Мы специально остановились на первой главе, т. к. в ней Горький заложил коллизии романа и характер Самгина, который можно исчерпать двумя словами – равнодушие и конформизм, указал на ту червоточину, которая станет точить его ум и волю, душу и сердце. Привыкнув смотреть на себя как на существо неповторимое, предназначенное для «высшей» деятельности, Клим вынужден был искать позицию, которая обеспечила бы ему и «заметность» и «независимость». Будучи сторонним, холодным наблюдателем жизни, Самгин стал щепкой в водовороте истории. От его слов, поступков, а тем более мыслей, от которых в романе тесно, ничего в жизни не менялось. Какие бы теории Клим не придумывал, каких бы партий не придерживался, все шло независимо от его выбора, хотя он этот выбор делал хамелеонски безошибочно, все время оставаясь «на плаву».

С чем же столкнулся потом наш герой? После гимназии, первых влюбленностей и разочарований, Самгин попал в круг столичного студенчества. «Умнику» пришлось вращаться среди революционеров и декадентов, среди купцов и музыкантов, анархистов и аристократов, участвовать в спорах о славянофилах и западниках, России и Европе – обо всем и ни о чем. Самгин чутко улавливал и запоминал чужие мысли, цитаты, афоризмы, из которых как из кирпичиков строил удобное для общения с другими людьми мировоззрение, которое, однако, так и не стало его собственным.

Оказавшись в Москве, Клим столкнулся с той же говорильней и пьянством, теми же персонами, только под другими именами. Разнообразила существование трагедия на Ходынке, в которой погибли его знакомые, но и она не затронула глубин его души. В любви Клим тоже был холоден.

В Нижнем Новгороде Самгин устроился в газету, своими контактами с революционерами вызвал обыск на квартире, арест, беседы с жандармами, предложение стать филером, откоторого он, мучимый сомнениями, отказался. Поездки в Москву, Астрахань, Грузию, в деревню, где начались грабежи помещиков, в Старую Руссу, Петербург наполнили его жизнь впечатлениями, серыми как пыль, а читателю представили широчайшую панораму предреволюционной России.

После Кровавого воскресенья 9 января 1905 г. в Петербурге Самгин оказался в тюрьме по подозрению в революционной деятельности, потом, не желая того, участвовал в революционных событиях, к которым вскоре стал испытывать панический страх. Раздвоенность существования привела к расщепленности сознания, чудовищным ночным кошмарам, снам и видениям, появлению многочисленных «двойников».

Пережив смерть своего отца, жены, многих знакомых, испытав увлечения и разочарования, позиционируя себя выше других, но и осознавая собственную ущербность («в сущности, я бездарен»), не примкнув ни к кому и оттолкнув всех от себя, Клим ничего не изменил в своей жизни, которая была лишь тенью настоящей. Всякий раз столкновение Самгина с жизнью завершалось чувством, что «действительность унижала его, пыталась раздавить». Отдав дань декадансу, Клим стал апологетом диктатуры вождя, аристократа духа, чем лишний раз подтвердил собственную тенденциозность.

За границей Самгин также не нашел ничего нового. Везде он был фатально одинок. Первая мировая война усугубила его ипохондрию и замкнутость. Февральская революция подвела черту его исканиям и сомнениям. Горький собирался покончить с Самгиным (сохранились черновики), но не сделал этого – и не потому, что не успел, а скорее всего оттого, что Самгин как социальный тип оказался удивительно живуч и вполне вписался бы и в последующую – советскую жизнь.

Роман стал прекрасной иллюстрацией тезы Ф.М. Достоевского – «нет ничего обиднее человеку нашего времени и племени, как сказать ему, что он не оригинален, слаб характером, без особенных талантов и человек обыкновенный». Горький посвятил этому всю книгу. «Мне хотелось изобразить в лице Самгина такого интеллигента средней стоимости, который проходит сквозь целый ряд настроений, ища для себя наиболее независимого места в жизни, где бы ему было удобно и материально и внутренне», – говорил автор. Что же касается антитезы «герой – народ» – ее вполне раскрывает ответ Настоящего Старика. Навопрос внука, увидевшего на ярмарке «обилие полупьяных, очень веселых и добродушных людей.

