Обстановка позволяла им не только жить более-менее сносно, но и плести интриги против Шуйского, главной задачей которых было убедить всех, что Лжедмитрий жив и что он пока скрывается, выжидая подходящего момента до вступления в борьбу со своими недругами.
Вскоре Лжедмитрий «объявился» в Самборе, о чем отец радостно сообщает Марине, «позабыв» ей сказать поначалу, что речь уже идет не о ее муже. Марина тем более охотно поверила, что ее нареченный жив, потому что слухов о его чудесном спасении ходило немало. Понемногу Юрий начинает открывать глаза дочери на действительное положение дел. Марина прекрасно понимала, чем ей лично грозит раскрытие обмана. Понимала, что ей придется делить не только трон, но и ложе с ловким авантюристом.
Заключенный на четыре года мир Шуйского с поляками позволил Юрию и Марине вернуться на родину. Но вместо Польши они оказались (по собственному желанию) в лагере Лжедмитрия II, прозванного в дальнейшем Тушинским вором.
Этот Лжедмитрий II, жизнь которого будет тесно связана с жизнью Марины, был фигурой весьма колоритной, человеком «грубых и дурных нравов». Но он, без сомнения, был также весьма талантливым человеком, имевшим немалые шансы на престол (недаром к нему переметнулся и Филарет, отец будущего царя Михаила Романова, и именно в Тушино его возведут в патриархи), и именно поэтому Мнишеки решили поставить на него.
Марина ждала встречи. Сначала Юрий съездил к Тушинскому вору и приехал оттуда довольный – он «опознал» зятя, а тот пообещал ему щедрые награды, когда утвердится на троне. Затем последовал приезд «супруга» к Марине. Та была шокирована – перед ней был человек «обличьем слуга, волосом черен, нос покляп, ус не мал, брови велики нависли», а из его слов, весьма откровенных, из всей манеры поведения чувствовалось, что по натуре он жесток, коварен, развратен.
В первые же дни Марина тайно обвенчалась с Самозванцем в Тушино, хотя как супруга она была нужна ему в последнюю очередь, в первую же – как живое и вернейшее подтверждение его законных притязаний на престол. Супруги обо всем договорились, и далее последовала хорошо разыгранная пьеса торжественного въезда Марины в тушинский лагерь. В честь царицы гремели орудия, Марина же «лицедействовала столь искусно, что зрители умилялись ее нежностью к супругу: радостные слезы, объятия, слова, внушенные, казалось, истинным чувством – все было употреблено для обмана». «Политическое приданое» Лжедмитрий начал получать с Марины очень скоро – число беглецов из Москвы резко возросло, причем здесь теперь стали появляться и представители лучших московских фамилий, и крупные чиновники Шуйского. Но тушинский лагерь, да и сам Лжедмитрий II, находились практически полностью в руках поляков.
Начальник крупного отряда поляков Ян Петр Сапега действовал исключительно по своему разумению. Командующий польскими отрядами в Тушино князь Ружинский считался с самозванцем еще меньше.
Жизнь в Тушино для Марины была трудна. Первые месяцы она, как и сам Лжедмитрий, жила в палатках, и только с наступлением холодов царю с царицей и воеводе построили «квартиры». Так дочь воеводы, выросшая в роскоши, царица, пожившая в Кремле, была вынуждена ютиться в нескольких комнатах избы. Правда, с припасами было все в порядке. Местности, признавшие Лжедмитрия, обеспечивали его войско провизией.
17 января 1609 года Юрий Мнишек уезжает в Польшу. Он ехал на сейм агитировать и ратовать за нового зятя, собирать ему людей и средства, формировать выгодное ему общественное мнение. Дочь осталась одна – Мнишек уехал почти вместе со всеми теми, кто жил с ним в Ярославле, кого Шуйский освобождал по мирному договору, то есть Марина потеряла почти всех своих старых знакомых в лагере, лишившись и поддержки.
Самозванец это почувствовал, и вскоре почти полностью лишил ее внимания и как государыню, а вместе со вниманием и средств к приличному существованию.
В Польше Юрию Мнишеку не удалось уговорить сейм поддержать Лжедмитрия II, а в апреле 1609 года Сигизмунд сам собрался идти на Русь – брать себе Смоленск. Когда же он уже стоял под Смоленском, дядя Марины Стадницкий, уполномоченный королем, письменно предложил ей отказаться от притязаний на русский престол, за что ей давали землю Саноцкую с доходами от Самборской экономии. Данное предложение обидело московскую царицу, и Марина ответила отказом.
