— Ну, тут уж тебе виднее... — сказал Мазур. — Не моя делянка. Так что...

Он замолчал — в дверь деликатно постучали, а потом ручка повернулась, вошла Белль. Коридорный нес за ней большую дорожную сумку — ага, привезла кое-какие вещички, как собиралась, — а она сама держала в руке большую картонную коробку наподобие тех, в каких развозят пиццу. Поставила ее на стол. Коридорный тем времени убрал сумку в шкаф, поклонился и вышел.

Лаврик склонился к коробке, бесцеремонно принюхался:

— Что-то вкусно пахнет...

— Это я сама работала, — сказала Белль чуть смущенно. — Фамильный пирог с зайчатиной фон Рейнвальдов... Или я неладно поступила?

— Очень даже ладно, — сказал Лаврик. — У нас тут планы уставить этот стол шампанским и отметить маленькое торжество. У меня и в мысли нет, Белль, что вы откажетесь к нам присоединиться...

— Почему бы мне откаживаться? С удовольствием. С утра по всем телеканалам идут новости... Вторжения не будет, да?

— Не будет, — кивнул Лаврик. — Слово адмирала.

Белль смотрела на Мазура, ее глаза сияли:

— Я понимаю, мне не положено вызнавать секреты... Но это ведь вы его сорвали?

— И даже самую чуточку вы, Белль, — усмехнулся Лаврик.

— Вы надо мной насмешничаете?

— Слово адмирала, нет, — серьезно сказал Лаврик. — У вас была в событиях очень маленькая роль, но она была...

Ее глаза округлились в совершенно детском изумлении:

— Как же это... Неужели нефтепромыслы...

— Довольно о делах, — сказал Лаврик. — Главное, вы внесли свой маленький вклад. А сейчас я заказываю шампанское, и мы беззаботно празднуем. Я даже обещаю романсеро в моем исполнении, если только вы благосклонно отнесетесь к моим певческим упражнениям, Белль...

— Я обязательно отнесусь, — пообещала Белль.

Мазур вынырнул из сна, как выныривают из неглубокой речушки, рывком, моментально. Привычно и быстро постарался привязать себя к окружающей реальности. И в следующий миг понял, что за условный рефлекс заставил его подхватиться.

Условный рефлекс на прозвучавшие совсем рядом выстрелы. И тут же в коридоре раздались новые — парочка пистолетных, две короткие очереди из автоматических винтовок. Рядом пошевелилась Белль, приподнялась на локте, сонно моргая, спросила хрипловатым со сна голосом:

— Что это?

Не отвечая, Мазур кубарем скатился с постели, в секунду натянул «боксеры», взглядом проверил, на месте ли кобура с пистолетом — а куда ей было деться, — и бросился к окну, осторожно отогнул краешек шторы. В коридоре прозвучала еще одна очередь, там слышался топот многих ног в тяжелых ботинках.

Та-ак... Окна его номера выходили на парадный вход. Возле него стояли открытый «Хаммер» с наведенным на дверь крупнокалиберным пулеметом и оливкового цвета армейский грузовик без тента. Тут же топтались солдаты, десятка два, служивый с рацией на спине стоял спиной к офицеру, и тот тараторил что-то в микрофон.

Не было никакой загадки. Если уж на режимный объект военно-морского флота (каковым гостиница и является) бесцеремонно ввалилась пехота (обычная, армейская, без гвардейских шевронов), это может означать только одно. Переворот. Другого толкования попросту нет. Кто-то что-то недоучел, не предвидел, даже Лаврик ни о чем подобном не упоминал.

— Это переворот, Белль, — сказал он, возвращаясь к столику и выдергивая из кобуры пистолет.

В дверь замолотили чем-то увесистым —- скорее всего, прикладом, и не одним.

— Только спокойно, — сказал он, видя испуганные глаза Белль. — Ничего еще толком не известно...

В темпе накинул халат, сунул в карман «Глок» и без колебаний направился к двери. Его номер — не бункер, дверь добротная, но несколько прикладов ее вынесут быстро, так что ничего не остается, как встретить неожиданности лицом к лицу... Натолкнувшись взглядом на прислоненную к гардеробу трость, подарок дона Себастьяно, моментально кое-что прикинул, взял ее и пошел к двери, уже старательно имитируя легкую хромоту на правую ногу.

