Удивительно, но в ее мечтах не было ни стертых в кровь от гребли задницы и рук, ни бесконечных туч кусачих мошек, ни тумана, такого плотного, что вместо земель, о которых пели песни, видны лишь мимолетные проблески, и те – суровые болота, да непролазные чащи. А такого добра и в Гетланде хватает.

– Я надеялась на что-то более захватывающее, – проворчала Колючка.

– Так всегда с надеждами, – пробормотал Бренд.

Она совсем не простила его за унижение перед королевой Лаитлин, или за все падения в холодную воду гавани Ройстока, но ей пришлось мрачно фыркнуть в знак согласия.

– Прежде, чем мы вернемся этим путем обратно, захватывающего будет достаточно, – сказал Ральф, подталкивая рулевое весло. – Захватывающего будет столько, что ты будешь молить о скуке. Если выживешь.

Мать Солнце погружалась за неровные вершины деревьев, когда Отец Ярви приказал вытащить Южный Ветер на берег на ночь, и Колючка смогла наконец осушить весло, грубо бросив его Бренду на колени и потирая покрытые волдырями ладони.

Спотыкающейся, напряженной толпой они вытащили корабль из воды за веревку на носу. Земля здесь была такой болотистой, что сложно было определить, где кончается река и начинается берег.

– Соберите дров на костер, – крикнула Сафрит.

– Сухих дров? – спросил Колл, продираясь через трухлявые обломки, загромоздившие берег.

– Они обычно горят легче.

– Не ты, Колючка. – Скифр стояла, прислонившись к одному из запасных весел корабля, лопасть была высоко над ее головой. – Днем ты принадлежишь Ральфу, но на закате и на рассвете ты моя. Когда светло, мы должны использовать каждую возможность потренироваться.

Колючка покосилась на мрачное небо, низко прижавшееся к мрачной земле.

– Вы называете это светом?

– Будут ли твои враги ждать до утра, если смогут убить тебя в темноте?

– Какие враги?

Скифр прищурилась.

– Настоящий боец должен всех считать врагами.

Что-то вроде этого Колючка постоянно весело заявляла своей матери. Произнесенное кем-то еще, оно звучало совсем не весело.

– И когда я буду отдыхать?

– Часто ли в песнях о великих героях поют об отдыхе?

Колючка посмотрела, как Сафрит раздавала членам команды плоские буханки хлеба, и ее рот наполнился слюной.

– Иногда в них поют о еде.

– Тренироваться на полный желудок тяжело.

После дня соревнования с Брендом на весле даже у Колючки осталось мало задора. Но она полагала, что чем раньше они начнут, тем раньше закончат.

– Что будем делать?

– Я попытаюсь тебя ударить. Ты пытайся избегать ударов.

– Веслом?

– А почему нет? Суть поединка в том, чтобы бить и избегать ударов.

– Сама бы я до этого не додумалась, – проворчала Колючка.

Она даже не задохнулась, когда Скифр дернула рукой и ударила ее по щеке. Она начала привыкать.

– Тебя будут бить, и когда получишь удар, его сила не должна сбить тебя с ног, боль от него не должна тебя замедлить, шок от него не должен вызвать у тебя сомнения. Ты должна научиться бить без жалости. Ты должна научиться бить без страха. – Скифр опустила весло так, что лопасть порхала на уровне груди Колючки. – Но я советую тебе избегать ударов. Если сможешь.

Определенно Колючка пыталась. Она уклонялась, качалась, скакала и перекатывалась. Потом спотыкалась, шаталась, поскальзывалась и барахталась. Для начала она надеялась уклониться от весла и сбить Скифр с ног, но вскоре поняла: чтобы даже просто уклониться от него, нужна каждая толика ее разума и энергии. Весло бросалось на нее отовсюду, било ее по голове, по плечам, тыкало ее в ребра, в живот, заставляло ее хрипеть, задыхаться и вопить, когда оно подрезало ее ногу и роняло Колючку на землю.

Запах варева Сафрит тянул ее за стонущий живот, члены команды ели и пили, тянули пальцы к теплу огня, вальяжно разваливались на локтях, наблюдали, хихикали, делали ставки на то, сколько она протянет. Когда от солнца остался лишь бледный отсвет на западном горизонте, Колючка промокла насквозь, покрылась грязью от кончиков пальцев до макушки, была вся в синяках и каждый вдох разрывал ее вздымающуюся грудь.

