Крас приближался к ней легкими, танцующими шажками; его огромное тело, казалось, состояло из шарниров, из круглых сочленений; оно вихлялось, словно этот громадный стокилограммовый битюг был куклой, подвешенной на ниточках в театре марионеток…

Аля отступала к стене. От неизбежных ранений ее ступни спасали толстые шерстяные носки: крупные осколки ей не попались, мелкие увязали в шерсти. Громила сделал выпад, лезвие в каком-то миллиметре рассекло воздух у нее перед грудью, еще…

Теперь он гоготал в голос, и Але стало совсем страшно: он с ней просто играл.

Ножом он владел настолько виртуозно, что никаких шансов у нее не осталось.

Совсем.

Спиной она почувствовала стенку. Прижалась к ней. Он подходил ближе. Шаг. Еще шаг. Нож — в руке, на отлете. Если бы он захотел, то давно достал бы ее одним махом…

Лицо мужчины было страшно. Его искажала нервная судорога, причем левая половина лица словно запаздывала, и в то время как правая щека дергалась в конвульсии, левая была безмятежной, как у покойника. Губы были искривлены гримасой.

— Ну что, красотка? Я тебе нравлюсь? Сейчас… Сейчас ты станешь такой, как я…

Ты знаешь, как меня называют, чтобы оскорбить? Красавчик. Тебя я сделаю Красоткой. Ты побудешь ею… Хотя и не долго… Тебе понравится…

Крас перехватил нож двумя пальцами, словно скальпель. Его жертва была совершенно беззащитной, но он и не пытался сорвать с сознания хмельную поволоку, наступившую от безраздельности власти и близости смерти…

Ноги девушки чуть согнулись, она стала оседать по стене.

— Ну-ну… — хрипло произнес он, приближаясь. — Не мешай мне…

Он сделал шаг.

Ее правая нога разогнулась, словно катапульта; мысок попал в пах. Аля оперлась ладошками о стенку, отклонившись назад, и еще дважды ударила туда же — коротко и жестко.

Крас хватал ртом воздух, глаза выкатились из орбит, как у выброшенной на берег глубоководной рыбы.

Он рванулся к ней, сжав клинок, но девушка, оттолкнувшись от стены, проскользнула ему под руку, и жестокий удар ножа и тяжелого, стокилограммового, тела пришелся в стену.

Аля споткнулась обо что-то, упала навзничь, чувствуя, как осколок стекла проткнул ладонь. Она вскочила и поняла, что оказалась в углу. Крас стоял у стены, перегородив ей путь к бегству, выставив вперед клинок. Глаза его были мутными от боли, он вряд ли что-то соображал. Он шел на нее как сомнамбула, как робот. Аля, собрав все силы, швырнула в него стул — он отбил его легко, как пушинку.

— Ты не хочешь любви… Ты хочешь смерти… Будь по-твоему… — прохрипел он и пошел на нее. Дышал тяжело, рот — широко раскрыт, с обвисших губ капает слюна.

Аля метнулась в сторону, поскользнулась и снова упала. Постаралась быстро встать, опираясь на пол здоровой рукой, и почувствовала под ладонью округлое стекло.

Верзила навис над нею; в глазах его мутно плескалось безумие.

Девушка вскочила, с маху выбросив вверх руку с зажатым в кулачок битым горлышком. Длинный ребристый скол вошел в шею, располосовав артерию, и застрял, распоров кадык.

Крас застыл на месте. Нож выпал, задыхаясь, одним движением он выдернул скол.

Аля забилась в угол, не в силах пошевелиться. Крас сделал к ней шаг, другой…

Левой рукой он зажимал артерию, но кровь выплескивалась толчками. В правой руке была зажата «розочка».

— Это судьба… — прохрипел он, нависая над девушкой. — Мы уйдем вместе… В ад…

Аля смотрела на него расширенными зрачками и понимала, что не в силах пошевелиться… Она замерла, зажмурившись и ожидая неминуемого, смертельного удара.

Крас махнул рукой и… рухнул на месте, хрипя, захлебываясь пузырящейся кровью…

Аля застыла неподвижно, закрыв лицо ладонями. Сердце ее колотилось, будто пойманная рыба… Она слышала бульканье, хрипы — бившийся в конвульсии убийца лежал рядом; тяжкая, тяжелая сила словно сдавила ее… Девушка сжалась в комочек. Услышала, как упавший часто-часто застучал кулаками и пятками по полу.

