В конце декабря в Кукаву вернулся также д-р Фогель, так что Новый год они встретили вместе. Оба возлагали на наступающий, 1855 год большие надежды. 20 января Фогель отправился к среднему течению Бенуэ. Барт сопровождал его два дня, затем настал час прощания… и, как оказалось, навсегда.

По возвращении Барт записал в дневнике: «Нетрудно себе представить, что, вернувшись из похода после того, как я простился с моим жизнерадостным соотечественником, я почувствовал себя в Куке очень одиноким и покинутым. К этому еще следует добавить, что я ночью простудился и меня скрутил ревматизм, приковавший надолго к постели, а поскольку вследствие этого я начал страдать и бессонницей, ослабившей меня, то смог подняться лишь к концу месяца».

Как только Барт немного окреп, он настойчиво стал просить шейха отпустить его домой, сомневаясь, однако, будет ли он в состоянии выдержать тяжелейший путь к Средиземноморскому побережью, тем более если время ожидания, которое он, кстати сказать, заполнял исследованиями по истории государства Борну, еще продлится. И чтобы ускорить отъезд, он решил не ждать большого каравана, а присоединиться, если удастся, к маленькому. Эта возможность представилась с прибытием каравана торговца Коло из племени тиббу, направлявшегося в Бильму за солью.

С согласия шейха Генрих Барт в конце апреля заключил с торговцем контракт и 10 мая отправился в долгожданный путь к морю. Его свита состояла из преданного слуги Мухаммеда, который был рад в скором времени вернуться к себе домой, обоих вольноотпущенников Аббега и Доругу и капрала Черча. Барт избрал самый короткий путь на север — так называемую Дорогу тиббу, по которой Хью Клаппертон и Эдуард Фогель шли на юг. 19 мая они покинули город Йо и одновременно государство Борну. Пройдя по знакомому маршруту, они оставили позади Нгигми на северном берегу озера Чад и далее пошли прямиком на север, в Бильму. Район, который им предстояло пересечь, был неспокоен, поскольку там очень часто нападали на караваны туареги. «Эта нависшая угроза, — отмечает Барт, — а также нестерпимый полуденный зной в самое жаркое время года вынудили нас… для передвижения использовать большую часть ночи». Вследствие этого у Барта почти не было возможности внести коррективы в наблюдения, сделанные им во время предыдущей экспедиции.

Несмотря на то что местность, по которой они шли, была не очень холмистой, передвигаться было крайне тяжело. Дальше почва становилась все каменистей, а растительность — скудней. Давало о себе знать знойное дыхание пустыни, до которой караван дошел в конце мая. Самый тяжелый отрезок пути — песчаная пустыня — был впереди. В середине июня они достигли городка Аникимма, где Барт и его товарищи распростились с Коло. Отсюда нужно было пересечь зону пустынь шириной около 750 километров.

Если до этого караван мог хотя бы изредка делать остановки в небольших населенных пунктах, которые ему попадались на пути, то теперь он должен был пройти огромную необитаемую территорию. 6 июля экспедиция достигла Тегери — первого поселения в Феццане. Однако отдых был очень коротким, так как слуга Мухаммед торопил с выступлением: до родного селения Медруса, где его с нетерпением ожидала семья, было уже недалеко.

Барт охотно принял бы приглашение Мухаммеда погостить у него некоторое время, но ему хотелось домой. Особенно он стал торопиться, когда до него дошла весть, что вспыхнули народные восстания против турецкого господства, в связи с чем некоторые участки караванных путей перекрыты. Гатрони решил во что бы то ни стало проводить своего господина, резко опровергавшего те представления, которые сложились у него о европейцах, до Мурзука, куда они прибыли уже 14 июня. «Так я опять прибыл в город, где при нормальной обстановке всем опасностям и трудностям пришел бы конец, — отметил Барт в дневнике. — Однако в то время это было не так, ибо вследствие жестокого угнетения со стороны турецкого государства среди более независимых племен Триполитанского пашалыка вспыхнуло крупное восстание, распространившееся от Джебеля по всему Гарьяну, постоянно вовлекая в свою орбиту все новые земли и перекрывая всякое передвижение по этой территории.

