Папа еще несколько раз снимал трубу — теперь Тёмка понял, для чего на ней ручка — и подбрасывал уголь. Самовар тихонько зашумел.

— Запел! — обрадовался отец. — Скоро закипит! Слушай, у тебя же в телефоне радио есть! Что говорят про снегопад?

— У тебя тоже есть! — возразил сын, которому не улыбалось окончательно посадить батарею.

— Да ладно? — поразился папа, вертя в руках старенькую «Нокию».

— Даже в этом рожне, — буркнул Тёмка, отбирая телефон у отца. — А на твоем сапфировом еще и кино смотреть можно…

— Сапфировый не трожь, — возразил папа, наблюдая, как сын ловко нажимает кнопки, — он для понтов!

Тёмка только вздохнул. «Сапфировым» назывался аппарат, который отец таскал с собой на переговоры: сапфировые кнопки, титановый корпус, какая-то неимоверная батарея, экран в две ладони… Тёмка сто раз просил отдать это чудо техники, но папа к «сапфировому» относился трепетно, держал в сейфе, доставая только для встреч с важными заказчиками, и даже, кажется, симку в свой парадный телефон не вставлял.

Но и у старушки «Нокии» радио оказалось вполне рабочим. Правда, удалось поймать всего две станции. На обеих передавали одно и то же: ГАИ просит никуда не ехать, сидеть дома, потому что въезды-выезды из города все равно перекрыты.

Тут как раз вскипело.

Когда папа разливал кипяток по кружкам, Тёмка автоматически вытащил аппарат, всмотрелся — глухо, сети нет. Тёмка с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Папа даже в неверном свете экранчика телефона заметил выражение его лица.

— Проблемы? — спросил он.

— Нет, никаких проблем, — сын помотал головой и для убедительности уточнил. — Просто время смотрел.

— И который час?

Тёмка полез за мобильником, который уже успел сунуть в карман.

— Ясно, — папа полоскал пакетик в чашке, как будто рыбок кормил. — Проблемы есть, но мне говорить не хочешь. Значит, девушка.

Тёмка почувствовал, что краснеет, и схватил свою чашку, чтобы укрыться за нею. «Зачем? — тут же подумал он. — Все равно темно… Палево!»

— Да расслабься, — хохотнул отец. — И пакетик в чашку положи, да? Думаешь, у меня проблем с девчонками не было? Только у тебя проблемы из-за эсэмэсок, а у меня были из-за записок, вот и вся разница. Однажды я написал такую записку, что…

Однажды он написал такую записку, что сам испугался собственной смелости: «Наташа! Давай дружить! АЮ». То есть «Александр Юрьевич». И подбросил. В портфель. В понедельник. Она не ответила ни во вторник, ни в среду. В четверг, измученный ожиданием, он отнял у нее шапку. Она просто ударила его портфелем по голове, ни слова не сказав о записке.

Саша очень обиделся.

В пятницу демонстративно с ней не разговаривал, но она этого не заметила, потому что весь день болтала с подружками.

А вечером Саня все понял, когда смотрел фильм «Для тех, кто не спит». Фильм ему, конечно, смотреть не разрешали, но он давно придумал способ: когда родители укладывали его спать и усаживались перед телевизором, вставал и шел к ним — чтобы поцеловать маму. Родителям это очень нравилось, и они не замечали, что на обратном пути он прикрывал дверь не до конца, а оставлял под строго определенным углом. Лежа в кровати, на стеклянной поверхности двери можно рассмотреть зеркальное отражение экрана. А звук Саша и так отлично слышал, хоть мама и делала телевизор потише.

В ту пятницу по «Для тех, кто не спит» показывали про любовь. Такие фильмы он обычно не любил, но сегодня смотрел очень внимательно.

— Почему ты не отвечаешь на мои письма? — спросил гладко зализанный тип с тонкими усиками.

— Потому что ты мне противен! — ответила завитая блондинка.

Это было как удар грома. «Я ей противен! — подумал он, застыв в кровати. — Как же так?!»

