Однако на визите рыцаря мой приемный день вовсе не закончился. Не успела я выпроводить Рагнера, как Дубняк тут же объявил, что ко мне еще два посетителя.

Надеюсь, на сей раз не рыцари? Больше бесхозных доспехов у меня в замке нет.

Однако представшие перед моими глазами типы были отнюдь не рыцарями. И вообще не воинами. Они явно принадлежали к творческим людям. Я это поняла просто потому, что нормальные люди подобное тряпье не оденут на себя даже под угрозой расстрела.

Тот, что повыше, с длинными рыжеватыми волосами, был облачен в непонятную хламиду всех цветов радуги, отороченную по низу кружевом, а в руках держал какую-то шапку из кошмариков. Второй, пониже, с короткой стрижкой круто вьющихся светлых волос носил на себе нечто вроде савана, расписанного каким-то текстом. Забавные типы оказались Августом и Петронием. Художником и виршеплетом соответственно. И искали они у меня защиты от Светлых сил. Да что эти Светлые, совсем с ума сошли?

Мало того, рыцарей не жалеют, итак еще и на творческих людей ополчились! Да разве ж так можно? Кто потом будет воспевать их в песнях и писать картины с великих людей?

– Чем же вы так не угодили Свету? – искренне удивилась я.

– Творчество наше не по нраву им, – пояснил Август. – Светлые говорят, что, дескать, водит нашей рукой нечистый, а мы ему верно служим.

– Сжечь нас хотели, как приспешников Тьмы, – подхватил жалобу своего друга Петроний. – Ну а мы, не будь дурнями, к Тьме и переметнулись. Тут уж нас, небось, Светлые не достанут.

– Да достать-то не достанут… но не могли бы вы продемонстрировать мне свое творчество? – заинтересовалась я. – Интересно все-таки, за что вас окрестили приспешниками Темных сил.

Да уж… творческих людей не надо долго уговаривать похвастаться своими творениями. Они пошептались между собой, и первым решил продемонстрировать мне плоды своего таланта художник. Август метнулся из зала, притащил огромное полотно (в свой рост) аккуратно затянутое тряпочкой и, установив картину, сдернул с нее покров.

После того, как я несколько вышла из ступора от представшего моему взгляду крутого авангарда, я уточнила:

– Это что, Снегурочка в авиационном шлеме?

– Нет, это овца, – гордо пояснил художник. – Картина называется "На пастбище".

Нда. Ну, теперь-то я понимаю, почему Светлые так стремились сжечь этого типа.

Познакомившись с его творчеством, я могла бы сказать определенно – было за что.

С другой стороны… да пусть рисует что хочет. Что мне, жалко что ли? Главное, чтобы этот тип, явно сбрендивший на почве абстракционизма, держался от меня подальше. Однако тщеславный Август вовсе не собирался пропадать в безвестности.

Он вознамерился ни много, ни мало, украсить своими шедеврами весь мой замок. Что?!

Только через мой труп! Тогда художник предложил расписать в замке хотя бы стены.

Увидев, что расстроенный Август чуть не плачет, я, скрепя сердце, согласилась.

Естественно, я не собиралась доверять этому типу оформление всего своего замка.

Однако… могу же я выделить под его творчества площади, которых мне не жалко?

Супружескую спальню, например? Все равно руки у меня до нее еще не скоро дойдут.

Да и вселяться в нее в ближайшее время я совершенно не собираюсь. (Не до браков мне сейчас). Вот и пусть Август в этой комнате извращается как хочет.

– Доверяю я тебе самое ценное – свою супружескую спальню, – торжественно объявила я Августу, и тот засиял. – Однако ж вскоре я должна буду покинуть свой замок. И покуда я не вернусь, да не приму твою работу, к остальным комнатам и близко не подступай!

– Слушаюсь, госпожа Ристи! – радостно пообещал художник.

– Теперь твоя очередь, – милостиво улыбнулась я Петронию.

Он сделал шаг вперед, отставил ногу в сторону, вздернул голову и, взмахнув рукой, начал читать свои вирши. После четвертой строки рядом со мной раздался подозрительный кашель. Я скосила глаза. Дубняк, засунув себе в рот все свои ветки, искренне, но тщетно, пытался не ржать. Я, собственно, занималась тем же.

Ибо поэма о том, как какой-то мужик хотел соблазнить чужую жену, а в темноте, не разобрав, соблазнил свою, была написана в таком сюрреалистическом стиле, что не было слов. Нет, возможно, символистам Серебряного века это бы понравилось.

Весьма вероятно. Однако данный стиль явно не принадлежал к моим любимым. Да и вообще к общепринятым. Лично я из завываний Петрония, где предлоги громоздились один на другой, создавая причудливую вязь звуков, не поняла абсолютно ничего.

Одно было хорошо. Я точно знала, как использовать столь ценный дар. Я тут же наняла Петрония, чтобы он сочинил несколько поэм во славу Светлых сил. Надо же было поиздеваться над врагом! Пообещав поэту, что его произведения будут изданы максимально большим тиражом и распространены по свету, я представила себе реакцию Дандромеды на данное творчество и мстительно улыбнулась.

– Ну, что скажешь о моем замысле, Дубняк? – потерла я ладошки.

– Ничего не скажу, госпожа Ристи.

– Почему это? – удивилась я. – Ну? Чего молчишь?

– Слово – серебро, молчание – золото.

– А-а-а… богатеешь… – понятливо кивнула я. – Ну, как знаешь. А я надеялась, что ты мне еще что-нибудь присоветуешь.

– Лучше уж тебе, госпожа, монстрами заниматься. В них, не в упрек тебе сказано, ты разбираешься куда лучше, чем в творчестве.

– Да ты что, Дубняк? – рассмеялась я. – И впрямь поверил, что мне понравились произведения двух этих чудиков? Просто я отношусь к творческим людям лояльно.

– А почто спальню супружескую изгваздать позволила? – не унимался Дубняк.

– Да шут с ней! – отмахнулась я. – Все равно я пользоваться ей не собираюсь. А когда появится Темный Владыка… пусть он сам со всем этим бардаком и разбирается. А я сразу перееду в какое-нибудь тихое поместье.

– Так разве ж ты, госпожа, за короля замуж не пойдешь? Черный трон с ним не разделишь? – поразился Дубняк.

– Да на кой черт мне это надо? – удивилась я. – Помогать буду, тут уж никуда не денешься, на то я и Источник. А управлять страной… увольте. Это уж как-нибудь без меня.

– Дак ведь славный правитель из тебя получился, госпожа Ристи! – воскликнул Дубняк. – Почитай вовсе без войн ты свою территорию чуть не впятеро увеличила.