— Какие дела, такие и обвинения, — сухо ответил я. — А доказательств хватает.

— И откуда же взялись твои, — тут Ирина презрительно скривилась, — доказательства?

— Да отовсюду. Я говорил уже, что подать прошение в царицыну свиту было ошибкой? Мне стало интересно, почему вам отказали, вот я и узнал о сомнениях в вопросе о том, кто был отцом тети Ксении. А когда прочитал в Бархатной книге, что тетя Ксения родом из Рославльского уезда, посмотрел в атласе, кто был соседом ее родителей. И узнал, что соседнее имение принадлежало Никите Колядину. Именно у него служила Наталья Капитонова, принимавшая роды у твоей бабки, Марии Меркуловой. И Алена Егорова служила вам верой и правдой, будучи заклятой на верность Колядиным, потому как Колядины вы с матерью и есть. О том, что отец тети Ксении именно Никита Колядин, те слуги, что старых хозяев имений помнят, говорят уверенно, не так ли, Борис Григорьевич?

Шаболдин снова молча кивнул, а Ирина кинулась в контратаку.

— Это теперь треп прислуги за доказательства считать велено? — издевательским голоском спросила она.

— А это и не доказательства, — отмахнулся я. — Потому что быть родственницей Колядиных само по себе не преступление. Хотя, конечно, с фамильной колядинской способностью скрывать одаренность преступления совершать проще. Потом я обратил внимание, что уж больно напоминают действия убийц азарт игрока, и обратился к господину приставу с просьбой разузнать и это.

— Закладные и выкупные бумаги на имение и драгоценности, как и биржевые выписки, изъяты и в дело подшиты, — подтвердил Шаболдин. — Подшиты и показания соседей ваших, Ксения Николаевна, о вашей страсти к картежной игре, да о том, что выигрывали вы много больше, нежели проигрывали.

— Удобная способность сокрытия своей одаренности досталась вам от отца, не правда ли, тетя Ксения? — что ответила на этот мой вопрос боярыня Волкова, я скромно опущу. Не те это слова, что в книгах упоминать можно. — Соседи-то ваши ни сном ни духом не чуяли, что вы их карты видите. Но пес с ними, с картами, давайте к нашим делам вернемся. Вот присутствующие честные отцы не дадут соврать: они по сохраненной Рудольфом Карловичем салфетке с пятном того самого взвара установят, кто именно его инкантировал. И кто ружье в руках держал, из которого в меня стреляли. А то, что именно из вашего штуцера убита Аглая, уже установлено. Да и сам штуцер вместе с сундуком, где вы его прятали, тоже изъят.

Так, еще стакан воды и пора переходить к самому интересному.

— И вот, тетя Ксения, вы с дочерью узнаете, что на днях я уеду в Германию. Ну как вам было удержаться от острого желания довести дело до конца? Тем более, что уже вот-вот стоило ждать объявления помолвки Ирины с Яковом Селивановым. Ты, дядя Андрей, кстати, предупредил Селивановых, что ни помолвки, ни свадьбы не будет?

— Предупредил, — ответил дядя. — Пока что без подробностей, успеем еще.

Да, обидно. Придется с Селивановыми как-то это улаживать, не хватало еще на ровном месте новых врагов заиметь.

— И вновь колядинское наследие вам пригодилось, — продолжил я. — Жаровой зажим, в который ты, тетя Ксения, меня захватила, иноки только через полминуты почуяли да смогли погасить. Тоже, кстати, твоя ошибка. Ты же хотела, чтобы все думали, что я от неведомой болезни помер? И как тогда бы смотрелись ожоги с переломами?

— Змееныш… — как раз на змеиное шипение и походил голос, которым боярыня Волкова это произнесла. — Я бы не довела до ожогов. Просто зажала бы твое сердце, да кровь подогрела до того жара, с которым не живут!

— Вот давно бы так, — похвалил я ее откровенность. — А то молчала прямо как рыба, понимаешь…

И тут боярыня заговорила снова. Да как заговорила! Ни в прошлой жизни, ни в этой мне не приходилось слышать таких виртуозных матюгов, сдобренных столь мощным накалом эмоций и искренним желанием видеть меня и половину присутствующих мертвыми. Я огляделся. Лида сидела вся красная и зажимала уши руками, монахи сосредоточенно шептали молитвы, все остальные аж рты разинули, а десятник Семен увлеченно протоколировал вдохновенную речь.

— А ну, хватит! — громовой голос отца Маркела перекрыл поток сквернословия и боярыня заткнулась на полуслове. — Нечего тут укоризнами блядословными да поносными испражняться! — Силен священник, ох и силен!

