Гай откинулся на спинку стула.

— Ну вот. Так что не те, кто, помолившись, поднимается с колен, раздувшись от осознания собственной праведности, могут с большей уверенностью полагать, что с нами говорил действительно Он, а мы, кого Бог мягко, ненавязчиво упрекает в гордыне.

— Аминь!

— После этого горечь, которой была преисполнена моя душа, стала покидать ее, однако я снова не нахожу себе места и пребываю в смятении. Странно, что мы вынуждены охотиться за одержимым убийцей именно сейчас, когда меня самого вновь стали преследовать тревожные чувства. Связанные на этот раз с Пирсом.

Помявшись, Гай добавил:

— Я даже стал задумываться: а порядочно ли это — думать о нем такое?

«Значит, вот что его беспокоит, — подумал я. — А Пирс наверняка использует это!»

— Что же именно ты о нем думаешь?

Гай грустно качнул головой.

— Я и сам путаюсь в своих мыслях. Я впервые встретился с ним, когда умирал его прежний хозяин. Кстати, тот старый пройдоха относился к нему не самым лучшим образом. Первое, что поразило меня в Пирсе, был его ум — невостребованный, пропадающий без дела. Но я также обратил внимание на его красивое лицо и тело и, когда он пришел в мой дом, обнаружил в себе чувства, которые были новы и необычны для меня.

Я не знал, что сказать в ответ на это, и лишь с неприятно удивившим меня эгоизмом велел самому себе: «Гай — твоя опора. Не дай ей обрушиться!»

— Я долго думал об этом, — продолжал рассказывать Гай. — И молился. И знаешь, к какому выводу я пришел? Возможно, я хочу — или даже всегда хотел — сына! Чтобы учить его, обмениваться с ним идеями, чтобы он проведывал меня, когда я выйду на покой. В монастыре всегда было с кем поговорить, но здесь, в мирской жизни, я так часто ощущаю одиночество! Уверяю тебя, многие монахи страдают от того же самого.

Гай поднял на меня повлажневшие печальные глаза.

— Ты когда-нибудь испытывал что-то подобное, Мэтью? Тебе знакома потребность в ребенке или хотя бы в том, кто мог бы его заменить?

— Я коллекционирую сирот, — ответил я, — и, по-моему, так было всегда. Мальчишки Тимоти и Питер, теперь вот Кантрелл. Да и Барак с Тамазин в известном смысле тоже являются моими приемышами. А еще у меня был мой старый Вренн и мой помощник Марк. Ты видел его в Скарнси.

Я вздохнул.

— Даже если человек движим самыми что ни на есть благородными порывами, он вполне может совершить ошибку, выбрав недостойную личность в качестве… заменителя ребенка.

— Да.

Гай помялся, явно находясь в нерешительности, но потом с усилием все же заставил сорваться со своих губ слова, которые он явно и сам не хотел слышать.

— Пирс… Видишь ли, он… флиртует со мной.

Гай прикусил губу.

— То, как он улыбается, то, как временами с нежностью прикасается ко мне… У меня возникает чувство, будто он меня куда-то зовет. И боюсь, какая-то часть меня хочет откликнуться на этот зов. Он знает это и умело пускает в ход, когда я сержусь на него. Боюсь, он разбудил во мне что-то, о существовании чего не догадывался я сам, нечто большее, чем просто желание стать ему отцом.

— Гай, мне кажется, сейчас важнее не твои чувства, а чувства Пирса. Он холоден, расчетлив, корыстолюбив. Я видел, как он подслушивает за дверью, заметил, как льстив он с другими и заносчив с тобой.

Гай закрыл лицо руками и, посидев так немного, снова заговорил:

— Но и это еще не все. В последнее время я замечаю, что стали пропадать деньги. Сначала понемногу, из моего кошеля, оттуда, отсюда, но к сегодняшнему дню сумма исчезнувших денег уже составила несколько фунтов.

— Тебе необходимо избавиться от него, — тихо, но твердо заявил я.

— Я, который привел его в свой дом, должен вышвырнуть его за дверь?

— Ты пригрел змею на груди.

— Разве? А может, дело не во мне, а в том, что у Пирса из-за всех последних событий тоже зашел ум за разум и именно поэтому он таскает мои деньги? Ведь он ни в чем не испытывает нужды, я даю ему вполне достаточно.

