— Не нахожу себе места, — объяснила она.

— Бедная Свон.

— Ты знаешь, о чем я.

— Думаю, да. Но послушай, просто продолжай подбирать новые закваски для Терминатора. Занимайся своим делом, а Женетт и его группа будут делать свое.

Это Свон тоже не нравилось.

— Не могу я просто так самоустраниться. Что-то происходит. Я хочу сказать, меня похитили, черт возьми, и задали множество вопросов об Алекс. Ты говоришь, что она не доверяла мне до конца. Но вдруг я знаю что-то такое, что сама не считаю важным?

— Они спрашивали тебя о Венере?

Свон задумалась; что-то ее задело.

— Кажется, спрашивали.

Заша, похоже, встревожился.

— На Венере творится нечто странное. С переходом к следующей стадии терраформирования на планете появляются новые пространства для заселения, и это вызывает конфликты. По сути, сражения за недвижимость. А эти необычные квантовые компьютеры, на которые нацелила нас Алекс, — мы находим их все больше и больше. Они как будто поступают с Венеры и сосредоточиваются вокруг Нью-Йорка. Мы пока не знаем, что это означает. Поэтому продолжай заниматься заквасками. Сейчас подбирать их гораздо сложнее, чем раньше.

— Им просто нужно восполнить то, что мы брали раньше.

— Невозможно. Сейчас не позволяют забирать земную почву в таких количествах. Новая почва должна пройти через своего рода остров Вознесения — тут тебе и карты в руки.

— Но мне больше не нравится Вознесение.

— Сейчас эта стадия необходима. Это не вопрос выбора.

Свон тяжело вздохнула. Заша молчал, потом показал на панораму перед ними. И действительно, на ледник стоило посмотреть. Окружающий мир гораздо значительнее их мелких драм, и здесь отрицать это невозможно. И в этом утешение.

— Ну, хорошо. Займусь почвой. Но общаться с Женеттом не перестану.

Итак, назад на Манхэттен, необычный и чудесный, но без аши, а это ничуть не забавно. Вообще ничего забавного не осталось.

Усталость, которая приходит к концу дня на Земле. Тяжесть жизни на Земле.

— Она такая… тяжелая! — пела про себя Свон, растягивая последнее слово и повторяя его, как старомодную песню: — Тяжелая — тяжелая — тяжелая — тяжелая!

Обычно к концу дня, устав держаться вертикально, Свон надевала корсет и расслаблялась, предоставляя ему нести себя. Почти как массаж: тебя несут и поднимают при ходьбе. Пусть корсет танцует, растворись в нем. О замечательное уолдо. Напрягается вокруг тебя при любом движении и, если хорошо подобрано и правильно запрограммировано, может навевать сон; плохо для укрепления костей, мешает приспосабливаться к жизни на Земле, но, когда устаешь или слабеешь, — истинное небесное благо. Люди в космосе мечтают о возращении на Землю, они с радостью отправляются в обязательные земные отпуска, предвкушая земную жизнь, — но, когда проходит волнение, вызванное пребыванием на открытом воздухе, остается g и медленно, но верно тянет вниз; когда минует год отпуска, ты снова поднимаешься от планеты, уходишь из атмосферы в алмазную чистоту космоса и снова живешь в мире кипящей легкости. Ведь Земля чертовски тяжела, во всех смыслах. Как будто между ней и миром установлен черный фильтр. Инспектор Женетт говорил, что дела идут хорошо, но, очевидно, не ожидал скорых событий. Дело он рассматривал, по-видимому, так, как Свон рассматривала болото: пускаешь в ход определенные механизмы, создаешь возможности, а потом отходишь в сторону и занимаешься другим. А вернувшись, смотришь, что изменилось. Но на это уходят годы.

Она работала над поставками почвы для Терминатора, давала торговцам советы касательно рынка товаров для населения Меркурия и однажды наконец смогла явиться в Дом Меркурия на Манхэттене и сказать:

— Все готово. Можно отправлять.