— Как думаете, Борис Григорьевич, — невинно поинтересовался я, — сию вдохновенную речь суду представить позволительно?

— Кхм, — Шаболдин попытался скрыть усмешку, — по установленному порядку я обязан представить в суд все, сказанное обвиняемой. А там уж суд сам решит, вносить те слова в дело или нет…

— Ну вот, — пора было подводить итоги, — ты-то, Ирина, не желаешь ничего добавить? А то как стрелять в меня, так всегда пожалуйста, как на лестницу меня уронить, стукнув под колено, ты тоже в первых рядах, а призналась пока только матушка… Давай, порадуй нас.

— Да пошел ты! — куда именно, Ирина уточнять не стала. — Одна радость, что хоть девку твою застрелила! И одно жаль, не быть моему сыну отмеченным!

— Ну вот и ты призналась, — отметил я, удостоверившись, что десятник Семен старательно записывает. — А насчет сына твоего ты права. Вот Рудольф Карлович не даст соврать, науке ни единого случая не известно, чтобы могла понести и родить женщина, которой отрубили голову. И ты тоже не сможешь.

— Ксения… Ирина… — на боярина Волкова жалко было смотреть, — как же так? Как вы могли?!

— А ты, как ты мог?! Как мог жить на мои деньги, да пальцем о палец не ударить, чтобы семью поднять?! Все мне делать пришлось! Червяк бесхребетный!

— Забирай их, Борис Григорьевич, — тяжело вздохнув, велел отец. — Видеть этих змеюк больше не хочу!

Губные сноровисто надели на мать с дочерью наручники и повели их на выход. Следом двинулись монахи. Дядя Андрей о чем-то пошептался с отцом и громко сказал:

— Сестра Лидия, подойди ко мне!

Лида приблизилась к дяде с некоторой опаской.

— Я бы мог наложить на тебя заклятие, чтобы ты никому и никогда не сказала, что здесь узнала. Но от брата и племянника слышал о тебе только добрые слова, а потому не стану. Однако ты сей же час сама в том поклянешься. Отец Маркел, примите у девицы клятву и крестное целование!

Деваться девушке было некуда, и молчать об услышанном она поклялась. Зато тут же получила аж двадцать рублей, да не ассигнациями, а серебром — десять себе за все хорошее, да десять брату и его приятелям за помощь в поимке убийц. Ваньке она, конечно, расскажет, но наверняка не все, серьезностью момента девочка явно прониклась. Отказ дяди наложить на нее заклятие — это такое доверие, которое Лида со своей рассудительностью обмануть сама не захочет.

— Филипп, Петр, пойдемте в кабинет, — все тем же командным тоном распорядился дядя. — Да вели, Филипп, закуски подать прямо туда. Отец Маркел, доктор, уж простите, но нам надо посидеть по-родственному. Алексей, свободен. Ты столько не выпьешь…

* * *
* * *

[1] Диана — богиня охоты в римской мифологии

Эпилог

— А сейчас, сын, тебе пора узнать правду про матушку.

…Отец с дядей Андреем и дядей Петром пили долго — весь оставшийся день после сеанса разоблачений и весь следующий день тоже. Сильны… Я же в эти дни, предоставленный самому себе, изощрялся в поисках способов борьбы с накатившей тоской и скукой. В основном, конечно, это были все те же упражнения с шашкой, но и кое-какое разнообразие мне внести в свою жизнь тоже удалось. Сходил пообщаться с Ванькой Лапиным, в сильно сокращенном виде рассказав ему историю, в которой ему довелось поучаствовать. Хорошо, что с Лидой предварительно обсудили, что говорить, чтобы не получилось так, что от меня он услышит одно, а от сестры другое. Удалось поговорить с Мишкой Селивановым. Он сначала дулся на меня из-за старшего брата, но я его заверил, что в самом ближайшем времени до них доведут необходимые разъяснения по поводу неудавшейся женитьбы, после чего мы просто по-дружески помахали кулаками у него дома. Мишку я опять-таки победил, как и раньше, с помощью предвидения, после этого нормальные отношения у нас восстановились. Сегодня утром дядя Андрей забрал у меня шашку на проверку ее состояния, а боярин Волков отбыл во Владимир. На будущей седмице ожидалось возвращение матушки с Васькой, Митькой и Татьянкой из Ундола, а еще через пару седмиц мне предстоял отъезд в Германию. В общем, вызов к отцу в кабинет стал для меня неожиданностью. А уж то, что я там услышал…