А в декабре в Тушино прибыли королевские послы с поручением отвлечь тушинских поляков от Лжедмитрия и взять их на королевскую военную службу. Войско выбрало депутацию для разговоров с послами, которая в первой же беседе с посланцами Сигизмунда потребовала, чтобы король «довольствовался лишь Северской землей и Смоленском, а им помог посадить Дмитрия на царство». Послы выразили несогласие, на что депутаты выдвинули новое требование: «Пусть король заплатит 20 миллионов, которые мы заработали, и удовлетворит царицу, тогда мы будем желать подчинить это государство Речи Посполитой». Разговор шел лишь об удовлетворении прав Марины – законность ее претензий для всех была несомненна. Точно так же, как никто в Тушино не сомневался в том, что Самозванец – обманщик, но он слишком много им пообещал, чтобы это можно было просто так забыть.
Но тут последовал побег Лжедмитрия II из тушинского лагеря: донские казаки, прикрыв его телом, на телеге вывезли в Калугу. После его бегства послы обратились к «московской партии» тушинцев, во главе которой стоял Филарет. В результате было принято общее решение о том, что на русском троне желательно видеть лишь «потомство» Сигизмунда, с Шуйским же и Лжедмитрием дел иметь не следует. Марина все видела, но была бессильна. Она поняла, что отныне ее единственным шансом в борьбе за престол стал Лжедмитрий. Она, правда, попыталась после бегства супруга переломить ход событий: с распущенными волосами, в слезах она ходила из ставки в ставку по лагерю, заклиная воинов быть верными ее мужу и жалуясь на поляков. В результате около 3 тысяч человек во главе с князьями Трубецким и Засекиным уехали в Калугу. Марина поняла, что пока она сделала все, что могла.
В январе 1610 года Марина пишет послание королю Сигизмунду, в котором поручает себя королю, испрашивает себе милость, но не отрекается от своих прав на престол. Она обещает послать к Сигизмунду послов в официальное развитие своего письма, но послы так и не были посланы – ситуация вновь изменилась. Король так и не смог договориться с тушинскими поляками, и многие из них начали сожалеть о Лжедмитрии, который из Калуги слал им ласковые послания. Лагерь колебался: то ли поддержать короля, то ли Марину как законную царицу. То ли идти за ней, то ли выдать ее Сигизмунду или Москве. Дабы не подвергаться опасности быть выданной, Марина сговаривается с Лжедмитрием на побег к нему в Калугу. В ночь с 23 на 24 февраля она в сопровождении десятка казаков и слуг бежала из Тушина. По ошибке она попала на дмитровскую дорогу вместо калужской, где ее захватили разъезды Яна Сапеги, который под давлением отрядов Скопина-Шуйского отступил от Троицко-Сергиевой лавры к Дмитрову.
Сапега с почетом встретил царицу и посоветовал ей ввиду критического положения, как ее лично, так и его, уехать в Польшу, но Марина отказалась: «Мне ли, царице всероссийской, в таком презренном виде явиться к родным моим! Я готова разделить с царем все, что Бог ни пошлет ему». В сопровождении, выделенном Сапегой, ей удалось уйти в Калугу.
В Калуге жители радостно приветствовали царицу, явившейся их взору юным воином в шлеме и с волосами до плеч. Началась калужская жизнь, более спокойная, чем тушинская, ибо здесь не было чопорных польских вождей, не было воинских сборов, инициаторами которых выступали польские роты. Здесь задавались пиры, было довольство. Лишь поведение супруга осложняло жизнь Марины, но и в этой ситуации она старалась извлечь для себя положительное, ибо на его фоне стремилась выглядеть как можно лучше.
В июне 1610 года под Клушиным гетман Жолкевский, посланный Сигизмундом на Москву, разбил московское войско под командованием брата царя, князя Дмитрия Шуйского. Узнав об этом, Лжедмитрий выступил на Москву. Вместе с Мариной. Во главе «калужан» они вошли в село Коломенское, где встали лагерем. Здесь они узнали о пострижении царя Василия Шуйского и о присяге москвичей 17 августа 1610 года польскому королевичу Владиславу. К Лжедмитрию и Марине прибыли послы Жолкевского с предложением отступиться от Московского престола, за что им были обещаны разные милости. Отказав послам, Лжедмитрий и Марина ушли в Калугу. С ними ушел и атаман Заруцкий. Это было существенным приобретением, ибо атаман был фигурой известной и сильной.