– А где же настоящий народ, который стонет по полям, по дорогам, по тюрьмам, по острогам, под телегой ночуя в степи?

Старик засмеялся и сказал, махнув палкой на людей:

– Вот это он и есть, дурачок!»

О ключевой фразе – «был ли мальчик-то?» – стоит сказать особо. Хотя на нее как на шампур нанизывают свои рассуждения многие исследователи творчества писателя, эти слова не более чем рефрен внутреннего монолога героя, с детства мучимого угрызениями совести. Вряд ли за ней сокрыты иррациональные и метафизические глубины, со дна которых тысяча и один критик прокладывают себе путь наверх.

Главной темой книги стал поиск причин распада великой страны Российской империи. Писатель назвал в числе прочих две актуальные и сегодня: либеральные брожения в образованных слоях общества и выход на политическую арену целого слоя «образованцев», весьма озабоченных удовлетворением собственных амбиций.

М. Горький утверждал, что сокровенный смысл его романа могут постичь только потомки. Имея привычку к чтению, потомкам достаточно прочесть полторы тысячи страниц, чтобы уяснить себе значение этой книги. И хотя, говоря словами одной из героинь романа, «странная привычка – читать; все равно как жить на чужой счет», эта привычка, слава Богу, пока еще не занесена очередными «законодателями культуры» в число вредных.

В 1987 г. вышел одноименный 14-серийный телефильм режиссера В. Титова, адекватно передавшего атмосферу романа.

Чешский писатель, первый председатель Чехословацкого пен-клуба, член Комитета Лиги Наций по литературе и искусству, Карел Чапек (1890–1938) – автор многих произведений, в т. ч. философско-фантастических пьес («R.U.R.», «Средство Макропулоса»), циклов иронических детективов («Рассказы из одного кармана», «Рассказы из другого кармана») и комических миниатюр («Год садовода», «Дашенька», «Как это делается»). Как мастер «большой» прозы писатель прославился философской трилогией («Гордубал», «Метеор», «Обыкновенная жизнь») и сатирическими антиутопиями о катастрофических последствиях научных открытий («Фабрика Абсолюта», «Кракатит»), а также научно-фантастическим сатирическим романом – «Valka s mloky» – «Война с саламандрами» (1936).

Задумав в середине 1930-хгг. написать идиллию изжизниврача и дать экскурс в патологию общества, Чапек не мог избавиться от тревоги за судьбу человечества. Как вспоминал сам писатель, «я по какому-то поводу написал фразу: „Вы не должны думать, что развитие, которое привело к возникновению нашей жизни, было единственно возможной формой развития на этойпланете“. С этого и началось. Эта фраза и повинна в том, что я стал автором „Войны с саламандрами“». Начатый как авантюрный, роман стал пародией на газетные репортажи и научные статьи, острой сатирой на нравы общества, анализом двурушнической политики мировых держав, философским трактатом, посвященным природе и человеку. Впервые он был напечатан в газете «Лидове новины», а также издан отдельной книгой с подзаголовком «Утопический роман». В переизданиях автор подзаголовок убрал, поскольку рецензенты в своих отзывах привязались именно к нему. «Критика сочла мою книгу утопическимроманом, – писал Чапек, – против чего я решительно возражаю. Это не утопия, а современность. Это не умозрительная картина некоего отдаленного будущего, но зеркальное отражение того, что есть в настоящий момент и в гуще чего мы живем».

А жил Чапек после развала Австро-Венгерской империи в самой гуще гуманизма и демократии, разоблаченной еще великим Аристотелем как система общественной организации, от природы не приспособленная к существованию и умеющая выживать только посредством «костылей» лжи, корысти и клеветы. Сущность этой «гущи» как базовой основы самоуничтожения человеческого общества, как тупик общественного развития писатель помимо воли (был он убежденным демократом и общество человеческое представлял себе сугубо с интеллигентских позиций) показал и вскрыл в своем блистательном романе, приобретшем за три четверти века еще большую актуальность.