Целование крестов, икон, рук священника здесь не производилось, хотя сами иконы присутствовали. Отец Джон во время службы очень любил кадить, и напускал дыма столько, что сам скрывался в клубах дыма. Наверное, это должно было символизировать кучевые облака небесные. Вообще же обрядов было немного, не было и свечей, столь популярных у нас. После богослужения прихожане часто оставались пообщаться со священником, попить с ним чай и поглазеть на нас, российских автостопщиков.

Проповеди читал о. Джон очень живо, интересно, и, хотя я не являюсь специалистом по английскому языку, всё было понятно. У служб был один недостаток — они начинались часов в семь утра, когда мы, утомлённые ночным Интернетом, еле продирали глаза. Некоторые из нас досыпали после службы, а Грил вообще не посещал церковных мероприятий, считая оные ересью; но отец Джон не ругал нас за плохое посещение.

Во время пребывания в святой церкви Шарлаев подцепил странную болезнь, похожую на простуду. Сперва у него была высокая темература, потом она, наоборот, понизилась. Потом у меня появились те же симптомы. Скорее всего, это была малярия. Болеть в церкви нам не хотелось. У нас был такой план: оставить в церкви часть вещей и съездить на неделю прогуляться по окрестностям, а потом опять собраться в Лусаке. Кирилл с Андреем собрались на север страны, Грил — на восток, Костенко, Шарлаев и я думали прокатиться на разведку в Ботсвану и Намибию.

10 декабря, воскресенье. Больные малярией отправляются ботсванить

Грил, видя, что мы с Вовкой подцепили вредную болезнь, нравоучил нас:

— У вас малярия! Вам надо пойти к врачу! Здесь есть русский врач, доктор Никишаев, не бойтесь, он вас проверит бесплатно! Если вы боитесь, я сам с вами пойду и сам с вами проверюсь, чтобы вы знали, что это не страшно!

Грил даже вчера заочно договорился с этим доктором Никишаевым, что в воскресенье нас проверят. Но мне не хотелось идти или ехать в клинику Никишаева, только для того, чтобы узнать, что у меня малярия; тем более, что в воскресенье отец Джон обещал особо праздничную службу в большом храме, и не хотелось из-за малярии её пропускать. Решили так: Грил с Шарлаевым пойдут и сделают утром анализ, и если потом окажется, что у Вовки малярия, то значит, и у меня то же самое.

Итак, Грил с Вовкой поутру поехали проверяться на малярию, а я остался на воскресную службу. На ней было много народу, человек пятьдесят; служили, как и в маленьком храме, на английском языке; специально к службе привезли сюда целый микроавтобус прихожан из далёких кварталов. Было и несколько египтян и одна русская дама по имени Лариса. Отец Джон, как всегда, напустил дыма от кадила так, что не было в храме ничего видно из-за этого дыма.

Заранее скажу, чтобы не интриговать читателя: малярия нашлась в крови и у больного Шарлаева, и у внешне здорового Грила. Но эти результаты мы узнали не сразу, а через несколько дней, так как сегодня же мы втроём (я, Костенко и Шарлаев) временно покинули Лусаку.

Покидая Лусаку, Шарлаев сказал Грилу, что мы едем без визы в Конго-Заир на недельку, изучить свойства этой страны (мы хотели спастись от преследования Грила и от его врачебно-лечебных наставлений). Грил, наслушавшись речений г-на Жукова, решил, что мы самоубийцы, но отговаривать не стал, понимая, что с шизофрениками, то есть с нами, спорить бесполезно.

Попрощавшись с Грилом, Кириллом, Андреем и отцом Джоном, мы оставили в церкви часть своих вещей и распрощались с замбийской столицей, собираясь вернуться сюда через неделю вновь. Вскоре мы уже ехали в большом грохочущем кузове грузовика на юг, в сторону намибийской, ботсванской и зимбабвийской границ.

11 декабря, понедельник. Больные малярией приботсваниваются

Мы с Шарлаевым были уже в совсем никаком самочувствии, когда наутро приехали в город Ливингстон. Все симптомы малярии были налицо, затягивать не стоило, и мы направились в ближайшую аптеку.

— У вас есть что-нибудь от малярии? — спросили мы аптекаря.

