.

Мордатый кот фыркнул и принялся, облизывая лапку, умываться. И увлеченно занимался этим делом, пока Лариса доставала из сумочки формочку из фольги и вскрывала пакетик с кормом. А вот стоило ей выложить еду, он решил, что достаточно позлился и достаточно чистый для того, чтобы отведать столь дорогой трапезы.

А то, что кто-то там его мордатым обзывает, так пусть себе говорит. Он стерпит. Он вообще терпеливый. Тем более что если он сдержится и не отомстит, ему отдадут и второй пакет корма. А он вкусный, мур-к… мур-р-к… сегодня быть добрым котиком выгодней… мурк-мур-р-к…

— Ты смотри, как размурчался, — рассмеялась Лариса, наблюдая за полосатым. — И ведь такой умилительный, что ему даже наглость можно простить. И все разрешить.

— Да уж, — поддакнула я.

Лариса перевела на меня взгляд и нахмурилась. Вскрыв второй пакет с кормом, она высыпала его в опустевшую формочку и выбросила мусор в урну.

— Так, подруга, — перекинув косу с одного плеча на другое, она подхватила меня под руку. — Давай договоримся: я тебе — вкусный чай, а ты мне — подробный рассказ о том, что случилось.

Мне как раз не хотелось вдаваться в подробности, но я даже не успела качнуть головой, как Лариса почувствовала, что я готовлю отказ.

— А так? Мур… — Она состроила умилительную мордочку, растянув губы в улыбке и сдвинув домиком светлые брови, а вдобавок еще и фыркнула. — Мур-мур…

Услышав мой смех, Лариса приняла его за согласие. В общем, за что ей было удобней, за то она его и приняла.

Чтобы скорей закрепить наши договоренности, она практически на буксире потащила меня в подъезд, а чашку с чаем я получила в коридоре, даже не успев разуться. Только присела на пуфик, а уже чашка в руках.

Чай был едва горячим. С пакетика. Черным, хотя я люблю зеленый. Но сделан был от души и с таким старанием, что трудно угостившему в чем-либо отказать. Я задумалась над тем, есть ли моменты, которые разглашать не стоит, и пришла к выводу, что наоборот лучше предупредить Ларису. А то разовьет активность со своими неугомонными бухгалтерами, раструбит в сетях о случае с Прохором, а ведь папа просил не вмешиваться…

— Ну что мне… — услышала нетерпеливое нытье подруги над головой, — хвостиком повилять, как Мурзик?

— Давай! — позволила я и села с удобством.

И расхохоталась, когда Лариса перекинула длинную косу себе за спину и, взявшись за нее, показала светлый хвостик. Сначала с одного бока. А потом и с другого.

Ну, теперь-то выбора не было.

Теперь точно пришлось рассказывать.

Даже те моменты, которые вспоминать не хотелось…

— Бородатый, значит… — выслушав до конца, пробормотала Лариса. — Слушай, а нельзя там как-то приплатить психиатру, чтобы его побрили?!

— Может, лучше сделали эпиляцию?

— Хорошее предложение, — похвалила Лариса и мечтательно протянула: — Вот бы еще и в интимной зоне…

Субботний день был нервным и стрессовым, а вечер прошел за веселым обсуждением тысячи и одного метода лишения «бородатого борова чести». Если, конечно, допустить мысль, что она у него где-то там затерялась. Я такую мысль отмела напрочь и сразу, а Лариса начала ныть, что вот, мне даже пофантазировать лень.

— Хорошо, — предложила я, — твои варианты?

— Ну… — после долгой паузы, за время которой я успела не только приготовить вкусный зеленый чай, но и насладиться им, сказала Лариса. — Возможно, если бы мы применили клизму…

На этот раз моя фантазия прямо таки зафонтанировала идеями и, пожелав спокойной ночи подруге, я ушла к себе в комнату. Я слышала, как на кухне несколько раз громко хлопала дверь холодильника, но есть не хотелось, более того, я радовалась, что ограничилась на ужин лишь чаем. А то так и представлялось… так и виделось… так и мерещилось…

А тут еще Мурзик принялся с каким-то котом выяснять отношения. Пришлось встать, выйти на балкон и начать выяснять отношения с ним. Мурзик притворялся глухим и менять место разборок не собирался — мол, и что, что окна мои? На них горланить одно удовольствие, других подходящих во всем дворе не нашлось! Своим пронзительным ором он настаивал именно на этой версии до тех пор, пока…

— Больше никогда не куплю тебе «Вискас!» — крикнула я в темноту.

Кот замолчал. А потом неуверенно стал завывать снова, но…

— И Ларису подговорю не тратиться на тебя! — добавила я.

Мурзик притих. Посмотрел на своего соперника и, дерзко махнув хвостом, увел его за собой в темноту.

— Собаки умные, — прокомментировала я, немного шокированная происходящим, — а коты хитрые и продуманные.

Я легла спать, сон был легким и увлекательным, как перо бабочки, и каким-то очень приятным. А потом как надавило что-то, и стало так тяжело и неуютно, и…

— Ты чего? — открыв глаза, я недоуменно взглянула на Ларису, сидящую на моей кровати и по самые брови обмотанную теплым одеялом.

Видимо, когда она деликатно спихивала меня с кровати, чтобы разместиться рядом, меня и накрыло кусочком ее одеяла. Такое поведение, с учетом, что кровать моя, на дворе жаркое лето, а на улице едва забрезжил рассвет, было странным.

— Да вот, задумалась… — пробормотала она через одеяло. — Я постоянно жру, на диете еще ни одной недели не продержалась… Ев, какая из меня модель?

— Для этого проекта самая подходящая, — зевая, заверила я и попыталась перевернуться на другой бок, но рука в одеяле меня удержала.

— А что, если я не справлюсь? Ты знаешь, мне кажется, я для этого просто не создана…

— Я в тебя верю, — отчаянно давя зевок, успокоила я. — И потом, я тоже не считаю, что создана для того, чтобы пальцы веером растопыривать. Но ничего. Папа сказал, что в любом случае — это опыт.

— Кирилл Антонович просто так никогда не скажет, — приободрилась Лариса и встала с кровати. — Все! Поверю ему и пойду спать!

— Молодец! — перекрутившись на другой бок, похвалила я.

Впрочем, верила Лариса недолго. А я, соответственно, так же недолго спала. В какой-то момент она и ее одеяло снова появились у меня в комнате и на кровати.

— Ев… — сказали они.

«Они», потому что Лариса по-прежнему использовала одеяло, как паранджу.