Зачинщиком восстания был племенной вождь Рома, взятый турками много лет назад в плен, но бежавший из своего заключения в Трабзоне во время военных событий в Крыму. Это обстоятельство явилось серьезным препятствием даже для нашей небольшой группы в прохождении через упомянутые земли, так что я вынужден был задержаться в Мурзуке дольше, чем позволил бы себе при других обстоятельствах, ибо был весьма заинтересован в том, чтобы по возможности ускорить свое возвращение».

По сравнению с предшествовавшими вынужденными остановками пребывание в Мурзуке было очень кратким — всего шесть дней. Но и они показались Барту бесконечными. Здесь, в Мурзуке, он и простился с верным слугой Мухаммедом, который в течение пяти лет самоотверженно работал с экспедицией в качестве провожатого. Предложение паши предоставить для защиты каравана отряд вооруженных всадников Барт отклонил, так как это могло вызвать недовольство у восставших, которые принимали Абд эль-Керима за своего.

20 июля с очень немногими провожатыми он отправился дальше. Ему оставалось пройти последний отрезок пути, пролегавший через Джабель-Сода (нагорье Сода). Теперь через ущелья и узкие перевалы они должны были выйти к вади Семсен, где в долине разместился один из лагерей повстанцев, которые, как и предполагал Барт, Абд эль-Кериму позволили беспрепятственно пройти дальше по направлению к побережью. Кончалась засушливая равнина, теперь все больше встречалось растительности. Степь постепенно уступала место тутовым лесам и финиковым рощам, предвещающим, что конечная цель похода — Триполи — не так уж и далека.

23 августа Барт прибыл в маленький оазис Айн-Сара и остановился там на несколько дней, чтобы заняться последними приготовлениями перед началом большого путешествия. И вот настал день, когда Барт со своим караваном отправился в самый последний переход по африканской земле, чтобы торжественно войти в Триполи.

«Когда мы приближались к городу, — вспоминает Барт в дневнике, — покинутому мною пять с половиной лет назад и казавшемуся теперь обителью покоя и безопасности, сердце переполнилось радостью, а каково было впечатление от пышной растительности и окружавших город садов после столь долгого путешествия по безлюдным, пустынным землям! Однако неизмеримо сильнее действовал на меня вид необъятной морской глади, которая при ярком солнечном свете была темно-синей. Это прекрасное внутриматериковое море древнего мира, колыбель европейского просвещения, с давних времен являлось целью моих заветнейших мечтаний и предметом самых ревностных исследований. Все вместе представляло в высшей степени волнующее, глубоко захватывающее зрелище: толпа, демонстрировавшая разные нравы и разные этнические группы людей, темно-синее безбрежное море, по которому плавали корабли, а вокруг густые пальмовые леса и белоснежные каменные стены города — все было освещено и согрето сверкающими солнечными лучами. Так я, потрясенный до глубины души, верхом на лошади въехал в город».

В Триполи Барт оставался лишь четыре дня, затем, сев на судно вместе с двумя сопровождающими, Аббегом и Доругу, направился к острову Мальта, где он задержался также ненадолго, и, чтобы добраться до Англии кратчайшим путем, сел на небольшой пароход, отправлявшийся в Марсель. С прибытием в Лондон 6 сентября Большая африканская экспедиция Генриха Барта была завершена. «Так я заключил свою долгую и трудную карьеру в качестве исследователя Африки, — писал Барт в отчете о поездке, — о чем повествуют эти тома. Будучи подготовлен к подобному мероприятию душой и телом, полученным образованием, накопленным опытом, а также приученный к перенесению чрезмерных физических нагрузок прежними длительными путешествиями по Северной Африке и Передней Азии, предпринятыми мною на собственные средства, я присоединился к этому предприятию добровольно на крайне неблагоприятных для меня условиях.