3. В конце первой половины XVI века молодой самурай, чье имя история для нас не сохранила, разработал новый способ боя: он фехтовал сразу двумя мечами, с одинаковой ловкостью действуя правой и левой рукой одновременно. Он показывал настоящие чудеса и был не прочь использовать свое искусство, чтобы приобрести известность. Поэтому самурай решил бросить вызов прославленному мастеру, самураю по имени Цукахара Бокуден. Он вызвал Бокудена на поединок. Бокуден, к тому времени уже человек средних лет, почти удалился от дел и вел уединенный образ жизни. На вызов молодого самурая он ответил письмом: у самурая, который способен орудовать мечом в левой руке так же ловко, как и мечом в правой, есть преимущество, и это несправедливо. Молодой фехтовальщик не мог понять, что имелось в виду. «Если ты думаешь, что пользоваться мечом в левой руке нечестно, — ответил он Бокудену, — откажись от поединка». Вместо этого Бокуден написал ему еще с десяток писем, в каждом из которых повторялась одна и та же мысль, хотя и выраженная всякий раз по-разному: это были обвинения по поводу левой руки. Письма все больше и больше раздражали юного мастера. И все же в конце концов Бокуден сообщил, что принимает вызов.
Молодой самурай привык сражаться, повинуясь инстинкту, и двигался очень быстро. Однако, когда начался бой, он невольно стал отвлекаться на мысли о своей левой руке и о том, как ее боится Бокуден. Неожиданно он поймал себя на том, что начал просчитывать действия левой рукой, задумывается, куда ударить, как отвести меч. Казалось, левая рука его не подведет, казалось, она действует сама по себе, словно разумное существо… И тут внезапно Бокуден нанес сильный удар и ранил противника… в правую руку. Поединок был окончен. Молодой самурай оправился от раны, но его рассудок расстроился навсегда: больше никогда не мог он сражаться, повинуясь инстинкту. Он начал задумываться и вскоре совсем забросил меч.
В 1605 году Гэндзаэмон, глава почтенного клана Йошиока, члены которого славились искусством боя на мечах, получил самый странный вызов в свой жизни. Его вызвал на поединок никому не известный самурай двадцати одного года от роду, по имени Миямото Мусаши, одетый в грязные лохмотья, словно попрошайка-нищий. Вызов прозвучал дерзко, а Мусаши держался так заносчиво, словно считал себя непревзойденным фехтовальщиком. Гэндзаэмон поначалу отмахнулся, решив не обращать внимания на выходку юнца: это было бы ниже его достоинства отвечать на вызовы всякого выскочки. Но было в этом юноше что-то, что не позволяло Гэндзаэмону его забыть. В конце концов он принял решение встретиться с Мусаши и преподать ему урок. Поединок был назначен на раннее утро следующего дня — им предстояло встретиться на рассвете за городом.
Гэндзаэмон прибыл в назначенное время, сопровождаемый учениками. Мусаши на месте не оказалось. Минуты тянулись, складываясь в часы. Видно, юнец одумался и дал деру из города. Гэндзаэмон послал ученика на постоялый двор, где остановился молодой самурай. Ученик скоро вернулся и сообщил: когда он прибежал, Мусаши спал, а когда его разбудили, велел ученику передать Гэндзаэмону извинения — впрочем, довольно дерзкие — и сказать, что вскоре прибудет на место встречи. Гэндзаэмон очень рассердился. Он в гневе мерил поле шагами — а Мусаши особо не спешил. Прошло еще два часа, прежде чем его фигура замаячила вдалеке. Он помахал издали и медленно направился к самураю и его ученикам. К тому же на голове у него была ярко-алая головная повязка вместо традиционной белой, какую носил сам Гэндзаэмон.
Самурай злобно окрикнул Мусаши и устремился вперед, горя нетерпением поскорее разделаться с этим невежей. Но Мусаши со скучающим видом отбивал одну атаку за другой. Каждому из них удалось ранить другого в голову, но кровью обагрилась лишь белая повязка Гэндзаэмона, повязка же Мусаши цвета не изменила. В конце концов Гэндзаэмон, рассерженный, озадаченный, снова устремился на соперника — и попал прямо под удар меча, который рассек ему голову. От этого последнего удара самурай упал как подкошенный. Удар был не смертельным, Гэндзаэмон оправился, однако поражение было настолько унизительным, что он никогда более не участвовал в поединках. Он стал монахом и провел оставшиеся годы в храме.
