И ради этого согласилась никогда не иметь совместных детей.

Но если это так… Откуда тогда маленькая жизнь внутри меня?

Наша. Абсолютно точно — наша, его и моя.

Я еще несколько минут стою на одном месте, представляя себя маленькой девочкой, которая тянулась за азбукой и случайно столкнула с полки древнюю китайскую вазу. И сейчас смотрит на осколки и понимает, что ученые еще не придумали машину времени, и даже клей, которым можно склеить все без следа.

Осторожно, как будто книги могут оставить на моих ладонях рваные раны, начинаю поднимать их и возвращаться обратно на полки. Хорошо знакомые названия зачитанных до дыр шедевров мировой литературы: «Три товарища», «Над пропастью по ржи», «Рождественская история»… Мое внимание привлекает непонятно откуда взявшаяся здесь «Бесприданница» Островского. Задерживаю ее в руках, с какой-то необъяснимом меланхолией поглаживая корешок. Для русской литературы здесь есть другая полка, но почему-то эта книга стоит здесь. Я не помню, как собирала книги, как выбирала для них места, но почему-то абсолютно уверена, что никогда бы не ошиблась, поставить русскую классику в компанию ее зарубежных собратьев.

Мое внимание привлекает небольшой разъем между страниц, как будто согнулись несколько листов и мешают книге закрыться.

Провожу пальцами.

Что-то противно хрустит внутри меня, рвется наружу, как тварь из болот сквозь сухой тростник.

Может быть, лучше не смотреть? Может, есть такие страницы в прошлом, которые лучше не открывать второй раз, и именно поэтому собственное тело дало мне второй шанс? «Не ищи, забудь, начни с чистого листа…»

Я раскрываю книгу за секунду до того, как мозг окончательно убеждает меня в том, что так лучше не делать. Но уже поздно, что-то соскальзывает с белых типографских страниц. Приседаю, не решаясь взять упавшую вверх «лицом» фотографию. На снимке: мой Кирилл и рядом с ним какая-то женщина, по виду — куда старше меня и, как будто, даже старше его, хоть эти годы явно добавляют и ее строгий костюм, и высокая прическа: модная, но какая-то… солидная. Она как будто готовилась для фотосессии статьи о современных бизнес-вумен и очень старалась, чтобы никто не принял ее за малолетнюю вертихвостку.

На этой фотографии они в каком-то ресторане, но одеты очень уж по-летнему, а на заднем фоне за панорамными окнами хорошо видны пальмы. На Кирилле белая рубашка и кремовые брюки. Он вписывается в пейзаж и обстановку, в отличие от женщины, которая влеплена сюда словно плохой фотошоп. Но визуально нет ни единого повода думать, что этот кадр действительно смонтирован в редакторе. По крайней мере, насколько я могу доверять собственным глазам.

Но и это не самое главное.

Женщина сидит так, что их с Кириллом руки соприкасаются, бедра прилеплены друг к другу как будто намертво, хоть они сидят на разных стульях. И он повернул голову в ее сторону и смотрит с таким лицом…

Я быстро заталкиваю фотографию обратно и неуверенным шагом иду между полками в поисках нужной. Мир быстро расплывается в слезах. Грудь сдавливает. Голова кружится. Меня невыносимо выкручивает, как будто внутри сумасшедшая вакханалия, и «гости» уже просятся наружу, потому что в моем желудке им слишком тесно.

Бросаю книгу на подоконник, когда понимаю, что не успею добежать до туалета, если не выбегу прямо сейчас.

Бегом из библиотеки, почти не понимая, как снова оказываюсь в руках Кирилла, как он отрывает меня от земли и легко несет куда-то по темному коридору.

— Меня… сейчас вырвет, — сама не понимаю, как и где нахожу силы, чтобы озвучить причины своего побега.

— Неудивительно в твоем положении.

Он пинком толкает какую-то из дверей. Тут уже знакомая мне кровать и какие-то мелочи, за которые успеваю зацепиться смазанным взглядом. Это наша спальня, а дверь направо — личная ванная. Кирилл помогает мне опуститься на колени, и последнее, что я чувствую перед тем, как меня выворачивает наизнанку — он заботливо, почти ласково, собирает в ладонь мои волосы, не давая им испачкаться.

