Вызов от Селиванова, формально облеченный в форму приглашения на беседу, мне передали уже на следующей перемене, и историческая встреча состоялась после уроков в пустом коридоре на четвертом этаже.

— Ты, Левской, по какому праву хапником моим распорядился? — угрожающе спросил Мишка.

— По праву благодарности! — в действительности право тут было одно — право сильного, но я решил создать прецедент.

— Это какой еще благодарности? — не понял Селиванов.

— Сестра его сиделкой при мне была, когда я раненый лежал!

— Раненый?! — Мишка издевательски засмеялся. — Ой, держите меня, живот надорву… Раненый… Да ты ж с лихоманкой валялся, нам сказали!

Ох… Вот не подумал… Раз покушение на меня в гимназии решили не афишировать, надо было бы и мне на эту тему не распространяться, но кто ж знал? Ладно, слово не воробей…

— У тебя же брат старший на Тереке ранен был? — к месту вспомнил я, расстегивая крючки воротника и три верхних пуговицы кафтана. — Так что как выглядят рубцы от пуль, ты знаешь?

— Ну, знаю…

Я расстегнул рубаху и показал след от ранения. Мишка с полминуты всматривался, те самые пятиклашки из-за его спины тоже пытались посмотреть. Наконец, Селиванов отступил на шаг, приложил руку к груди и наклонил голову.

— Прости, Левской, по незнанию так говорил, не хотел тебя обидеть!

— Извинения приняты, — я повторил его жестикуляцию.

— Кто это в тебя стрелял?

— Да сам не знаю, ищут вора, — не стал я вдаваться в подробности.

— Ну, раз дело такое, выкуп за моего хапника назначаю честной, без денег, — сказал Мишка. — Сможешь до конца седмицы два раза подряд меня на кулаках победить — твой хапник, нет — значит нет.

Вынув из-за пазухи две пары рукавиц, Мишка разложил их на подоконнике.

— Выбирай, — сказал он.

Так, назад дороги нет. Два раза подряд побить Селиванова — это та еще задачка, из разряда невыполнимых, пожалуй… Но делать нечего.

Рукавицы я осмотрел внимательно, чтобы убедиться в их одинаковости. Обычные для кулачного боя, обшитые кожей и подбитые ватой. Выбрав себе пару, тут же и надел. Мишка надел вторую, двоих пятиклассников отправил следить за лестницами на случай появления ненужных свидетелей, остальные двое да сам Лапин остались.

— Ну что, начнем, — Мишка протянул руку. По правилам, бой начинался после того, как противники ударят по рукам. Только вот… я помотал головой, но внезапное видение не исчезло. Я видел, прямо почти живьем видел, как сразу после хлопка ладонями Селиванов хватает меня за руку и дергает на себя, одновременно проводя левой удар под ребра. А кулаки у него, что правый, что левый — без разницы, лучше под них не попадать. Хм, а если…

Наши ладони хлопнули друг о друга, моя тут же была захвачена, но я резко рванул Мишке навстречу, и не успел он понять, что происходит что-то не то, как я ударил его лбом в лоб. Процедура не из приятных, но тут надо же знать, что у кого в таком случае больше скорость удара, тому и боли меньше. Я вот знал, а Мишка, похоже, нет. Отлетев к стенке, он схватился руками за голову, а я принялся закреплять успех, в бешеном темпе молотя его кулаками по ребрам. Сработало — прикрывая бока, Мишка опустил руки и немедленно получил в ухо. В удар я вложил всю свою силу, умноженную на безнадежность и отчаяние, и Мишка Селиванов с невразумительным мычанием сполз по стеночке, приземлившись на пол на пятую точку.

