Два месяца назад «Если» опубликовал статью об экранизациях Филипа Дика, и мы стали ждать, когда до российского экрана дойдет новый фильм Стивена Спилберга. Сегодня наши читатели имеют возможность сравнить фильм и сам рассказ Филипа Дика, опубликованный в этом номере, а также познакомиться с мнением кинокритика.
Рассказывают, что до того, как снять первый кадр своего «Особого мнения» (Minority Report), Спилберг арендовал 23 номера в престижном отеле «Шаттерс», что в Санта-Монике, Калифорния, и на несколько дней поселил там специальную команду экспертов. Башковитым ребятам — разработчикам высоких технологий, футурологам, дизайнерам и даже одному теологу — было предложено провести мозговой штурм на тему «Нью-Йорк: 2054». По общему признанию, штурм увенчался успехом. Взглянув на экран, зритель попадает в диковинный и вместе с тем полный бытовых подробностей мир, где по высотным автострадам мчатся машины на электромагнитной подушке, домашняя видеоустановка проецирует в комнате голограммы из семейного альбома, а универсальным удостоверением личности служит сетчатка глаз, сканируемая электронным вахтером. Кстати, немало замечательных изобретений осталось за бортом сценария — например, «аналитический унитаз», моментально выдающий своему пользователю рецепт необходимой диеты. Впрочем, все это именно мелочи в сравнении с настоящим «изобретением века» — системой предсказания и предотвращения преступлений, благодаря чему огромный мегаполис оградил себя от убийц и насильников.
«Ни одна система, в том числе и та, что показана в «Особом мнении», не может быть безупречной. В любой системе есть изъяны». (Здесь и далее — цитаты из интервью Стивена Спилберга для интернет-прессы.)
Как известно, патент на это грандиозное изобретение принадлежит не экспертам из «Шаттерса», не Спилбергу и даже не паре модных сценаристов, Скотту Фрэнку и Йону Коэну, подключенных Спилбергом к проекту, а Филипу К. Дику[2], чей рассказ того же названия вырос до голливудского блокбастера стоимостью свыше 100 миллионов долларов, с изощренными спецэффектами, декорациями и дюжиной первостатейных актеров во главе с самим Томом Крузом. Не причисляя «Особое мнение» к числу шедевров Дика, мы в любом случае должны признать, что его идея «презумпции виновности», «наказания до преступления» могла бы сделать честь любому фантасту и стать основой объемного научно-фантастического романа.
Спилберг тоже понял это и — что еще важнее — сумел сохранить весомость необычной идеи на коммерческом экране. В потоке доброжелательных и даже восторженных рецензий рефреном звучит мысль о том, что голливудская кинофантастика обогатилась еще одним «умным» фильмом, а борец за закон и порядок в жанре фантастического триллера нако-нец-то перерос по уровню интеллекта судью Дредда. Следя за драматичными и в прямом смысле слова головокружительными эскападами агента департамента «до-преступности» Джона Андертона (Круз), зритель не просто гадает, произойдет ли предсказанное ясновидящей преступление, «убьет или не убьет Андертон?». Нет, горизонт сюжетной интриги распахивается намного шире. Можно ли наказывать за убийство, которое еще не совершено? Преступник ли тот, кто нарушает закон во имя принципов добродетели? Предопределена ли «свыше» наша судьба и наши поступки?
Эффектной метафорой этих сакраментальных вопросов становится эпизод с «красным шариком» (сигналом о готовящемся убийстве), подхваченном на лету коллегой Андертона. «То, что вы предотвратили его падение на пол, вовсе не означает, что этого падения вообще не могло произойти!»
«Я думаю, быть сильными как страна, как нация — это значит, уметь пожертвовать нашими привилегиями и нашими личными свободами для защиты наших детей, но потом, когда все уже позади, сможем ли мы обрести эти свободы заново?»
«Красный шарик» и хитроумное устройство (эдакий «лототрон»), из которого он появляется — это чистый Спилберг. У Дика все проще: подсоединенный к мозгу экстрасенсов компьютер печатает на карточке место предполагаемого преступления и имя жертвы. За такой пустяковой частностью, на самом деле, скрывается весьма важный и принципиальный вопрос, вернее — два вопроса: что и как?