Отодвинул кованую щеколду, сделанную под старину. Открывавшуюся наружу дверь тут же рванули на себя, и на Мазура уставились дула сразу трех автоматических винтовок с примкнутыми штык-ножами. За спинами солдат двое точно таких же провели по широкому коридору справа налево соседа Мазура, коммодора лет пятидесяти (они так и не познакомились, но при встречах вежливо раскланивались). Коммодор был в форме, в фуражке, но без ремня.

— Manos arriba![13]

Ну, эту-то команду Мазур прекрасно знал. Геройствовать не имело никакого смысла – и ввиду изрядного численного перевеса противника, и из-за полного незнания обстановки. Он поднял руки, не выпуская трость и, повинуясь недвусмысленному движению штыка, отступил на несколько шагов — все так же прихрамывая. Потом, опять-таки без труда поняв, что означает очередной взмах штыка, отступил к подоконнику.

Трое солдат ворвались в прихожую и остановились у порога, целясь в него, держа пальцы на спусковых крючках. Молодые, но на зеленых салаг не похожи —- с оружием обращаются достаточно умело, явно не новобранцы. Один резко развернулся к двери в спальню — показалась Белль, в коротком, наспех подпоясанном халатике без пуговиц и, Мазур сразу подметил, с оттопыренным карманом. Тоже прихватила пистолет, от которого сейчас не было никакого толку — дверь ворвавшиеся за собой прикрыли, но в коридоре слышался топот ног: нагнали их сюда немало...

Двое так и держали Мазура на прицеле — а третий, нехорошо улыбаясь, закинул винтовку на плечо, отсоединив предварительно штык и, поигрывая им, надвигался на отступавшую Белль, пока она не уперлась спиной в стену. Двое, не отводя от Мазура ни глаз, ни дул, крикнули ему что-то, судя по тону, поощрительное — а он, ухмыляясь с классическим видом мелкой дворовой шпаны, громко произнес что-то такое, отчего Белль побледнела. Перебросив штык в левую руку, приложил его плашмя к горлу девушки, вмиг справился с небрежно завязанным пояском, распахнул халат, нахально прошелся ладонью по телу девушки.

Мазур зубами скрипнул от злого бессилия. Такого унижения он, пожалуй что, не испытывал. Уж он-то, побывавший свидетелем (и часто участником) не одного переворота, прекрасно знал, сколько гнусностей может в первые дни хаоса и безвластия натворить охмелевшая от безнаказанности солдатня.

И ничего не мог сделать. Пистолет не выхватить — они успеют раньше. Для броска слишком далеко, и годы тут ни при чем — он и в молодые годы не успел бы, изрешетили бы раньше. Солдат, ухмыляясь и что-то негромко приговаривая, лапал Белль неторопливо, самым похабным образом. Взяв ее за плечо, подтолкнул к двери в спальню. Разыграть сердечный приступ, что ли? — подумал Мазур. Спецназом тут и не пахнет, обычная пехота, есть шанс, что бросятся к нему, и дело примет совершенно другой оборот...

Неожиданно распахнулась дверь, вошел четвертый, сразу видно, птица другого полета — лет тридцати пяти, плотный, усатый, на погонах знаки бандерас-сержанта, что примерно соответствует российскому старшине. С одного взгляда оценив обстановку, он бросил пару фраз на испанском, после которых его любвеобильный подчиненный отступил от Белль, сунул штык в ножны и вытянулся. Белль торопливо запахнула халатик. Неторопливо подойдя к ней, старшина с ходу запустил руку в карман халатика, извлек оттуда «Вальтер», продемонстрировал его солдату, после чего легонько двинул его пистолетом по скуле и произнес еще одну фразу. Удивительным образом Мазуру показалось, что он усатого понял: «В первую очередь нужно обыскивать, а не лапать!» Сразу углядел, глазастый. Да, птичка совсем другого полета, военный профессионал...

Повернулся к Мазуру и сказал на неплохом английском:

— Выньте пистолет, держа пальцем за скобу, положите на пол. Иначе мои люди будут стрелять. В девушку.

Так... Следовательно, он знал, что Мазур не понимает испанского. Интересно, что он еще знал? Ничего не попишешь, Мазур поступил, как было приказано. Старшина подошел к нему, держась так, чтобы не заслонять его от солдат, охлопал, убедившись в отсутствии другого оружия. Трость его внимания совершенно не привлекла — мелочь, а приятно...