Весь замысел организации экспедиции был с самого начала весьма ограничен, а выделенные средства незначительны. Лишь из-за несомненного успеха, сопутствовавшего нашему предприятию, оно смогло обрести столь широкий размах, и этот успех был опять-таки связан с моей поездкой к султану Агадеса, благодаря которой удалось восстановить подорванное обрушившимися несчастьями доверие друг другу. Когда затем первоначальный руководитель нашей экспедиции скончался, не выполнив всех сложных заданий, я, вместо того чтобы предаваться отчаянию, продолжал и расширял работу экспедиции и, невзирая на большие трудности, исследовал почти без всяких средств неизвестные доныне земли. После того как мне удалось таким путем кое-какое время перебиваться, английское правительство, проникшись ко мне доверием, передало мне руководство миссией, и, хотя ассигнованные мне средства ни в коей мере нельзя было назвать значительными, а реально полученные были и вовсе ничтожны и несмотря на то что я потерял именно тогда единственного европейского спутника, еще остававшегося у меня, я все же решил предпринять путешествие на дальний запад и попытаться достигнуть Томбукту, чтобы исследовать участок Нигера, который из-за преждевременной смерти Мунго Парка остался для научного мира неизвестным. Это мероприятие сверх всяких ожиданий увенчалось успехом, и я не только вырвал таким образом из мрака неизвестности колоссальное пространство земли, которое было неведомо даже арабским торговцам, но и завоевал дружбу всех могущественных вождей племен, обитающих по берегам реки вплоть до таинственного города.

Все это, включая оплату долгов, оставленных после себя прежней экспедицией, я осуществил приблизительно с 10 тысячами талеров. Его величество король Пруссии внес 1 тысячу талеров, а я — 1400 талеров! Разумеется, я оставил на проложенном мною пути кое-что моим последователям для завершения и все же испытываю удовлетворение от сознания того, что открыл взорам научной европейской общественности весьма обширный участок земли до того времени закрытого африканского мира».

Возвращение Барта привлекло к себе огромный интерес во всей Европе. Первые слова приветствия прислал ему его покровитель Бунзен, который к тому времени удалился на покой и жил вблизи Гейдельберга: «Добро пожаловать, мой замечательный, увенчанный славой друг, в Европу и Англию! Это приветствие Вам вручат по возвращении, так как сам я не в состоянии сделать это. Я уверен, что Вам устроят заслуженный и достойный прием в Европе, и знаю, кроме того, что самой большой наградой явится для Вас осознание того, что Вы сумели с божьей помощью осуществить для Европы и всего человечества столь великое дело.

Я знаю, так думают и лорд Кларендон, и лорд Пальмерстон, а у нас — Географическое общество. Гумбольдт и сам король — все они не преминут принести Вам доказательства своего внимания и участия. Дай только бог, чтобы Ваше здоровье поправилось. Ваше мужество и упование на бога, я уверен, не ослабли.

Мой сын Эрнст и бравый, неутомимый друг Петерман расскажут Вам более подробно, что я об этом думаю.

Вам, несомненно, предложат пароход с целью посетить реки Чадду и Бенуэ. Если Вы прибудете в Германию, ни в коем случае не обойдите Гейдельберг. Все мои домочадцы передают Вам сердечные приветы. С глубочайшей преданностью и совершенным к Вам почтением

Ваш Бунзен».

Когда Барт доложил 19 сентября в Лондоне об успешном завершении экспедиции, лорд Кларендон писал ему: «Я поздравляю Вас со счастливым возвращением в страну, которая готова воздать должное Вашим усилиям, и весьма счастлив сказать Вам, что королева выразила свое намерение посвятить Вас в кавалеры ордена Бани, что cвидeтeльcтвyeт о высоком мнений, которого Ее величество придерживается в отношении Ваших заслуг перед наукой».

