— А сдача? — вопросила эта святая наивность.

И на какой дикой планете Стейси откопала этого идиота? Я из любезности не расхохоталась вслух и протопала в спальню. Несколько часов этим двоим точно будет не до меня.

Стэейси была сестрой моего лучшего друга в Джерси, то есть я как бы обязана была относиться к ней с симпатией или, по крайней мере, пускать к себе жить во время ее набегов на Калифорнию. А вот Джимми Фитц был жопой, которую она случайно подцепила по дороге, и терпеть его я была вовсе не обязана. Так что представьте себе мое счастье, когда его вопли разбудили меня всего полчаса спустя.

— Что за херня?! — орал он. — Что за херня?!

С каждым повтором слово «херня» становилось все громче, и мне удалось сообразить, что обращались ко мне. Это была ублюдочная версия тихого стука в дверь и вежливого «простите, что разбудил, мисс Доннелли, но нам нужно кое-что обсудить».

Я выползла из постели и даже не потрудилась надеть что-то поверх топика и трусов. Этот прискорбный факт дошел до моего сонного мозга, только когда Джей-Фитц прикипел ко мне этим взглядом. Понимаете, этимвзглядом. Всю жизнь на меня так пялятся говнюки вроде него. Жаль, что ты лесби, потому что я бы тебе вдул.Козлина. Стейси тоже заметила, как он пялится, и ей это точно так же не понравилось, вот только сейчас ее волновала немного другая проблема. Та, которая заставила ее бойфренда завопить.

Я предположила, что кокс оказался подделкой — джанки редко будят вас по утрам, если им вставило и есть запас, — но все было не так просто. Принесенный мною пакет они распотрошили на кофейном столике, порошок разлетелся, что можно было списать на щенячью радость и нетерпение добраться до главного. А еще разорванный пакет позволял хорошо рассмотреть «подарок от белочки».

Отрезанный палец.

Судя по виду, палец был мужской — волосы над суставом и все такое, — а нож, которым его отрезали, мог бы быть поострее и почище. На пальце оставили золотое кольцо, а это значило, что кто бы ни вложил «подарочек» в пакет, он считал кольцо неотъемлемой частью послания. Это была печатка с перламутровой инкрустацией по черному ониксу. В центре — простой символ вроде заглавной «I», вверху которой завитушки шли вправо, а снизу — влево.

— Я уже видела это, — сказала я.

—  Палец? — ахнула Стейси.

— Не глупи, — вмешался Джимми Фитц. — Она говорит о кольце.

— А что, кольцо не на пальце? — вскинулась Стейси.

Да, но этот палец рос, блин, на руке,которая росла из человека,так что это не одно и то же…

Заткнитесь оба, — сказала я. — Я не о пальце и не о кольце. Я о том, что на кольце.

— Этот знак?

— Да, символ.

— А где ты его видела?

— На стене.

— Нарисованный?

— Вроде того, — ответила я.

Я приняла этот символ за знак какой-то банды. Раньше мне такой не попадался, но в Лос-Анджелесе новые банды плодились с крысиной скоростью. Тот же знак, что и на кольце, хотя и не настолько четкий… Впрочем, не так уж легко добиться четкости, если рисуешь кровью.

Знак нарисовали на стене над головой трупа, лежавшего на голой сетке кровати во второй спальне дома, где ребята Доминика Кинселла снимали порно. Поборники старого доброго американского трудолюбия могли быть спокойны: съемки не сорвались, их просто перенесли в другую комнату, пока труп добросовестно синел. Апофигеем феерии маразма было то, что дверь в комнату с трупом не удосужились закрыть. Я тогда привезла партию «заряженных» конфеток для съемочной группы и актеров, а в комнату с трупом попала случайно, приняв ее за туалет.

Секунд на пять я просто зависла, уставившись на тело — практически разнесенное пополам выстрелом из дробовика, — а потом меня нашел второй помощник режиссера, вывел и притворил за собой дверь. Он скорчил виноватую рожу, которая больше подошла бы метрдотелю: дескать, «ваш столик освободится только через десять минут», и прижал палец к губам.

— Это что за херня? — тихо спросила я.