– Хочешь попробовать ударить меня? – спросила Скифр.

Если и было что-то, что могло заставить Колючку с радостью снова схватиться за весло, так это возможность огреть им Скифр.

Но у старухи было на этот счет иное мнение.

– Бренд, притащи мне тот прут.

Он выскреб остатки из плошки, встал, завернутый в одеяло и принес что-то, облизывая зубы. Прут из грубо выкованного железа, длиной примерно с меч, но примерно впятеро тяжелее.

– Спасибо, – сказала Колючка голосом, сочащимся ядом сарказма.

– Что я мог поделать?

Она думала лишь о его беспомощном виде, в точности таком же, как тогда на берегу возле Торлби, когда Хуннан поставил против нее троих парней и убил все ее мечты.

– А что ты обычно делаешь? – Наверное не справедливо, но она и не чувствовала, что хочет быть справедливой. Как будто к ней кто-то был когда-то справедлив.

Он наморщил лоб, открыл рот, словно хотел что-то выкрикнуть в ответ. Потом, похоже, передумал и вернулся к огню, плотно укутываясь в одеяло.

– Да! – крикнула она ему вслед, – вали и сиди! – немощная попытка насмехаться, раз уж больше ей ничего не приходило в голову.

Скифр закрепила щит на руке.

– Ну, что? Ударь меня.

– Этим? – Даже поднять эту чертову штуку было тяжело. – Я бы лучше веслом.

– Для бойца все должно быть оружием, помнишь? – Скифр постучала кончиками пальцев Колючке по лбу. – Все. Земля. Вода. Камень. Голова Досдувоя.

– Чё? – проворчал гигант, подняв голову.

– Это точно, из головы Досдувоя получится ужасное оружие, – сказал Одда. – Твердое, как камень и такое же однородное.

Некоторые захихикали, но для Колючки смех стал похож на иностранный язык, когда она взвесила железный прут в руке.

– Сейчас это твое оружие. Оно укрепит твою силу.

– Я думала, что не смогу победить силой.

– Ты можешь проиграть слабостью. Если сможешь двигать этим прутом достаточно быстро, чтобы меня ударить, твой меч будет быстрым, как молния, и столь же смертоносным. Начинай. – Скифр широко раскрыла глаза и сказала, пискляво подражая голосу Колючки: – Или задание не честное?

Колючка выпятила челюсть даже сильнее обычного, встала в стойку и с боевым кличем принялась за работу. Получалось совсем не очень. Несколько взмахов, и ее рука уже горела от плеча до кончиков пальцев. Она крутилась вслед за прутом, вырывая огромные комья грязи из земли, один из которых упал в костер, подняв сноп искр и рев недовольства от команды.

Скифр плясала свой шаткий танец, с прискорбной легкостью уклоняясь от неуклюжих попыток Колючки и давая ей свалиться вперед, иногда отбивая прут толчком щита, выкрикивая инструкции, которые Колючка едва могла разобрать, не говоря уже о том, чтобы исполнить.

– Нет, нет, ты пытаешься вести, а должна следовать за оружием. Нет, работай запястьем. Нет, локоть ближе. Оружие это часть тебя! Нет, наклоняйся, сильнее, вот так. Нет, плечо вверх. Нет, ноги шире. Это твоя земля! Владей ей! Ты королева грязи! Еще раз. Нет. Еще раз. Нет, нет, нет, нет, нет. Нет!

Колючка вскрикнула и отбросила прут на мокрую землю. Скифр тоже вскрикнула, врезалась в нее щитом, и Колючка растянулась на земле.

– Никогда не опускай защиту. В этот миг ты умрешь. Ты поняла?

– Поняла, – прошипела Колючка сквозь сжатые зубы, пробуя кровь на вкус.

– Хорошо. Посмотрим, может в левой руке у тебя остроты побольше.

К тому времени, как Скифр недовольно крикнула отбой, Отец Луна уже улыбался в небе, и ночь была шумной от странной музыки лягушек. За исключением тех, кто был в дозоре, команда спала шумно, завернувшись в одеяла, меха и шерсть, а в лучших случаях в мешки из шкуры тюленя, поднимая гром храпа и пара от дыхания в красноватом свете умирающего огня.

Сафрит сидела, скрестив ноги, и положив руку на песочные волосы Колла, который спал, положив голову ей на колени. Его веки дергались во сне. Она подняла плошку.