Пирамида Хеопса своей формой скрадывает собственный размер. Она сходит на нет постепенно. Четкие же формы зиккурата не давали глазу скользит по его откосам, взгляд неизбежно передвигался рывками, зритель вынужден был осознавать грандиозность сооружения, и пятнадцатиметровый храм на вершине зиккурата, сверкающий и видный за десятки километров, был настолько величествен, что бедные кочевники-иудеи почитали его за воплощение людского могущества, богатства, знатности и спеси. И, почитая так, осуждали изнеженных и богатых жителей города, говоривших на непонятном им языке и презиравших скотоводов. А осуждая, мечтали о том, чтобы их бог, такой же суровый и бедный, как они, покарал и сам Вавилон, и воплощение его – зиккурат Мардука – Вавилонскую башню.

А когда очень хочешь чего-нибудь, принимаешь желаемое за действительное. Сначала была сказка о том, как бог накажет вавилонян. А потом, когда прошли столетия и башня, пощаженная Киром, разрушенная Ксерксом и сровненная с землей Александром, перестала существовать, сказка о гибели Вавилонской башни получила документальное подтверждение.

Зиккурат в Вавилоне считался главной святыней царства. Моления начинались внизу, у золотой статуи Мардука, весившей, если верить Геродоту, двадцать четыре тонны. Треугольником к башне была приставлена каменная лестница, которая вела прямо на третий этаж. Оттуда, с террасы на террасу, пилигримы поднимались на верхнюю площадку, где стоял голубой храм и откуда была видна страна на много километров вокруг. В голубой храм не мог войти никто, кроме жрецов. В нем обитал сам Мардук. Там стояли его ложе и позолоченный стол.

Площадь зиккурата окружали большие здания, где жили паломники, здесь же стояли дома жрецов – самых могущественных людей в империи. А дальше шумел миллионный город, уверенный в вечности и нерушимости своих стен.

Кстати, несмотря на то что Вавилонской башни нет, ее все-таки можно увидеть и сегодня, достаточно лишь отъехать от Багдада на тридцать километров. Над серой просоленной равниной возвышается странное сооружение, более всего схожее с сахарной головой гигантских размеров.

Это зиккурат в Агар-Гуфе, вернее, его развалины.

Зиккурат так велик, что некоторые путешественники полагали, что это и есть Вавилонская башня, недостроенная и потому принявшая столь странную форму.

Когда, миновав схожие с вавилонскими, пологие, насыщенные черепками и обломками кирпича холмы и траншеи, оставшиеся от недавних раскопок, проводимых здесь иракским Археологическим управлением, подходишь к холму, образованному сползшей с зиккурата глиной, становится понятным происхождение столь странной округлой формы колосса. Это ветры и время разъели основание башни, как бы перетянув ее у земли нитью. Если подняться по пологому склону к «перетяжке», увидишь нависающие сверху кирпичи. Между ними сохранились черные прослойки асфальта и пальмовые листья, которыми строители переложили кладку.

Археологи установили, что зиккурат находился в столице касситского государства – городе Дур-Куригалзу – и построен примерно за пятнадцать веков до нашей эры. По размеру агургуфский зиккурат несколько уступал храму Мардука в Вавилоне, размеры его в основании – шестьдесят девять на шестьдесят семь метров, но по форме и предназначению он был точно таким же храмом – археологам даже удалось отыскать следы тройной лестницы, которая вела на вершину, к жилищу бога. А окружающие храмы, склады, жилища жрецов и царский дворец, обнаруженные при раскопках, позволили еще раз убедиться в правильности выводов пионеров вавилонской археологии. И сегодня уже никто не сомневается в том, как выглядела та, самая главная, Вавилонская башня.

Бехистунская надпись

Предусмотрительный царь

Царь царей Дараявауш, царь персов, властитель многих народов, которого враги его – греки – называли Дарием, первым выбрал для монумента себе лучшее место, какое только можно придумать.