Глава двадцать шестая:

Катя

Год назад

— Все так плохо? — слышу знакомый женский голос из-за закрытой двери.

Это Лиза, сестра моего Принца. Мы виделись с ней всего пару раз, но она вызывает у меня улыбку облегчения. У Кирилла больше нет никого из родственников, а Лиза и ее близнецы — единственная семья, которая у него есть. Учитывая мой статус «простушку и дурнушки», то, что она никогда не давала повод думать, что я не пара ее брату, мне приятно осознавать, что «вся семья Кирилла» не против наших отношений.

И тот разговор в салоне, когда она помогала выбирать платье — разве не свидетельство того, что она хочет защитить от взрослой жизни девчонку, которая намного младше ее брата? Если бы я была неугодной невестой, она подтолкнула бы меня к ошибке, чтобы я разочаровалась и сбежала от жизни, к которой могу быть просто не готова.

— Я не знаю, — грубо и сухо отвечает Кирилл.

— Ее тошнит второй час, — раздраженно бросает Лиза. — А ты даже не знаешь, что с ней.

— Абрамов уже едет.

— Можно было вызвать «неотложку». — Она выдерживает паузу и уже с откровенной издевкой добавляет: — Ах да, прости, у вас же завтра свадьба. Ты скорее дашь Кате высохнуть от обезвоживания, чем отменишь этот…

Ее слова тонут в звонке мобильного телефона Кирилла. У него там какая-то совершенно стандартная пищалка, никаких модных мелодий. Первое время я все пыталась найти взглядом старый дисковый телефон, пока не привыкла и перестала суетиться.

Первое время.

Я пытаюсь приподняться на локтях, но невидимая бетонная плита давит на грудь, вынуждая упасть на подушки и от досады прикусить губу.

Мы знакомы всего неделю и уже завтра я стану его женой.

Еще предстоит перевезти вещи из моей старой квартиры, хоть Кирилл считает, что это не обязательно, потому что все необходимое я могу купить в любом количестве и в любое время. Наверное, должно пройти немного больше, чем семь дней, прежде чем я перестану стесняться принимать дорогие подарки и начну относиться к этому, как к должному. Хоть сейчас кажется, что всегда буду краснеть и заикаться.

И в любом случае я не собираюсь бросать университет, и как только получу диплом, планирую найти работу по специальности. Хоть, когда поделилась этими планами с Лизой, она только улыбнулась и с грустью сказала, что мечту о самостоятельности в семье Ростовых лучше не отпускать далеко от дома.

Через пять минут меня навещает доктор: осматривает, слушает, спрашивает, что я ела. Но я с трудом могу вспомнить что-то, кроме гигантских креветок в каком-то кислом соусе, которых нам порекомендовал официант, как «блюдо от шефа». Другое дело Кирилл: он пересказывает весь день практически по часам, вдаваясь в такие детали, от которых мои глаза удивленно округляются. Но, наверное, у человека, который держит в своих руках крупные финансовые операции, должна быть такая феноменальная память и способность подмечать каждую мелочь?

— Скорее всего, у Кати легкое отравление морепродуктами, — говорит Абрамов, выслушав «все показания», и рекомендует отвезти меня в больницу.

— Нет, — возражаю я. — У нас завтра свадьба.

— Тогда с ней придется повременить. Одна неделя не остудит пыл влюбленных?

Доктор оглядывается на Кирилла — и муж после моего молчаливого кивка говорит:

— Исключено. Свадьба завтра, пригласительные уже разосланы. Приглашены люди, которые ради этого отказались от дипломатических командировок. Пригласите кого-то из клиники, пусть делают капельницы, уколы, таблетки. Промывание желудка в конце концов. — Кирилл механически перечисляет все, что полагается делать в этом случае.

Отсутствие заботы в его голосе немного царапает сердце, но за последнюю неделю я уже успела привыкнуть к тому, что мой Принц не разбрасывается чувствами. И, в конце концов, о человеке должны говорить его поступки, а не слова. Кирилл любит меня, даже если не говорит об этом. И эта скоропостижная свадьба — лучшее доказательство его чувств.