Теперь «Юниверс» мчался с такой скоростью, что она даже отдаленно не походила на скорость, с которой несется по своей орбите любое природное тело в Солнечной системе. Скорость движения Меркурия – ближайшей к Солнцу планеты – даже в перигелии чуть больше пятидесяти километров в секунду; «Юниверс» превысил эту скорость в два раза уже в первый день – причем его ускорение было вдвое меньше того, с которым он будет двигаться, когда сожжет несколько тысяч тонн топлива и его масса соответственно уменьшится.

В течение нескольких часов, когда корабль пролетал через орбиту Венеры, она была самым ярким небесным телом, уступая лишь Солнцу и Люциферу. Ее крошечный диск был виден даже невооруженным глазом, однако и с помощью самых мощных телескопов с борта корабля не удалось разглядеть на ней никаких отличительных черт. Венера хранила свои тайны не менее ревностно, чем Европа.

Приближаясь к Солнцу еще больше – войдя далеко внутрь орбиты Меркурия, – «Юниверс» не просто сокращал путь, но и приобретал дополнительное ускорение от гравитационного поля Солнца. А так как бухгалтерия Природы всегда соблюдает баланс в своих затратах и доходах, в результате этого маневра Солнце утратило часть своей скорости. Впрочем, замедление было настолько ничтожным, что его удастся измерить лишь через несколько тысяч лет.

Капитан Смит воспользовался пролетом корабля через перигелий, чтобы укрепить свой престиж, пошатнувшийся в результате его прошлой нерешительности.

– Теперь вы понимаете, – заявил он, – почему я прогнал корабль через струю Старого служаки. Если бы мы не смыли всю эту грязь с корпуса, сейчас испытывали бы последствия перегрева. Сомневаюсь даже, выдержит ли система термоконтроля такую перегрузку – сейчас она превышает земной уровень в десять раз.

Глядя – через почти черные фильтры – на гигантскую разбухшую массу Солнца, пассажиры не сомневались, что он прав. Они успокоились лишь после того, как Солнце постепенно уменьшилось до своих нормальных размеров – я продолжало исчезать за кормой, когда «Юниверс» прорезал орбиту Марса, направляясь к заключительному этапу экспедиции. Знаменитая пятерка по-разному приспособилась к неожиданной перемене в их жизни. Михайлович непрерывно и шумно занимался сочинением музыкальных шедевров и редко показывался на людях – обычно за обеденным столом, когда принимался рассказывать возмутительные истории и подшучивал над всеми, кто попадал под руку. Уиллис служил мишенью для его насмешек чаще остальных. Гринберг назначил себя – не встретив возражений – почетным членом команды и проводил на мостике львиную долю времени.

Мэгги М. относилась к происходящему с печальной улыбкой.

– Писатели, – заметила она, – всегда заявляют, какие шедевры им удалось бы написать, если бы они оказались в таком месте, где никто им не мешает и не отвлекает внимания; выше всего ценятся тюрьмы и маяки. Так что мне не стоит жаловаться – вот только мои просьбы о высылке материалов то и дело задерживаются из-за срочных радиограмм. Даже Виктор Уиллис пришел в конце концов к такому же выводу; с утра до вечера он работал над разного рода перспективными проектами. Вдобавок он старался не выходить из каюты еще по одной причине: требовалось несколько недель, чтобы не создавалось впечатления, будто он забыл побриться.

Эва Мерлин ежедневно проводила несколько часов в комнате отдыха. Там она наверстывала упущенное и просматривала – как с готовностью объясняла всем, кто проявлял интерес, – свои любимые классические произведения. К счастью, на «Юниверс» успели перед отлетом оборудовать кинозал и библиотеку. Правда, выбор был относительно невелик, но и его было достаточно для нескольких человеческих жизней. На борту находились все знаменитые фильмы, начиная с мигающих шедевров, созданных на заре киноискусства. Эва знала почти каждый из них и с готовностью делилась своими знаниями.