По долине Керманшаха тянется узкий хребет, который оканчивается двухголовой горой в том месте, где проходил караванный путь из Хамадана в Вавилон. У подножия крутой горы чистые источники вливаются в озеро. Из озера вытекает ручей, минует деревеньку Бехистун и убегает в долину.

Гора тоже называется Бехистун.

Караваны всегда останавливаются около источников, и старые верблюды уже за несколько километров знали, что предстоит отдых, и спешили к воде, к купе деревьев под скалой. Останавливались здесь отдохнуть и армии, проходившие через Персию, и солдаты надолго запоминали двуглавую скалу над тихой долиной и чистый, прохладный ручей.

Дарий решил поставить себе монумент при жизни, ибо, хотя был уверен в прочности и незыблемости своей державы, не доверял благодарности потомков. Он задумал создать памятник неповторимый, вечный, и ему удалось это лучше, чем подавляющему большинству деспотов как до него, так и после.

Когда Дарий вступал на престол в 521 году до нашей эры, ему противостояли девять других претендентов. Он жестоко расправился с соперниками и стал после бога, мудрого Ахурамазды, вторым по могуществу во вселенной. Вот эту борьбу за престол Дарий и повелел отразить в монументе.

Для исполнения воли царя скульпторы выбрали отвесный участок скалы и вытесали на нем огромный ровный прямоугольник. От нижней стороны прямоугольника до земли пятьдесят метров, и потому монумент этот можно разглядывать только издали. После того как скульпторы Дария убрали леса, никто не приближался к монументу в течение двух с половиной тысячелетий. За одним исключением, о котором будет рассказано дальше.

На каменном полотне вырубили барельеф: несколько фигур в человеческий рост. Крупнее всех – сам Дарий: скульпторы строго соблюдали каноны. У него большие глаза и брови дугой, борода завита, а на голове корона воина, вырезанная тонко и тщательно: Дарий требовал точности в деталях. Корона, как известно, была из золота и усыпана овальными драгоценными камнями.

Дарий поднял руку к крылатому богу, реющему над царем, а ногой попрал главного из своих врагов – Гаумату. Нога царя тяжело надавила на живот Гауматы, и тот скорчился от боли и унижения.

За спиной Дария стоят двое придворных. Они держат его лук и копье. Лицом к царю, побежденные и понурые, выстроились остальные восемь злополучных претендентов. Руки их связаны, а шеи стянуты общей веревкой.

Но Дарий был предусмотрителен и, возможно, предполагал, что без надписи значение гордой картины будет потомкам непонятно. Он приказал остальную площадь стены заполнить надписью на трех языках. На древнеперсидском – языке царя и двора, на аккадском (вавилонском) – языке государства, хотя и разгромленного, но настолько великого и известного, что язык его продолжал пользоваться признанием в древней Персии, и, наконец, на эламском языке. И тут произошла накладка.

Только скульпторы окончили работу, каллиграфы выбили длинную надпись, как Дарий, который не сидел все это время сложа руки в своем дворце, вернулся из очередного похода, победив скифского царя, «носившего остроконечную шапку». Последовал приказ: прибавить к разбитым царям и царя скифского.

Руководители работ всполошились. Уж не говоря о том, что работа, которую они завершили, была невероятно трудной, не говоря о том, что только что сняты леса и свернут лагерь и придется снова возить в степь рабочих и художников, не говоря обо всем этом, скифского царя некуда было помещать на монументе. Все свободное пространство было заполнено надписью.

Наверное, Дарий так и не узнал об этих трудностях. Деспоты не терпят возражений, и не исключено, что вопрос решался на более низком уровне. Снова потянулись к Бехистуну караваны, снова возводились грандиозные леса, и снова скульпторы, пользуясь привезенными из столицы портретами скифа в высокой остроконечной шапке, принялись за работу. Пришлось срубить эламский текст и на его месте последним в цепи царей пристроить скифа. Барельеф получился более плоским, чем другие, но не беда: снизу разница была незаметна. А частично срубленную надпись выбили снова в другом месте.