— Байрон мертв, — не здороваясь, вымолвил он. — Я опоздал.

— Мне очень жаль. Я не был с ним знаком, но, судя по всему, он способен был дарить вдохновение окружающим. Я могу войти?

Никколо махнул рукой, и вампир переступил порог. В комнате, кроме кровати, был всего один стул. На нем-то Людовико и устроился. В отличие от итальянца, он опять был одет в роскошные ткани и производил впечатление богатого человека.

— Я принес тебе плохие новости, друг мой. Я получил письмо от Валентины.

У Никколо оборвалось сердце.

— Она написала мне в Иоаннину, куда я сперва вернулся, что получила мое письмо и радуется нашему скорейшему приезду.

— Разве это плохо? — удивился Никколо.

— Казалось бы, нет. Вот только я не писал ей никакого письма.

— Кто же это сделал? — У юноши мурашки побежали по телу.

— Разве это не очевидно? Кто еще мог знать о нашем побеге? — Людовико говорил тоном учителя, что-то втолковывавшего глуповатому ученику. — Зачем кому-то заманивать Валентину в Ареццо?

— В Ареццо?

— Да, в Тоскану, в дом твоих родителей.

У Никколо перехватило дыхание. «Марцелла, — подумал он. — И Эсмеральда. И Валентина».

— Жиана и ее душегубы неплохо потрудились, — прошипел он.

— Я хотел тут же отправиться в путь, но мне показалось разумным и тебя предупредить о происходящем. Эта женщина никогда не сдастся. Она будет гнаться за нами, пока кто-то не погибнет — либо мы, либо она. Нужно ехать, Никколо. Мы должны торопиться.

«Зачем он мне рассказал все это? — юноша задумчиво посмотрел на вампира, но не заметил в нем никакого коварства. — Он боится за Валентину, и ему нужна моя помощь. Нет, ей нужна моя помощь. Им всем. Всем людям, которых я люблю». Эта мысль больно ударила Никколо. Ничто еще не закончилось.

52

Ареццо, 1824 год

Поместье выглядело таким же, каким его помнила Валентина. Кипарисы и пинии обрамляли дорогу, ведущую к каменному зданию. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались зеленые луга и поля. Теплая весна в полной мере позволила проявиться красоте здешней природы.

И только когда карета почти подъехала к входу, Валентина заметила, насколько поместье изменилось за последние восемь лет. Дикий виноград совсем разросся, такой ухоженный раньше фасад дома покрылся трещинами, краска на темных рамах облупилась, и одна ставня даже криво повисла на петлях. Казалось, владельцы просто позабыли о своем поместье.

Валентина попыталась вспомнить, как они с Никколо уезжали отсюда, направляясь в Швейцарию, — она должна была вернуться домой, а ему предстояло отправиться в гран-тур. «Путешествие, которое так сблизило нас, а потом разлучило навек», — подумала Валентина.

Она еще помнила этот день, казалось, слышала смех и слова прощания, но девушка, сидевшая тогда в карете, стала для нее чужой. Она поверить не могла, что когда-то была так молода, беспечна и наивна.

Валентина невольно прикусила губу. Сейчас не время предаваться воспоминаниям. Она пыталась приготовиться к встрече с Людовико и Никколо, но все же понимала, что проблема в ней самой, в ее вечно противоречивых чувствах.

Из Поппи[70] она послала в поместье письмо, чтобы предупредить о своем приезде, и надеялась на то, что Людовико с Никколо встретят ее по дороге, но этого не произошло. «Нет причин беспокоиться», — увещевала себя Валентина, и все же, когда карета остановилась у дома, ее руки судорожно сжались на коленях.

Кучер помог ей и Эмили выбраться из экипажа. На террасу вышли две темноволосые девушки. Одна из них была одета в простое серое платье, сшитое по ее мальчишеской фигуре, волосы были тщательно уложены. Вторая была более женственна, на ней была черная юбка и пестрая блузка. Такой же пестрый платок удерживал ее роскошные локоны. «Должно быть, это Марцелла, — догадалась Валентина. — А вторая — та самая цыганка».

— Валентина! — воскликнула Марцелла, поспешно сбегая вниз по ступенькам. — Это действительно ты!