На первый из них Спилберг ответил с блеском и достоинством высокого интеллектуала. Философская проблема, заявленная Диком, попав под пресс голливудского кинопроизводства, не только не утратила свою значительность, но и приобрела новые неожиданные нюансы. Дело в том, что после событий 11 сентября и последовавшей за ними кампанией «превентивных мер» по борьбе с терроризмом в проблемное поле фильма попали не только маньяки и охотящиеся за ними полицейские, но и глобальная политика. В лице своего главного героя, сумевшего в равной степени сохранить честь мундира и принцип гуманности, Спилберг сумел дать пусть идеальную, утопическую, но тем не менее единственно приемлемую модель противодействия мировому злу.
«Проблема, которая возникает при съемках фильма о будущем, в том, что его нельзя делать «футуристичным». Для меня было важно посмотреть на будущее, не вставая на цыпочки, максимально приблизить его к нашей реальности… У нас нет летающих автомобилей.
Летающие автомобили смотрите в «Эпизоде 2: Атаке клонов».
Парадоксально, но на вопрос «как?» непревзойденный профессионал современной режиссуры ответил далеко не столь убедительно. Выше мы уже говорили о том, насколько серьезно велась работа по превращению минималистски-скромного литературного оригинала в многослойный и многокрасочный мир фильма. В итоге лысеющий и полнеющий «коп» Андертон превратился в элегантного и динамичного любимца всех женщин Америки. Ясновидящие — «три идиота», бормочущие и пускающие слюни, сидя в своих высоких креслах с клеммами электропроводов на головах — стали полулюдьми-полурусалками, погруженными в воду некоего сакрального резервуара. По поднятым над землей автострадам понеслись экипажи на электромагнитной подушке, ввысь, как злобные Карлсоны, устремились спецназовцы с пропеллерами на спине, а по подвалам и чердакам рассыпались автоматические «бойцы невидимого фронта» — паукообразные роботы, исполняющие суровый приказ найти и обезвредить субъекта с кодом сетчатки Джона Андертона. Механическим тварям было невдомек, что Круз, то бишь Андертон, давно уже пересадил себе чужие глаза с помощью подпольного чудо-офтальмолога, а свои родные глаза держит в полиэтиленовом пакетике за пазухой, при случае показывая их, как проездной билет электронному «вахтеру» в полицейском управлении[3].
«Есть один кадр, который мне особенно нравится… Агата рядом с Андертоном, он обнимает ее и говорит: «Я должен знать. Я должен разузнать все о моей жизни». А она отвечает: «Уходи. Уходи».
Единая и прямая линия диковского сюжета стала ветвиться и растекаться по новым руслам. У Андертона появился любимый сын, в малолетстве похищенный злоумышленником прямо из плавательного бассейна (интересно, что этот футуристический бассейн по обилию публики и фасонам купальных костюмов весьма напоминает наши общественные купальни советских времен). В каскаде эпизодов кульминационной погони компанию герою составила не прагматичная и изменчивая жена Лиза, а ясновидящая Агата (английская актриса Саманта Нортон) — стриженная под Жанну д'Арк «пифия» с пронзительным взором, невнятной речью и бледностью утопленницы. На месте главного злоумышленника вместо грубого солдафона Каплана появился респектабельный интриган и двурушник Ламар Берджес (швед Макс фон Сюдов) — не кто иной, как глава всего департамента «допреступности»!
Стараниями большой команды, предводимой художником Алексом Макдоуэллом и оператором Янушем Каминским, в картине материализовались предсказания и видения — зыбкий виртуальный мир, в который, благодаря новейшим электронным технологиям, может входить Андертон. Стоя перед прозрачным экраном, он легкими пассами рук (не надо никаких клавиатур или «мышек», в лучшем случае на помощь приходит дистанционный манипулятор-соленоид) приоткрывает завесу над готовящимся убийством. Этот образ «дирижера оркестра правосудия», сопровождаемый музыкой Шуберта, стал едва ли не главной визитной карточкой всего фильма. Правда, в общем хвалебном хоре нашлись ядовитые насмешники, сравнившие сны ясновидящих с клипами MTV, а Круза — с дирижирующим Микки Маусом из диснеевской «Фантазии».