Фильм он даже не досмотрел. Так переживал, что заснул посреди разговора между блондинкой и высоким парнем. Ну как разговора… Они молча смотрели друг на друга, и даже по отражению на двери было понятно, что тут никто никому не противен…

Все выходные Саша думал, как подойдет к ней после уроков и скажет: «Сама дура, понятно?!». И дернет за косичку. Очень больно, чтобы заплакала.

Но в понедельник после уроков она подошла сама и прохихикала:

— А я твою записку нашла! Поднесешь портфель до дома?..

— Представляешь! Я его записку целую неделю в портфеле таскала, а нашла только в воскресенье вечером!

Динка сидела на диване, завернувшись в два пледа, пила горячий чай с малиной и лихорадочно соображала.

Ладно, тренировку отменили, жалко, конечно, но не смертельно. А встречу у метро как отменить? А уж если быть совсем честной, ее никак нельзя отменять. Потому что Динка ждала ее почти год. Можно сказать, всю жизнь ждала.

— Мам, мне нужно будет выскочить к метро через час, — тихо сказала она.

Мама не расслышала. Динка взглянула за окно и отшатнулась. С той стороны ничего не было. Как будто его завесили белой, непрозрачной простыней.

— Ты чего-то ждешь? — спросила мама.

Динка дернулась. Мама улыбнулась.

— Это элементарно, Ватсон, — объяснила мама, — ты, аки Ассоль, стоишь у окна, смотришь вдаль печальными глазами. Образ художественно дополняет плед, накинутый на плечи на манер павловского платка. И телефон, который ты нервно теребишь уже минут двадцать.

— У него аппарат отключен, — буркнула Динка и ужаснулась.

Проговорилась.

Но мама опять не расслышала. Или сделала вид, что не расслышала. Она присела рядом на диван и продолжила.

— Знаешь, мы, наверное, не так, как вы, встречались.

— Чего? — удивилась Динка, а потом начала смутно припоминать, что мама еще в лифте начала рассказывать про свою первую любовь. Чем-то ее дяденьки из джипа к этой теме подтолкнули.

— Выходишь из школы, а сердце из ушей выпрыгивает. Ждет — не ждет, ждет — не ждет. Я с Ленкой из школы ходила, она в соседнем подъезде жила. Как будто с Ленкой. Я выходила и изо всех сил делала вид, что иду с ней и не смотрю по сторонам. А он всегда неожиданно выскакивал. То из-за куста, то из-за сугроба, то из-за угла школы. Выскочит и смотрит так. С вызовом. Ленка убегала каждый раз. А я оставалась.

— Зачем? — спросила Динка.

Но у мамы сегодня случился приступ глухоты, и реплика снова была проигнорирована.

— Однажды он при мне крыло бабочке оторвал. В общем-то нечаянно, мы ее собирались отпустить после того как посмотрим. Но бабочка оказалась хрупкая…

— Он выжил? — спросила Динка.

— Выжил, — улыбнулась мама, — но сначала я его портфелем треснула, потом попыталась руками побить, жаль, руки он быстро перехватил. Тогда я попыталась лягаться. А он сильный был и на голову выше, я ж до восьмого класса до одноклассников только допрыгнуть могла. Короче, хоть и загреб он меня в охапку, но я ему прилично по ногам накостыляла. Синяки остались.

— Мама, драться нехорошо! — прокомментировала Дина.

— Я его лягаю, а он меня держит. Я лягаю, а он держит. Не пытается сдачи дать, не сжимает крепче, просто уворачивается. А потом он тихонько так, на ухо говорит: «Тишка, не дерись!». Как меня накрыло! Он меня до этого по имени ни разу не называл, а тут сразу «Тишка».

Тут мама сорвалась с места и унеслась. Динка минуту подождала и отправилась следом. Мама сосредоточенно выгребала белье из стиральной машины.

— Оно уже часа три как достиралось, — сообщила она.

— И что было потом? — спросила Динка, кутаясь в плед.

— Потом я рыдала как ненормальная, — буднично ответила мама, — а ему сказала, что жалко бабочку.

— Он поверил? — спросила Динка. А потом пожала плечами и сказала со взрослым вздохом: — Ну и глупые же они…