— Избавься от него.

— Ты думаешь, он один из тех, кто предпочитает мужчин женщинам? — с неожиданной прямотой спросил Гай.

— Это мне не известно, зато я знаю другое: Пирс — из породы тех людей, которые не остановятся ни перед чем ради достижения своей цели.

Джоан подала следующее блюдо, и мы умолкли. Так, в молчании, и закончился ужин, и уже перед самым уходом Гай сказал:

— Я стану молиться об этом, Мэтью. С Пирсом я пока ни о чем таком разговаривать не буду.

Мой друг в отчаянии помотал головой.

— Не хочу верить в то, что он такой плохой, как ты о нем говоришь. У него светлый ум.

— И темное сердце.

Проводив Гая, я вернулся в гостиную, сел и стал думать об одиночестве, которое в этом противоречивом, сложном возрасте поселяется в сердцах у многих, и о плохих людях, готовых использовать это себе на благо.

Вдруг в моей голове родилась новая мысль, от которой мороз побежал по коже. Мы сошлись во мнении, что Пирс холоден, умен и начисто лишен человеческого сочувствия. Он знал о нашей охоте за убийцей. Он подслушивал наши разговоры и видел тела убитых. Но нет, это невозможно! Пирс работает у Гая, а убийца должен обладать свободой приходить и уходить в любое время. И не мог Пирс следить за нами. Нет, Пирс — не убийца! Как ни странно, он для этого был слишком эгоистичен и обладал слишком холодным здравомыслием.

Мой мозг находился словно в лихорадке. Еще чуть-чуть, и я начну подозревать Джоан или Тамазин. Может, убивает все же действительно Годдард? А если не он, то кто? Кто?!

Меня ждала беспокойная ночь, а все из-за отвратительного сна. В нем я снова вернулся в то холодное темное утро, когда верхом на своей лошадке въехал во двор Линкольнс-Инн и увидел двух студентов у покрытого ледяной коркой фонтана. Но когда они повернулись ко мне, один нырнул в темноту и скрылся, а другой оказался Пирсом. Он потянулся к телу в фонтане, перевернул его, и я увидел, что это Гай с перерезанным горлом. Я проснулся со сдавленным криком, и меня безрадостно приветствовали густые струи дождя, заливающего окно. И тут же у меня вновь сжалось сердце, ибо я услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Однако в следующий миг я узнал шаги Барака и успокоился. Он, вероятно, возвращался с затянувшейся пирушки.

Утром все еще дождило, и на лужайке перед домом разлились бескрайние лужи. Одеваясь, я взглянул на стену, отделявшую мою землю от старой оранжереи Линкольнс-Инн. Оттуда, как и два года назад, будет подтекать вода, в результате чего земля буквально пропитается ею.

За столом в гостиной сидел Барак и с сомнением глядел на блюдо с хлебом и сыром.

— Я слышал, как ты вернулся вчера вечером. Это было довольно поздно.

— Да, мы со старыми друзьями решили пропустить по кружечке.

— Опять? Как-нибудь, вернувшись с очередной попойки, ты можешь не найти Тамазин.

Барак уперся в меня мутным взглядом.

— Я должен время от времени выходить, чтобы выпить и расслабиться. Мне опостылело слоняться здесь в ожидании какого-нибудь нового кошмара.

— Где Тамазин?

— Где ж ей быть! Сопит в постели. Когда я вернулся вчера ночью, она проснулась и устроила мне очередной скандал, а теперь, видать, наверстывает упущенное.

Я понял, что ни о каком примирении между ними не может быть и речи. О том же говорило и упрямое выражение на лице Барака. Было видно, что он не желает даже обсуждать эту тему.

— Вчера вечером ко мне на ужин приходил Гай.

— И вы, небось, рассказывали ему про нас? — не удержался от колкости Барак.

— Он рассказывал мне о своих собственных проблемах. У него стали пропадать деньги. Он полагает, что их таскает Пирс, но так до конца и не может поверить в это.

Взгляд Барака мгновенно стал острым и проницательным.

— Когда я впервые увидал их вдвоем, старый мавр смотрел на мальчишку так, будто у того солнце из задницы светит.