Нужный мне дом находился между Десятой и Одиннадцатой авеню в квартале, битком набитом конторами маленьких фирм, занимавшихся оптовой торговлей.

Отделу периодики отвели весь второй этаж. Некоторые газеты были уже переведены в микрофильмы, другие переплетены в большие альбомы с картонными обложками.

Я начал просматривать именной указатель «Нью-Йорк таймс» и вскоре наткнулся на имя отца в одном из номеров за 1931 год. Тогда ему было двадцать семь лет, и он уже два года занимался адвокатской практикой. Он был женат, но детей у него еще не было.

В статье рассказывалось об одном типе, владевшем множеством домов в самом центре нью-йоркских трущоб, в которых жили в основном иммигранты. Этот тип позволял гангстерскому синдикату хранить и торговать контрабандным виски на своей территории. В один прекрасный день им очень заинтересовалась полиция, и он не попал в тюрьму лишь благодаря хитрости и изворотливости своего адвоката, работавшего в юридической фирме «Макэрдл, Ламарк и Кришман». Адвоката звали Уиллард Келли, и он так успешно проявил себя во время процесса, что «Нью Йорк таймс» даже напечатала очерк о нем и его фирме.

В статье также говорилось, что «по непроверенным сведениям» Макэрдл, Ламарк и Кришман прямо или косвенно ведут дела гангстерского синдиката, занимающегося контрабандой виски. Уиллард Келли работал в фирме меньше года, и это был его первый судебный процесс в качестве постоянного сотрудника. В заключение автор статьи высказывал сожаление по поводу того, что Келли посвятил свой блестящий талант служению преступному миру.

И это твой отец, сказал я себе. Ты думал, что знаешь его как облупленного, забывая, что он прожил на свете немало лет, прежде чем зачал тебя. И вдруг выясняется, что ты и не подозревал, кто он такой на самом деле.

Я выписал все имена, упоминавшиеся в статье. Моррис Зильбер, домовладелец Эндрю Макэрдл. Филипп Ламарк и Сэмюэль Кришман — совладельцы юридической фирмы. Джордж Эллинбридж, представитель обвинения. Эндрю Шаффлман, судья.

Больше имя Уилларда Келли нигде не упоминалось. Я просмотрел указатель за 20-е и 30-е годы, проверяя имена из своего списка. В 1937 году Моррис Зильбер получил год тюрьмы за несоблюдение санитарных норм в принадлежавших ему домах, в основном из-за крыс. Имя его адвоката не было указано. Филипп Ламарк умер в своей постели в 1935 году в возрасте шестидесяти семи лет. В том же году в возрасте семидесяти одного года скончался и Эндрю Шаффлман.

Джордж Эллинбридж в 1938 году был избран в законодательное собрание штата, но повторно не переизбирался.

Глава фирмы Эндрю Макэрдл лично защищал гангстерского главаря Энтони Эдварда «Эдди» Кэппа на процессе по обвинению последнего в уклонении от уплаты налогов в 1940 году, но неудачно. Кэпп получил два приговора по десять и один в пять лет и угодил в тюрьму на весь срок. Двадцать пять лет.

Они еще не истекли, но я знал, что существует такая вещь, как освобождение на поруки.

Эдди Кэпп. После 1940 года в газетах о нем не было ни строчки, зато в конце 20-х и начале 30-х о нем писали много интересного. Друг Голландца Шульца и Билла Бейли. Важная шишка в тот сумасшедший период, когда Шульца убили в Джерси и на две недели главой организации стал Бейли. Но однажды Бейли приехал в нью-йоркскую городскую больницу и сказал, что неважно себя чувствует. Его положили в постель, а в два часа ночи он умер. В свидетельстве о смерти было написано «пневмония».

Эдди Кэпп. Уиллард Келли. Связанные через человека по имени Эндрю Макэрдл.

Я потратил немало времени, перелистывая указатель текущего года.

Каталог был разбит по месяцам, самым последним был июль. Там упоминалось и мое имя — в «Нью-Йорк таймс» от 14 июля. Заполнив требование, я получил микрофильм и вставил его в проектор. Нам была посвящена небольшая заметка в один абзац на восьмой странице, озаглавленная «Водитель застрелен за рулем».

Нападение названо «таинственным».