ТОЛКОВАНИЕ
Для самурая поражение в поединке было равносильно смерти или публичному унижению. Мастера боя на мечах использовали любое преимущество — физическую сноровку и ловкость, отличное оружие, отточенную технику, — чтобы только избежать этой участи. Но великие самураи, такие как Бокуден или Мусаши, обладали еще одним, важнейшим преимуществом. Они умели, тонко воздействуя на соперника, внести разброд в его мысли, сбить с толку, заставить забыть об избранной тактике. Они могли смутить противника, вынудить задуматься о том, «с какой ноги начинает бег сороконожка», — смертельная ловушка для тех, кто должен действовать стремительно, полагаясь на рефлекторные реакции. Прибегнув к хитрой уловке, они умели заставить соперника сосредоточиться не собственно на бое, а на левой руке, алой головной повязке и прочих второстепенных деталях. Имея дело с людьми, мыслящими традиционно, они с легкостью выбивали их из седла — достаточно было опоздать на встречу, чтобы вызвать раздражение, рассеять внимание, вывести из состояния сосредоточенности на предстоящем поединке. Во всех подобных случаях изменение настроения, потеря концентрации приводила к ошибке. Попытки ее исправить в разгар сражения влекут за собой новые промахи, и так до тех пор, пока проигравший соперник в буквальном смысле сам не натыкался на меч победителя.
Важно понимать: чтобы добиться победы в такой игре, необходимо исподтишка воздействовать на настроение и концентрацию неприятеля. Излишняя прямолинейность — обидные замечания, открытая угроза — только заставят его насторожиться. Обнаруживая опасность, которую вы для него представляете, вы только раззадорите его, пробуждая желание посоперничать с вами и показать себя с лучшей стороны. Не стоит допускать этого. Лучше едва уловимым намеком, тончайшим замечанием заставьте соперника встревожиться, задуматься, ощутить неуверенность — и вот он уже кружит в лабиринте собственных мыслей. Точно так же невинное на первый взгляд действие способно вызвать вспышку раздражения, нетерпения или разочарования, лишающих человека способности ясно мыслить. В обоих случаях он будет промахиваться и начнет делать ошибки.
Можно с успехом применять этот метод, когда вашему сопернику предстоит какое-то выступление — скажем, доклад или презентация проекта. Навязчивая мысль или неприятная эмоция, которую вам удастся заронить, заставит отвлечься, сбиться, потерять нить. Применяйте этот прием правильно, и никому даже в голову не придет винить вас в срыве выступления, даже самому сопернику, которого вы переиграли.
4. В январе 1988 года сенатор от Канзаса Роберт Доул, должно быть, предчувствовал верную победу в предвыборной президентской гонке. Его основным соперником среди республиканцев был Джордж Буш, занимавший пост вице-президента в администрации Рональда Рейгана. В Айове на закрытом собрании членов Республиканской партии (где проходило выдвижение кандидатов на предстоящие выборы) — первом испытании в предварительных выборах — Буш выступил не слишком удачно и занял лишь тусклое третье место. Его опередили Доул и телевизионный проповедник Пэт Робертсон. Агрессивный стиль, в котором повел кампанию Доул, привлек к нему всеобщее внимание — у него явно были все задатки лидера.
Однако было нечто, что омрачило для Доула его блестящую победу в Айове. Ли Этвотер, тридцатишестилетний помощник Буша, распространил в средствах массовой информации историю, ставившую под сомнение неподкупность супруги сенатора, Элизабет Доул, которая ранее также была государственной служащей. Сенатор занимал выборную должность свыше тридцати лет, за это время он привык ко всякого рода нападкам. Однако атаки на его жену, как ему казалось, выходили за всяческие рамки. Доул обладал чрезвычайно вспыльчивым нравом, и его помощникам стоило немалых усилий скрывать это обстоятельство. Когда же поднялась шумиха в прессе, он не сдержался перед журналистами, и это дало Этвотеру повод заметить: «Он может все отрицать, но все же нет дыма без огня — если все неправда, с чего бы ему так выходить из себя?» Вслед за этим Этвотер прислал Доулу письмо на десяти страницах, в котором перечислил все случаи, когда сенатор в ходе кампании терял самообладание и выходил из себя. Это письмо тоже стало достоянием прессы. Доул был вне себя, и дело даже не в выборах. Он одержал в Айове убедительную победу, однако не мог спокойно наблюдать, как пачкают грязью имя его жены. Он просто обязан разобраться с людьми этого Буша, он сведет с ними счеты, особенно с Этвотером!