— Ну ты… Ну ты дал… — Мишка снял рукавицы, признавая свое поражение. — Я и сам дурак, знал же, что башкой бить можно, да вот всю жизнь кулаков хватало, — продолжил он, встав и промотавшись головой. — Но второй раз у тебя такое хер [1] получится! Пошли, что ли, в столовку, чайку попьем с пряниками, отметим…

Не скажу, что Селиванов оказался интересным собеседником, но наши с ним посиделки за чаем я с полным на то основанием посчитал делом полезным. Ну а как же еще? Пусть народу после уроков в гимназии оставалось мало, только те, кому приходилось по неуспеваемости посещать дополнительные занятия, да те немногочисленные особо упертые в учебе гимназисты, что и домашку делали в классах, но все равно — уже завтра вся гимназия будет знать, что Мишку я побил и что после этого мы с ним, как ни в чем ни бывало, гоняли чаи, прямо как закадычные друзья. Сколько очков прибавит это к моей репутации среди гимназистов, сказать сложно, но уж точно немало. Заодно я узнал кучу гимназических новостей, в основном, конечно, никакого значения для меня не имевших, но попались среди них и интересные. Ну и Мишкино любопытство по поводу моего ранения в какой-то мере удовлетворил, не без того. Но у меня появились кое-какие вопросы к братишке моей сиделки, и Мишка великодушно отдал мне своего хапника на сегодня.

Вопрос-то, строго говоря, был только один: как его вообще угораздило в гимназию попасть? Для такой бедной семьи это, скажем так, очень непросто. Оказалось, семья воспользовалась положением, позволявшим принимать в гимназии детей любого состояния, если они сумеют на отлично сдать приемные испытания, то есть без ошибок написать диктант из ста пятидесяти слов, внятно и безошибочно прочитать вслух текст со скоростью не менее тридцати слов в минуту, верно решить по одному примеру на сложение, вычитание, умножение и деление, а также правильно назвать правящего царя, дату его восшествия на престол и кому он наследовал. Опять же, количество таких детей не могло составлять более пяти процентов от общего числа принятых в первый класс. В общем, конкуренция среди желающих бесплатно получить среднее образование высшего качества была жуткая, и Ваньку спасло лишь то, что он сдал испытания вообще лучше всех, кто в том году поступал в нашу гимназию. И почему я не удивился, узнав, что готовила его к поступлению как раз Лидия? Однако гимназическое обучение старшего сына все-таки стало для Лапиных источником немалых затрат — на форму, на учебники и тетради, да на те же завтраки с собой, потому как от казенных щедрот Ваньке были положены только стакан чаю да булочка ежедневно, и то булочки эти он через день носил домой — ситный хлеб, который давали в гимназии, для его братишки и сестренки был настоящим лакомством. Однако же стремление дать мальчишке образование уважения к Лапиным прибавило.

— А почему именно в гимназию? — спросил я. — Чем народная школа вам не пошла? Там и форму не надо, и учебники бесплатно…

— Так после гимназии я смогу сразу в дьяки пойти, — пояснил Ванька. — А там семь рублей месячного жалованья, да на форму пособие казенное! Я ж старший мужик в семье, стыдно мне, что на мамкины да на Лидкины деньги живем…

Хапником Ванька, кстати, тоже стал, желая помочь семье — Мишка платил ему за хап двадцать копеек в месяц. Это что ж, получается, что вступившись за Лапина, я лишаю его заработка?! Ладно, может, и не лишаю еще, мне ж завтра опять с Мишкой биться, и кто его знает, чем это закончится? Тут и правда, второй раз может не пройти…

[1] «Хер» — название буквы Х в кириллической азбуке. Использование этого названия в качестве ругательства обозначает всего лишь упоминание первой буквы запрещенного к произнесению слова. Вроде того, как сейчас ругаются маленькие дети: «А пошел ты на хэ!». Кстати, отсюда и слово «похерить», т. е. поставить «хер», перечеркнуть и забыть.

Глава 9. Непредвиденное предвидение

— Всем стоять! Ни с места! — громкий голос гимнастического наставника Леграна перекрыл встревоженный галдеж гимназистов. Вот же не вовремя…

На следующий наш с Мишкой поединок набралась целая толпа зрителей, с полсотни человек точно. Уж не знаю, что именно они хотели увидеть — как будет побит Селиванов или как восстановится привычный порядок вещей и Селиванов побьет меня, но появление гимнаста обломало и тех, и других. Ну, это мы все так подумали, что обломало…

— Марш всем в гимнастическую залу! — неожиданно скомандовал Легран. — Будет правильный поединок, а не тайная драка!

— Ура! Ура Евгению Леопольдовичу! — грянул нестройный хор из полусотни глоток, еще минуты две ушло на принятие толпой некоего подобия строя, и колона по двое, впереди которой шел наставник, а сразу за ним — мы с Мишкой, чинно и дружно замаршировала куда приказано.