Он попытался глубоко вдохнуть, но несколько ребер были сломаны, так что он выбрал кислородное голодание вместо боли. Боже, спасибо вниманию захватчиков, все болело, как черт знает что, но, по крайней мере, лессер залатал огнестрельную рану.

Чтобы продлить допрос.

Его утешало лишь то, что ни слова о Братстве не вылетело из его рта. Ни слова. Даже когда садист принялся за ногти и промежность. Он скоро умрет, но, во всяком случае, когда попадет на небеса, сможет спокойно взглянуть в глаза Святому Петру, зная, что он никого не предал.

А что, если он уже умер и попал в ад? Так вот оно в чем дело? Учитывая все то дерьмо, что он творил на земле, неудивительно, что он оказался у врат ада. Хм, но в таком случае, его мучитель должен иметь рога, как все демоны, да?

Отлично, он заигрывает с Луни Тьюнзом.

Пошире раскрыв глаза, он решил, что пора отделить реальность от бреда. Он почувствовал, что, скорее всего, это его последние минуты в сознании, поэтому провести их нужно с пользой.

В глазах все плыло. Руки… ноги…ага, прикованы. И он все еще лежал на чем-то твердом, хм, на столе. В комнате было… темно. Судя по противному запаху, он был в подвале. Электрическая лампочка осветила… да, пыточные инструменты. Дрожа, он отвел взгляд от разложенных острых предметов.

Что это за звук? Приглушенный рев. Становится громче. И громче.

Как только рев прекратился, дверь наверх открылась, и Бутч услышал, как мужчина пробормотал: «Мастер».

Донесся тихий, невнятный ответ. Затем последовал разговор, кто-то ходил кругами, поднимая пыль с половиц. В конце концов, еще одна дверь отворилась со скрежетом, и заскрипели ступеньки.

Бутч покрылся холодным потом, и прикрыл веки. Через мелкие щелки между ресницами он смотрел на приближающихся к нему.

Насколько Бутч знал, первого парня — пытавшего его лессера, который работал в Академии боевых искусств Колдвелла — звали Джозеф Ксавье. Другой был с головы до ног закутан в ярко-белую мантию, целиком закрывавшую лицо и руки. Выглядел он, как монах или священник.

Конечно, священника здесь быть не могло. Ощущая энергетику этого человека, Бутч не мог сдержать отвращения. Что бы ни было под этой мантией, оно было концентрированным злом, тем, что побуждает серийных маньяков и насильников, убийц и людей, избивающих своих детей — ненависть и злоба в чистой, незамутненной форме.

Страх Бутча взлетел до небес. Он мог вынести избиение: боль была адской, но до определенной грани, за которой сердце уже перестает биться. Но что бы не скрывалось за этой мантией, оно хранило великое таинство мук, сравнимых с библейскими. Как он это понял? Его тело словно взбунтовалось, инстинкты кричали: «беги!», «спасайся!»… «молись!».

Нужные слова пронеслись у него в голове. Господь — пастырь мой. Не будет у меня нужды ни в чем…

Капюшон существа в мантии повернулся в сторону Бутча бесхребетным движением совиной головы.

Бутч опустил веки и наспех читал двадцать третий псалом. Быстрее…нужно быстрее читать молитву. Он укладывает меня, на воды тихие приводит меня. Душу мою оживляет, ведет меня путями справедливости ради имени Своего.

— Это тот самый мужчина? — раскатистый голос путал Бутча, сбивал с ритма: это был резонанс и эхо, сверхъестественное искажение из научно-фантастических фильмов.

— В его пушке были пули Братства.

Вернись к псалму. И читай его быстрее. Даже если иду долиной тьмы — не устрашусь зла…

— Человек, я знаю, что ты очнулся. — Отражающийся эхом голос раздался около уха Бутча. — Посмотри на меня, узнай Хозяина своего захватчика.

Бутч открыл глаза и, повернув голову, нервно сглотнул. Лицо, взирающее на него, была чернее черного, тень, восставшая к жизни.

Омега.

Дьявол рассмеялся.

— Так ты знаешь, что я такое, не так ли? — Он выпрямился.

— Он выдал тебе, что нужно, Старший Лессер?

— Я еще не закончил.

— О, значит нет. А ты хорошо с ним поработал, учитывая, насколько он близок к смерти. Да, я чувствую, она уже идет за ним. Так близко. — Омега опять наклонился и вдохнул запах, исходящий от Бутча. — Примерно через час. Или даже меньше.