Флойд, разумеется, слушал ее рассказы с удовольствием, потому что в эти минуты она оживала и превращалась в человека, будто сходила с картины на стене. Как это удивительно и печально, думал он, что Эва может вступать в контакт с окружающей ее действительностью лишь через искусственный мир изображений на видеоэкране. Одним из самых странных впечатлений в жизни Хейвуда Флойда, полной приключений, было то, как он сидел в полумраке зрительного зала рядом с Эвой Мерлик, на борту космического корабля где-то за пределами орбиты Марса, и они вместе смотрели первый вариант фильма «Унесенные ветром». Временами он видел ее знаменитый профиль на фоне профиля Вивьен Ли и мог даже сравнивать их – хотя невозможно сказать, какой лучше – оба были неподражаемы.

Когда вспыхнул свет, Флойд с удивлением заметил, что Эва плачет. Он с нежностью взял ее за руку и сказал:

– Я тоже плакал, гладя на смерть Бонни. На лице Эвы появилась слабая улыбка.

– Я ведь плакала из-за Вивьен, – сказала она. – Когда мы снимали второй вариант, я много читала о ней – у нее была такая трагическая жизнь. А то, что мы говорим о ней здесь, пролетая среди планет, напомнило мне слова Ларри, когда он привез бедняжку с Цейлона после нервного расстройства. Он сказал друзьям: «Я стал мужем женщины из космоса».

Эва на мгновение замолчала, и по ее щеке пробежала (весьма театрально, не мог не подумать Флойд) новая слеза.

– А вот нечто еще более странное. В своем последнем фильме она снималась ровно сто лет назад – и вы знаете, как назывался этот фильм?

– Продолжайте, продолжайте – удивите меня снова.

– Пожалуй, это куда больше удивит Мэгги – если она действительно приведет в исполнение свою угрозу и напишет книгу. Последний фильм Вивьен Ли назывался «Корабль дураков».

Теперь, когда у них неожиданно оказалось так много свободного времени, капитан Смит согласился наконец выполнить просьбу Виктора Уиллиса и дать ему интервью, составлявшее часть его контракта. Откладывал запись сам Виктор, и причиной задержки было то, что Михайлович настойчиво продолжал называть «ампутацией». Поскольку стало очевидным, что пройдет несколько месяцев, прежде чем Уиллису удастся восстановить свой образ, столь знакомый его поклонникам, он решился наконец провести интервью, оставаясь сам за пределами видеокамеры; после ретрансляции на Землю в студии вставят его лицо в кадры фильма. Они сидели во все еще не до конца отделанной капитанской каюте, наслаждаясь великолепным вином, которое составляло, казалось, основную часть багажа Виктора. Оставалось всего несколько часов до момента, когда будут выключены двигатели и корабль в течение нескольких часов продолжит полет по инерции, и это была последняя удобная возможность на протяжении ближайших дней. Пить вино в невесомости, утверждал Виктор, мерзко; он наотрез отказался наливать свое драгоценное выдержанное вино в пластмассовые шарики.

"Здравствуйте, уважаемые зрители. С вами говорит Виктор Уиллис. Мы находимся на борту космического корабля «Юниверс». Сейчас 18 часов 30 минут, 15 июля 2061 года. Еще не достигнув средней точки путешествия, мы находимся далеко за пределами орбиты Марса и уже почти развили максимальную скорость. И какова же она, капитан?

– Одна тысяча пятьдесят километров в секунду.

– Больше тысячи километров в секунду – почти четыре миллиона километров в час!

Изумление Виктора казалось совершенно искренним; трудно поверить, что параметры были известны ему не хуже капитана. Но одним из достоинств Виктора была его способность ставить себя на место зрителей и не только предугадывать их вопросы, но и пробуждать интерес.

– Совершенно верно, – заметил капитан со спокойной гордостью. – Сейчас мы летим вдвое быстрее, чем доводилось какому-либо человеческому существу с начала летосчисления.

Я ведь сам собирался сообщить об этом, подумал Виктор; ему не нравилось, когда кто-то его опережал. Будучи, однако, настоящим профессионалом, он быстро оправился.