Они обнялись, и, только когда Марцелла отстранилась, Валентина увидела, насколько она изменилась.

— Ты так выросла.

— А ты стала еще красивее, — со смехом ответила Марцелла, но тут же вновь стала серьезной. — Скажи, что привело тебя сюда? Ты все-таки решила, что нам следует направиться в Османскую империю на поиски твоего мужа и моего брата?

— Что? — Валентина ошарашенно покачала головой. — Они что, еще не… Я хочу сказать, Людовико и Никколо еще не приехали?

— Нет, конечно, — опешила Марцелла. — А почему…

— А вы, должно быть, та самая Валентина, — холодно перебила их темноволосая женщина, вышедшая с Марцеллой на террасу.

— Это Эсмеральда, — по голосу девушки было понятно, что цыганку она недолюбливает.

— Очень приятно, — Валентина пожала протянутую ей руку и вновь повернулась к подруге. — Я не понимаю. Я приехала в Ареццо, потому что получила от Людовико письмо, в котором он просит меня встретить его здесь.

— Странно, — заметила Эсмеральда. — Мы не получали от них никаких вестей и очень беспокоимся о Никколо.

Валентине было неприятно то, что женщина называет Никколо по имени. Ей стало интересно, что их связывает.

— Людовико написал мне, что они оба в безопасности и направляются сюда.

— Никколо в безопасности? Но это же прекрасные новости! — Марцелла захлопала в ладоши.

— Возможно, они просто задержались и скоро приедут? — предположила Валентина, но ее слова прозвучали не очень-то убедительно.

— Будем надеяться. Но почему же Никколо не сообщил нам о приезде? — удивилась Эсмеральда.

— Здесь нам все равно эту загадку не разгадать, — задумчиво протянула Марцелла. — Давайте зайдем в дом и попробуем во всем разобраться.

Пролив Отранто, 1824 год

Прищурив глаза, Никколо с таким напряжением смотрел на парус, словно усилием воли мог заставить корабль двигаться быстрее. При этом, в сущности, ему было не на что жаловаться. Людовико щедро заплатил греческим рыбакам, и те не жалели сил, чтобы поскорее доставить своих пассажиров к цели.

Большую часть времени вампир проводил под тентом, натянутым над кормой, — днем там была хоть какая-то тень. По ночам они спали рядом с рыбаками под этим же тентом.

Взглянув на молодого итальянца, Людовико поднялся и подошел к нему поближе.

— Сойдем в Равенне, — сказал Никколо. — Немного дальше, чем мы планировали, но дороги на Ареццо оттуда лучше, и мы доберемся быстрее, чем если бы мы ступили на берег в Анконе или Пезаро.

— Согласен. Будем действовать быстро. Я договорюсь с чиновниками, а ты купишь лошадей. Никаких карет, так будет дольше.

Приятно было разрабатывать планы. Хотя утлое рыбацкое суденышко плыло довольно быстро, да и ветер был попутный, Никколо казалось, будто они стоят на месте. Вынужденное бездействие изматывало нервы, да и Людовико ощущал то же самое.

Вблизи Ареццо, 1824 год

Солнце уже клонилось к горизонту. Никколо гнал коня. Они меняли лошадей на каждом постоялом дворе, оставляя за собой измученных взмокших животных, но теперь им предстояло преодолеть последний отрезок пути. Нужно было добраться до Ареццо раньше врагов, все остальное не имело значения.

Людовико скакал в сотне метров позади: у графа всегда были проблемы с животными, которые его боялись, к тому же Никколо лучше владел искусством верховой езды.

Сейчас итальянец мчался галопом по дороге, по которой так часто ходил и ездил, но еще никогда в жизни он так не торопился. Между двух поросших диким виноградом холмов показалось поместье. Никколо ожидал, что увидит дым, пожарище или руины посреди заброшенного парка, но его дом стоял как ни в чем не бывало.

Никколо ворвался во двор. Во все стороны полетел гравий — он резко остановил коня.

Из конюшни вышел какой-то человек, и Никколо не сразу узнал в нем Карло: он оставил слугу под Иоанниной и предполагал наихудшее.