— Он будет дышать столько, сколько я этого захочу.

— Нет, не будет. — Омега начал обходить стол по кругу. Бутч следил за его движениями, а страх становился все теснее и напряженнее, усиливаясь от круговых хождений Сатаны.

Дрожь прекратилась в ту же секунду, когда он остановился у противоположного конца стола. Прозрачные руки поднялись, и, схватив капюшон белой мантии, откинули его назад. Сверху замерцала электрическая лампочка, будто черная материя засасывала свет.

— Отпустите его, — сказал Омега, и его голос, как волны заструился в воздухе. — Оставьте его в лесу. Другим скажите держаться от него подальше.

Что? Пронеслось в голове Бутча.

— Что? — произнес Старший Лессер.

— Непоколебимая преданность — одна из слабостей Братства, не так ли? Да, парализующая верность. Они предъявят права на свою собственность. Это в них от животных. — Омега вытянул руку вперед. — Нож, пожалуйста. Я сделаю человека полезным для нас.

— Вы же сказали, что он умрет.

— Да, но я дам ему пожить еще немножко. Это дар. Нож.

Глаза Бутча широко распахнулись, когда восьмидюймовый охотничий нож перешел в другие руки.

Омега положил руку на стол, прижал лезвие к кончику пальца и надавил. Раздался треск, будто резали морковь.

Он наклонился к Бутчу.

— Куда же спрятать, куда же спрятать…

Когда нож поднялся и навис над животом Бутча, тот закричал. Он продолжал кричать, пока на животе делали небольшой надрез. А затем Омега взял частичку себя, черный палец.

Бутч сопротивлялся, борясь с путами. Ужас распахнул его глаза так, что давление на зрительный нерв почти ослепило его.

Омега засунул кончик пальца в живот Бутча, а затем, нагнувшись, подул на свежую рану. Рана закрылась, плоть срослась. И сразу же Бутч почувствовал гниль внутри себя, ощутил движение зла, распространяющегося по нему.

Глаза наполнились слезами, и они потекли по израненным щекам.

— Освободи его.

Старший Лессер принялся снимать цепи, но когда они спали, Бутч осознал, что не мог двинуться. Его парализовало.

— Я отнесу его, — сказал Омега. — И он выживет, вернется назад к Братству.

— Они учуют вас.

— Возможно, но они все равно заберут его.

— Он им расскажет.

— Нет, потому что не вспомнит. — Лицо Омеги наклонилось к Бутчу. — Ты не вспомнишь абсолютно ничего.

Когда их взгляды встретились, Бутч почувствовал родство между ними, смог ощутить связь, схожесть. Он оплакивал свое осквернение, но еще больше Братство. Они подберут его. Попытаются помочь ему, насколько смогут.

Он был уверен, что, в конечном счете, предаст их.

Но, возможно, Вишес или остальные Братья не найдут его. Да и как они смогли бы? И без одежды он, наверняка, быстро умрет от охлаждения.

Омега протянул руку и стер слезы со щек Бутча. Мерцание влажных капель переливалось на этих полупрозрачных черных пальцах, и Бутч захотел вернуть назад свое. Поднеся руки к губам, Сатана смаковал боль и страх Бутча, облизывая… посасывая.

Отчаяние лишило Бутча памяти, но вера, от которой он думал, что отрекся, выдала еще одну строчку из псалма: Пусть только благо и милость сопровождают меня все дни жизни моей, чтобы пребывать мне в доме Господнем долгие годы.

Но сейчас это невозможно, правда? Внутри него было зло, под его кожей.

Омега улыбнулся, не важно как, но Бутч знал это.

— Жаль, у нас совсем не осталось времени, ты слишком хрупок сейчас. Но в будущем для нас еще будут возможности. То, что я объявляю своим, всегда возвращается ко мне. А сейчас спи.

И тогда Бутч отключился.

— Ответь на чертов вопрос, Вишес.

Вишес отвел взгляд от Короля, когда дедушкины часы в углу кабинета начали бить. Остановились они на четырех ударах, а значит сейчас четыре часа дня. Братство находилось в кабинете Рофа весь день, шатаясь по нелепо-элегантной комнате в стиле Луи XIV, наполняя утонченный воздух этого помещения своей злостью.