Свон направилась в Кито и села в космический лифт, ощущая себя так, будто ее использовали и выбросили. Молча прослушала представление «Сатьяграха» — подъем с последними нотами, просто восемь поднимающихся нот октавы, которые повторяются снова и снова. Пела вместе с публикой и думала, что сказал бы об этом Ганди. «Сама настойчивость истины помогла мне оценить красоту компромисса. И в дальнейшей жизни я понял, что дух компромисса составляет существенную часть сатьяграхи». Эти слова Ганди приводились в программе.

Сатья — правда, любовь; аграха — твердость, сила. Он создал мир. Толстой, Ганди, Человек Будущего из оперы — все они пели о надежде и мире, о путях мира, о сатьяграхе. А исполняли «Сатьяграху» люди, которых называют сатьяграхами. «Прощение — украшение храброго».

Пока Земля медленно уменьшалась под ней, превращаясь в знакомый сине-белый шар, украшая пространство своим великолепием, Свон слушала стихи на санскрите. Она попросила Полину перевести одну навязчивую строку. Полина сказала:

— Без мира здесь никогда не будет безопасности.

Это слишком трудно, на это нет времени, рассмеется кто-нибудь;

Защитить свою семью, свою честь, своих детей;

Выбор родства, дурное семя;

Первородный грех, внутренне присущее зло, судьба, удача, провидение, рок;

Лень, алчность, зависть, злоба, ревность, гнев, месть;

К дьяволу все это

Ведь кто-нибудь может этим воспользоваться

Но все же

Никто точно не знает

Все едино

Это написано звездами

Никто не отговаривал нас

Мы можем уйти

Не существует такой вещи, как утопия

Скорее всего это бесполезно

Пустая трата денег

Но на всех не хватит

Люди не ценят того, что вы для них делаете

Они не заслуживают этого

Они ленивы

Они не такие, как мы

При возможности они поступили бы с нами так же

Плутон-Харон — двойная планетная система; оба небесных тела сцеплены в приливном взаимодействии и подобны двум головкам гантели, всегда повернутые друг к другу одним боком, а общий центр тяжести находится между ними. Они вращаются в плоскости своей околосолнечной орбиты, и продолжительность их дня чуть превышает земную неделю, а года — 248 земных лет. Плутон на 10 градусов Кельвина холоднее, чем был бы без атмосферы, которая замерзает в апогее и возгоняется в перигее, создавая тем самым обратный парниковый эффект и охлаждая поверхность. Плотность атмосферы равна первоначальной плотности атмосферы Марса — примерно семь миллибар; иными словами, она не очень плотная. Температура поверхности 40 градусов Кельвина.

Харон (температура его поверхности 50 градусов Кельвина) вдвое меньше Плутона. По соотношению масс к ним ближе всего пара Земля-Луна: диаметр Луны вчетверо меньше Земли. Диаметр Плутона 2300 километров, диаметр Харона — 1200 километров. У обоих каменное ядро и оболочка в основном из водяного льда.

Вокруг этой большой пары оборачиваются два спутника поменьше: Никта и Гидра, 90 и 110 километров в диаметре. Никту — весом в 80 000 000 000 000 000 000 (восемьдесят квинтиллионов) килограммов, в основном лед с примесью камней — поэтапно разрезали на четыре части; они превращены в космические корабли и движутся группой, хотя один из кораблей идет немного впереди, отчасти для надежности всей системы. Внутри эти космические корабли — типичные террарии; они вращаются, создавая эффект внутренней силы тяжести. В них поселено множество видов и создано несколько биом. Четыре корабля обязаны поддерживать связь и уменьшать генетическое воздействие изоляции и разъединенности, время от времени обмениваясь особями. Двигатели, установленные на кораблях, представляют собой гибрид ускорителей массы с машинами на плазменной антиматерии; они будут работать на протяжении ста лет, после чего включатся мощные орионские толкатели и разовьют скорость, при которой смогут заработать двигатели на основе захватываемого при движении водорода; предыдущие двигатели при этом станут бесполезными. Совместное действие этой машинерии увеличит скорость корабля до двух процентов скорости света — подлинно фантастическая скорость для созданного человеком звездолета; это позволит сократить время путешествия до двух тысяч лет. Ведь звезды далеко. А у ближайших нет планет земного типа.