— Есть, — отвечал аптекарь, — хлороквин, ородар, фанзидар…

— Он, он! Давайте нам поскорее фанзидара, и побольше! И воды принесите, пожалуйста! — на глазах изумлённого аптекаря мы тут же распечатали и выпили по три таблетки фанзидара, и прикупили ещё про запас, на случай, если симптомы малярии не прекратятся вскоре.

Когда мы, наконец, направились в дальнейший путь, мы (наверное, под действием малярии) никак не могли решить, куда ехать — в Намибию или в Ботсвану! Здесь практически в одной точке сходятся границы четырёх стран — Замбии, Зибабве, Бостваны и Намибии. Решили — куда поймаем машину, туда и поедем. Машина довезла нас до Казунгулы, где паром в Ботсвану, решили — судьба, поехали туда.

Мы поставили выездные штампы, паром перевёз нас через полноводную Замбези, и мы оказались в другой, дивной стране.

Огромное число живности. Мы, по ошибке, заехали в сторону национального парка Чобе, и сидели, стопя в обе стороны. Или проехать через весь парк и выехать, опять-таки, в Намибию, или вернуться обратно на перекрёсток и углубиться в Ботсвану? Вдруг, пока мы ждём машин, из-за дорожного знака-щита выглядывает огромный слон. Вовка сразу побежал фотографировать. Только вернулся — выбежали толпы обезьян. По дороге скачут, лазят по деревьям — десятки обезьян, повсюду! Только нафотографировались — глядь, целое стадо слонов! Человек шесть-семь. Мы с Вовкой бросились в лес, за ними. Олег остался караулить рюкзаки — а то затопчут ещё другие слоны. Фотографировали слонов, пока им это не надоело, и они дали дёру. Мы погнались за слонами, но всё стадо скрылось из виду в лесу, сопровождаемое толпой белых птиц, питающихся слоновьим калом.

Мы сидели на этой ложной дороге, и чуть всё же не уехали в Намибию, но потом поймали машину обратно на перекрёсток. Был уже вечер, и с машинами было глухо. Пытались поменять доллары, но никто не знал, что это такое. Заночевали у самой трассы. Всё думали, что будет, если ночью наступит слон — их здесь развелось не в меру много. Ночью слоны так и не пришли, наверное они тоже спали, но когда я надевал ботинок, в нём оказался, о ужас! — огромнейший жук, который занял чуть не треть ботинка. В детстве я мечтал о таком жуке, а сейчас вытряхнул, и он попал в палатку и напугал спящего В.Шарлаева. Вскоре выгнали жука. Здесь также есть сороконожки, шмели, жирафы, ослы и все виды животных — только люди редки.

12 декабря, вторник

В России 12 декабря праздник — День конституции. А на нашей улице тоже сегодня праздник. За сегодняшний день мы проехали тысячу километров, и пересекли всю Ботсвану с севера на юг. Получилось это так.

Ботсвана, заодно с Намибией, — две самые малонаселённые страны мира (если не считать за страны Гренландию, Якутию, Эвенкию и Антарктиду). Ботсвана по размерам превосходит Украину, а проживает там всего полтора миллиона человек; Намибия чуть больше и по населению, и по территории. Лет тридцать назад пустынная Ботсвана, не имеющая ни промышленности, ни выхода к морю, была одной из самых отсталых стран мира и жила только за счёт животноводства (количество коз и овец здесь превышало численность редкого человеческого вида). Но в 1970-х годах здесь обнаружились алмазы, и на сегодняшний день уровень жизни в Ботсване — один из самых высоких среди всех 54 стран континента.

Некоторые мои соотечественники часто спрашивают меня: а где самый низкий уровень жизни? наверное, в России? Статистика отвечает любопытным, что хуже всего люди живут в африканских странах. Самый низкий уровень жизни в Африке и вообще в мире — в Эфиопии, Эритрее, Мали, Сьера-Леоне, в Центрально-Африканской Республике и в Чаде. Самая низкая грамотность — в Буркина-Фасо, где только 18 % взрослых людей могут разобрать буквы, а в Эфиопии таких грамотеев вдвое больше. Реже всех иных людей мира выходят в Интернет жители Конго-Заира. А самая низкая средняя продолжительность жизни у мужчин — 25 лет — была отмечена в Габоне, во второй половине XX века! Альберт Швейцер, именно там основавший свою клинику, прожил 90 лет, почти четыре среднегабонских жизни. Вот такова жизнь в глухих местах Африки, а сейчас мы находились в той же Африке, но сколь не-африканской она была!