В связи с этим у меня возникает гипотеза. То, что 352 сбитых Хартманном самолёта – это брехня, по-моему, уже всем должно быть ясно. В его лётную книжку записывали всё, что он придумает, или, в лучшем случае, те самолёты, по которым он стрелял и что зафиксировано фотопулемётом. Но точную цифру сбитых самолётов немцам-то ведь надо было знать!

Поэтому полагаю, что штаб JG-52 запрашивал у наземных войск подтверждения о сбитых самолётах (ведь Хартманн сбивал над своей территорией, и наземные войска могли это подтвердить). Если сбитие подтверждалось, то наземные войска могли подтвердить и какой тип самолёта сбит. Тогда сбитый самолёт заносился в отдельный списочек, и этот списочек посылался в штаб Люфтваффе, а в дневнике боевых действий проставлялись типы самолётов. А если сбития заявленного самолёта или его обломков никто не видел, то в графе «Тип» появлялся прочерк. Я не вижу другого логичного объяснения.

Конечно, могли быть накладки, скажем подбитый самолёт дотянул до своей территории, упал в глухом месте, пехота не смогла определить его тип и т. д. И, наверное, Хартманн сбил больше, чем проставлено в дневнике, но всё же … В дневнике из заявленных Хартманном 202 сбитых советских и американских самолётов, типы самолётов проставлены всего лишь в 11 случаях! Правда, в одном случае тип самолёта стоит во множественном числе – «Мустанги». Хартманн заявил их в этот день аж 5 штук. Даже если их все добавить, то будет 15. Не густо из 202 заявленных побед.

Но это не всё, что из дневника боевых действий JG-52 можно выжать о Хартманне. Давайте представим себя на его месте и полетим вместо него вдоль линии фронта. Каких советских самолётов – бомбардировщиков или истребителей – мы встретим больше?

Хартманн попал на фронт в 1943 г., а с начала 1942 г. по 9 мая 1945 г. наша авиапромышленность произвела 44 тыс. истребителей и более 52 тыс. штурмовиков и бомбардировщиков. Получили от союзников около 11 тыс. истребителей и несколько более 3 тыс. бомбардировщиков. То есть в общем количестве ВВС СССР бомбардировщики составляли примерно 50 %. Тут, конечно, есть нюансы, но они взаимоисключающие: бомбардировщики чаще сбивались, поэтому в реальном строю их в % должно быть меньше, чем построено; зато истребители в системе ПВО были рассредоточены по всей стране и на фронте их было меньше. То есть, мы не сильно ошибёмся, если предположим, что на месте Хартманна при полёте вдоль линии фронта каждый второй встреченный нами советский самолёт должен быть штурмовиком или бомбардировщиком.

Более того, урон немцам наносили именно штурмовики и бомбардировщики, следовательно, нас не должно было бы удивить, если бы в списке тех самолётов, по которым стрелял белокурый рыцарь, защищая свой Рейх, бомбардировщики составили 80 %. А истребители Хартманн сбивал бы только те, которые мешали бы ему сбивать бомбардировщики.

А что было на самом деле?

В дневнике боевых действий JG-52 в графе «Тип» сбитого самолёта на все 202 «победы» Хартманна нет ни одного бомбардировщика. В его лётной книжке, из 150 внесённых туда самолётов, бомбардировщики составили: Ил-2 – 5; Пе-2 – 4; А-20 «Бостон» – 1; По-2 – 2 машины. Итого 12 бомбардировщиков из 150, что составляет 8 %. Не 80 %, как полагалось бы иметь настоящему рыцарю, а всего 8!

Добавим к этому уже сказанное – немцы всех асов Восточного фронта забирали на Запад сбивать американские и английские бомбардировщики, но Хартманн дважды от этого ускользнул. Остаётся сделать вывод: Хартманн, как огня, боялся атаковать бомбардировщики!

Так может все немецкие асы-«охотники» были такими же «рыцарями», как и Хартманн? Не думаю, просто настоящие рыцари долго не жили, и записать на себя столько сбитых самолётов, сколько это сделал Хартманн, просто не успевали.