— Он был тут, когда мы приехали. Дверь закрыли, чтобы девочки не расстраивались. Мистер Кинселла в курсе.

Ну, блин, если мистер Кинселла в курсе, значит все точно в порядке.

— Вы что, двинутые? — Вопрос был явно риторическим.

— Слушай, — сказал он, — эта херня нас не касается. Ты просто уйди,а? Мы тут пытаемся работать.

И я ушла.

А что еще мне было делать? Крыс в доме Доннелли не растили.

Но и гребаных идиотов тоже. Я неплохо провела время на темной стороне города, но теперь завязала. Перестала употреблять. Перестала распространять. Не то чтобы я собиралась найти себе работу,мало ли других интересных способов себя обеспечить, но с того дня я держалась на мелководье. И мне там было хорошо и безопасно, я три месяца была в завязке, пока не появилась Стейси со своим идиотом и не попросила об услуге, поскольку у самих для дела мозгов не хватало. И вот, пожалуйста. Как мило.

— Что это значит? — спросила Стейси.

— Это руна, — заметил Джеймс Фитцджеральд, доктор гребаной философии.

— Офигеть. Золотая звезда Фродо, — сказала я. — Ты в детстве спер у папы альбом «Led Zeppelin IV» и узнал палочку?

— Пошла ты! — Кажется, блудные мысли насчет меня вернутся к нему не скоро.

— Но что это значит? — снова спросила Стейси.

Джимми пожал плечами, покачал головой. Оба уставились на меня.

Я понятия не имела, что означает гребаный символ,но, к сожалению, догадалась, что происходит. Толстый козлина был так занят поглаживанием своего самолюбия и рассказами о дружке-бандюгане, что дал мне пакет, предназначенный другому клиенту, тому, для кого значение поддельного кокса и пальца с кольцом будут яснее ясного.

— Ответный удар, — сказала я. — Война банд.

Ну вот какими идиотами надо быть, чтобы на следующее утро пойти и потребовать назад свои деньги? Такими, как Фитц и Стейси.

Ага. Вот такими. Нереально кончеными идиотами.

На рассвете они завели машину, накачались кофеином и решимостью и сломя голову погнали объяснять моему новому другу Косатке, что с ними шутки плохи.

А я спала и ничего не знала, иначе привязала бы парочку к детским креслицам, отвлекла мультиками и накормила викодинкой. Но я подумала, что они просто отправились покататься. На пляж или в Китайский театр Граумана. Мало ли где белые обдолбыши могут растаптывать свои шлепанцы до размера сапог Джона Уэйна. Пакет, порошок и палец невезучего ублюдка остались на кофейном столике. Слишком поздно до меня дошло, чего на столике не было— а не было там стикера с адресом Роско Арбакла. Это произошло так поздно, что я успела съездить к Паули Бенсону и попытаться разрулить проблему, в которую мы дружно вляпались.

Паули переехал на лето в дом кинозвезды. По крайней мере так он описывал его знакомым. Нет, дом был хорош, но «звезда» на нем явно экономила. Жилище принадлежало старому клиенту Паули, который сейчас снимал в Торонто несколько картин и клипов одновременно. Уезжал он недель на восемь-девять, и в это время Паули играл Хозяина Поместья, расплачиваясь за проживание несколькими аптечками, расположенными в стратегических местах вокруг дома, чтобы вернувшемуся Не-Вину-Дизелю не было потом грустно.

Было утро, но у Паули веселье не прекращалось. У бассейна бродило множество парней и девчонок. Покупатели и коллеги пили и фыркали. Мне удалось поговорить с Паули наедине, рассказать о проблеме и порадоваться, что он видит все в том же свете, что и я. Он понял, что я и мои придурки — просто пешеходы, попавшие на линию огня, и никаких проблем от нас не будет, мы сыграем честно, вернем мячик в игру и будем держать рот на замке. Паули настолько меня успокоил, что я расслабилась и осталась выпить. Мне даже захотелось пофлиртовать с парой девчонок, которые вроде как «играли в моей команде». Какая-то испаночка как раз рассказывала мне о своей последней реинкарнации, когда я вспомнила о стикере и вылетела вон.