Потом наступила тишина. Такая, что ей стало еще страшнее.

Она открыла глаза.

Сиплый лежал навзничь, уставя на девушку стекленеющий взгляд.

Аля почувствовала, что ее мутит… И еще… Ее вдруг стало уносить в ледяную, дымящуюся бездну. Она больно закусила губу, пытаясь удержать ускользающее сознание.

— С этим — все, — услышала Аля голос. Подняла голову.

У двери стоял необычайно красивый мужчина; длинные черные волосы, пронзительные, блестящие азартом глаза. Он был слишком красив, чтобы быть явью. И все же Аля подобралась, пытаясь прикрыть руками наготу. И даже сама не удивилась этому.

Спросила только:

— Вы кто?

Мужчина улыбнулся обаятельно и весело, словно знакомился с нею на залитой солнцем тихой улочке испанского курорта:

— Называйте меня Маэстро.

Девушка молчала, невидяще глядя перед собой.

— Я всегда говорил Красу, что он плохо кончит. — Маэстро рассматривал труп, чуть склонив голову набок, с заинтересованностью юного натуралиста, увидевшего в чужой коллекции редкую бабочку. — И он кончил плохо. Очень плохо. — Маэстро брезгливо приподнял носком ботинка голову трупа. — Что может быть хуже, чем захлебнуться собственной кровью?

Аля вздрогнула, сжалась в комочек. Ее волокло, затягивало в ледяную яму…

— Ну-ну, не переживайте так, милая девочка. Он был порядочный душегуб. К тому же — сумасшедший. — Маэстро пожал плечами. Добавил, помедлив:

— Впрочем, как все.

Он подошел к девушке. Аля сидела безмолвно, уставившись в одну точку.

— Тебе нужно поспать, крошка. Хорошо поспать. Маэстро слегка двинул рукой, и маленький шприц-стручок впился девушке в предплечье. Через секунду она медленно, боком сползла на пол.

— От-ды-хать, — раздельно, по слогам, произнес Маэстро, легко поднял худенькое тело и скрылся за дверью.

А девушка чувствовала только, как ее волокло вниз по ледяному склону в черную дымящуюся бездну.

Глава 59

Новое пробуждение Али было похоже на сказку. Она лежала на широкой постели, заботливо укрытая до подбородка одеялом. Сама спальня была обставлена Дорогой, хорошего дерева, мебелью; огромный платяной шкаф украшен инкрустированным зеркалом, пол укрыт толстым ковром.

Аля стянула с себя одеяло. Руки на запястьях были замотаны чистым, белоснежным бинтом; посмотрела в зеркало — порез на лице аккуратно заклеен телесного цвета пластырем. Аля ощупала себя всю: ничего не болит. На ней надета тонкая льняная сорочка до пят, волосы чисто промыты.

И еще — ее удивил запах. Это был настоящий, живой аромат цветов. Действительно, в огромной вазе позади кровати стояли свежие чайные розы. Аля не удержалась, протянула забинтованную ладошку и пальцами потрогала лепестки: настоящие. Под бинт покатилась капелька росы.

Девушка откинулась на подушку. Если это сон, то она не хочет просыпаться. Может быть… Может быть, сейчас появится Олег, живой и невредимый? Значит, она уже в раю. А кто сказал, что… Может быть, только здесь и умеют любить?

Кто-то словно подслушал ее мысли. Дверь распахнулась. На пороге комнаты появилась высокая, статная женщина на вид лет тридцати с небольшим, тяжелая копна светлых, похожих на сноп пшеницы, волос была стянута в пучок сзади; она вкатила столик, на котором дымилась чашка свежеприготовленного кофе, на блюдечке рядом стоял крохотный молочник, масленка, баночка с прозрачным клубничным джемом, лежали две булочки, румяные, с коричневой блестящей корочкой. Комната мигом наполнилась ароматом.

Аля тряхнула головой, облизала губы, успев заметить, что они не саднят и не кровоточат, спросила:

— Кто вы?

— Меня зовут Маргарита, — с искренней теплотой ответила женщина. — Ты как любишь, с маслом или с джемом?

— Что?

— Ты булочки утром предпочитаешь с маслом или с джемом?

— Я… Я не знаю.

— Значит, и с тем и с другим.

Женщина остановилась у маленького столика и стала перекладывать на него принесенное. Умело и ловко разрезала булочки, намазала их толстым слоем масла, потом джемом.