К примеру, Альфред Гриславски, у которого начинающий Хартманн был ведомым. Гриславски специализировался на сбивании наших Ил-2. Для этого ему надо было прорваться сквозь строй наших истребителей и, преследуемому ими, бросаться на пулемёты бортовых стрелков Ил-2. И Гриславски это делал. Он был множество раз ранен, его постоянно сбивали. В один день его сбили 4 раза, он выпрыгивал с парашютом или шёл на вынужденную посадку, пехота привозила его на аэродром, он садился в новый самолёт и снова летел драться. Наконец он получил тяжёлое ранение и был списан со 133 победами.

Хартманн так воевать боялся!

И страх надоумил его на собственную тактику боя, которой он хвастается непрерывно. Он учит (выделено им):

«Если вы видите вражеский самолёт, вы совсем не обязаны тут же бросаться на него и атаковать. Подождите и используйте все свои выгоды. Оцените, какой строй и какую тактику они используют. Оцените, имеется ли у противника отбившийся или неопытный пилот. Такого пилота всегда видно в воздухе. Сбейте ЕГО. Гораздо полезнее поджечь только одного, чем ввязываться в 20-минутную карусель, ничего не добившись. Все вражеские пилоты увидят сбитый самолёт, что окажет серьёзное психологическое воздействие».

Прокомментирую: психологическое воздействие вещь двоякая – храбрые от этого придут в ярость.

Это его тактика означала следующее. Он, напоминаю, был отличный пилот с особо острым зрением и советские самолёты замечал с такого расстояния, когда они его увидеть не могли. Заметив, куда они идут и в каком строю, он на большой высоте занимал такую позицию, чтобы можно было напасть на истребители сопровождения сзади, незаметно для них. Затем на большой скорости делал манёвр, сближался и бил по не увидевшему его истребителю. А так как с радиосвязью у нас дело было неважным, то подвергшийся нападению лётчик не всегда мог предупредить товарищей. Поэтому у Хартманна часто была возможность ударить ещё по нескольким. Но как только они его замечали, он немедленно удирал, а наши истребители, привязанные к сопровождаемым бомбардировщикам, преследовать его не могли. А на большом удалении он снова, незаметно для наших, маневрировал и снова получал возможность удара. И всегда по истребителям! Ведь если прорываться к бомбардировщикам, то наши истребители его заметят и атакуют. Хартманн этого боялся: он как шакал, нападал только на отставших и только внезапно. Сохранить свою паскудную жизнь для него было самым главным.

Он считал, что изобрёл магическую формулу войны:

«Эта магическая формула звучала так: „Увидел – решил – атаковал – оторвался“. В более развёрнутом виде её можно представить так: если ты увидел противника, реши, можно ли его атаковать, захватив врасплох; атакуй его; сразу после атаки отрывайся; отрывайся, если он заметил тебя до того, как ты нанёс удар. Выжидай, чтобы атаковать противника в удобных условиях, не позволяй завлечь себя в манёвренный бой с противником, который тебя видит».

Заметьте, ему даже не важно какой силы противник, если он тебя видит – надо удирать. Хартманн, к примеру, хвастается таким боем. Он летел с ведомым у себя в тылу и на них напал одинокий Як. Хартманн уклонился от удара, и они вдвоём попытались Як сбить. Но тот пошёл один и другой раз в лобовую атаку на белокурого рыцаря Рейха. Хартманн сначала уклонялся, а потом с ведомым попросту удрал, а когда Як, потеряв их из виду, пошёл домой, они догнали его, подкрались и сбили. Ну, спортсмен! Ну, рыцарь! Ну, джентльмен!

Представьте, что некий тип из-за угла глушит прохожих, а если оглушить не удаётся, то сразу же удирает. А потом заявляет, что так как он оглушил 352 человека, то является чемпионом мира по боксу и какие-то там Покрышкин с Кожедубом, у которых едва по 60 побед нокаутом на ринге, ему и в подмётки не годятся.

У нас есть фильм «В бой идут одни старики» и в нём эпизод, когда немецкие лётчики принимают вызов на поединок у советских. Авторы фильма не читали биографию Хартманна – у этой JG-52 и в мыслях не было не то, что о поединке, а хотя бы о том, чтобы попытаться сразиться с лётчиками какой-либо из наших гвардейских истребительных дивизий. Это были те ещё «рыцари».

Могут сказать, что всё же Хартманн, пусть и трусливо-бандитским способом, но сбил очень много наших лётчиков и не важно, как именно называется этот способ, ведь на войне важен результат. Это так. Но давайте задумаемся над результатом побед Хартманна.