Тут ко мне подошла женщина и сказала, что уже пять часов, библиотека закрывается. Я положил микрофильм в коробку, спрятал в карман блокнот и карандаш и вышел на улицу.

Когда я вернулся в отель, в нашем номере вместе с Биллом сидел какой-то тощий тип в коричневом костюме и старом плаще нараспашку. Из-под пиджака торчала плохо заправленная рубашка. Еще у него был галстук в коричнево-оранжево-зеленую полоску и коричневая шляпа, лихо сдвинутая на затылок.

— Это Эд Джонсон, — представил его Билл. — Он частный сыщик.

— Точно, — Джонсон усмехнулся мне.

— На кой черт он нам сдался? — грубо спросил я.

— Сами мы ничего не добьемся. Ты вбил себе в голову, что отец спутался с гангстерами, но это все чушь. Нам нужен человек, который знает, с какого конца взяться за дело.

— Убирайтесь, — сказал я Джонсону.

Его улыбку сразу как ветром сдуло.

— Ну, не знаю, — промямлил он, переводя взгляд то на меня, то на Билла.

— Мне уже дали аванс, чтобы я проверил номер машины...

— Он нам нужен, — подхватил Билл.

Я сел и закурил сигарету.

— Ты слишком много треплешься о нашем деле, — медленно сказал я, разглядывая горящую спичку. — Нам совсем ни к чему высовываться раньше времени.

— Мне можно доверять, — горячо заверил меня Джонсон. — На все сто процентов.

— Да ладно тебе, Рэй, — смущенно сказал Билл. — Пусть только номер проверит.

— Сами вы этого не сделаете, — заявил Джонсон. — А я смогу.

Я пожал плечами.

— Черт с вами. Хорошо, займитесь номерами. Они стояли на «плимуте».

Джонсон неуверенно оглядел нас, пообещал позвонить и ушел.

— Что-то ты с ним круто, — покачал головой Билл. — Он отличный парень.

— Он чужой.

— Все равно нам нужен человек беспристрастный, со стороны. Если ты веришь во всякую чушь, то это еще ничего не значит.

Я достал из кармана блокнот, прочитал ему свои записи и швырнул его на комод.

— Пора бы тебе за ум взяться, братец Билл.

— Это не наш отец! — свирепо отчеканил Билл. — Уиллард Келли не такое уж редкое имя. Черт возьми, да меня самого так зовут.

— Значит, по-твоему, это просто совпадение?

— Конечно!

— Два Уилларда Келли. Оба ровесники. Оба адвокаты из Нью-Йорка. Оба закончили один и тот же колледж.

— Может быть. Почему бы и нет?

— Ехал бы ты обратно в Бингхэмптон. Ты слеп на оба глаза. От тебя будут одни неприятности.

Он долго смотрел на меня, а потом подошел к кровати и сел, скрестив ноги по-турецки. Выглядел он растерянным: сидел, опустив голову, и водил по покрывалу своим толстым пальцем.

Немного погодя он сказал:

— И это мой отец?.. Он не был таким.

— Конечно. Он изменился, стал другим человеком. Ушел из синдиката и уехал в другой город.

В его глазах заблестели слезы.

— Это правда?

— Похоже на то.

— Значит, в газетах и в самом деле писали о нем?

— Ты и сам это знаешь.

Он яростно ударил кулаком по кровати.

— Ну и как, черт возьми, я могу его после этого уважать?

Я вытащил свой стеклянный глаз, положил его на комод и подошел к Биллу.

— Будь добр, встань.

— Зачем? — удивился он.

— Что-то ты слишком легко теряешь уважение к своему отцу.

— Рэй, я не хочу с тобой драться.

Он поднялся с кровати, широко раскинув руки, и я ударил его в челюсть.

После второго удара он отдернул голову, и я промахнулся, потому что еще не наловчился рассчитывать расстояние. По инерции меня бросило вперед, я пролетел мимо него и упал, но тут же вскочил. Билл покраснел и заплакал, но продолжал сбивать меня с ног. Потом он опустил руки и, покачав головой, прошептал: «Хватит!» Я снова поднялся и ударил его левой. Он не сопротивлялся. Я ударил правой, потом опять левой.

— Перестань, — простонал он.

Я нанес еще один удар, потом еще, и он рухнул на колени так, что в комнате задрожал пол, а с журнального столика свалилась Библия. На этот раз я угостил его хуком справа. Он упал на спину и застыл.