Однако вручение ему ордена Бани, высокой награды, учрежденной еще в 1399 году Генрихом IV, заставляло себя ждать. С материальным вознаграждением заслуженного исследователя за проделанный им труд британское правительство также не торопилось. Поскольку Барт путешествовал не как служащий британской короны, ему за все время работы в экспедиции, считавшейся его «личным делом», не утвердили жалованья. Полагалось возместить ему только расходы. Теперь, по возвращении Барта, подсчитали издержки с целью их компенсации. Бунзен, которого тем временем на посту прусского посланника сменил граф Бернсторф, представил на рассмотрение в интересах своего протеже и с учетом его заслуг смету на денежное вознаграждение. При этом он положил в ее основу ежегодное жалованье в размере 500 фунтов, а общую сумму расходов определил в 3 тысячи фунтов. За выпуск многотомного произведения, посвященного путешествию, издательство «Лонгман» должно было выплатить Барту гонорар в 2 тысячи фунтов.

Однако правительство проявило крайнюю мелочность: за основу расчета оно взяло 450 фунтов жалованья, и начисление его должно было начаться со дня смерти Ричардсона. Согласно этому расчету, общая сумма составляла 2020 фунтов. Гонорар за публикацию был также снижен на 340 фунтов.

Аналогичные расчеты Барту пришлось иметь с Пруссией. Географическое общество выступило с инициативой сбора средств, чтобы дать возможность заслуженному исследователю отдохнуть на курорте. В то. время как Александр Гумбольдт всемерно поддержал это мероприятие, у короля Фридриха Вильгельма IV были «сомнения». Он счел более правильным, если «первую скрипку» в оказании помощи будет играть богатый ганзейский город Гамбург.

По предложению Риттера Барту (в соответствии с королевским указом от 17 декабря 1855 года) было наконец утверждено единовременное годовое пособие в размере 1 тысячи талеров (эта сумма была увеличена до 1500 талеров) из резервного королевского прусского фонда свободных средств, так что вместе с британскими выплатами и причитавшимся ему гонораром материальная обеспеченность была ему на ближайшее время создана, и Барт получил, таким образом, возможность завершить свои путевые заметки. В этом деле ему помогал известный географ Уильям Десборо Кули (умер в 1883 году), который, как показывает его письмо Барту, имел печальный опыт общения с консервативно настроенными членами Географического общества: «Применительно к африканской географии мудрость прошлого есть не что иное, как старческая немощь будущего; однако, к сожалению, самым большим влиянием в Обществе (здесь по меньшей мере) пользуются всегда те, кто меньше всего придерживается прогрессивных взглядов. Однако я надеюсь, что будущее поколение осознает, что географию, как и ее сестру историю, необходимо полностью очистить от устаревших и ошибочных гипотез».

В Генрихе Барте он увидел желанного соратника в борьбе за истину, обнародование которой «воспринимается с негодованием». Предпосылкой «восторжествования нового», по его мнению, служат научные результаты, в достижении которых Барт наряду с другими занимает одно из первых мест. «Вы уже очень много совершили в ходе Вашей миссии, — писал он Барту, — и, бесспорно, способны сделать еще многое. Вы переслали домой гораздо больший объем информации, чем какой-либо другой путешественник по Африке сделал это до сих пор».

В начале октября Барт смог наконец уехать в Гамбург, к своей семье, которая с огромным нетерпением ожидала «умершего». Однако он почти не позволял себе тратить время на личные дела. Уже в середине октября он возвращается в Берлин и делает в Географическом обществе доклад о результатах своих исследований. Преодолев тяжелейший путь длиной почти 20 тысяч километров, он, по его собственным высказываниям, достиг значительных научных результатов. К ним относятся: уточнение особенностей Сахары; географическое определение места и протяженности Мендипского нагорья; доказательство того, что восточный приток Нигера — река Бенуэ — не связан с озером Чад; обследование речной системы от Багирми до Адамава; определение течения Нигера между Томбукту и Саем.