В основе всех психических функций человека лежит в первую очередь страх смерти. Что же до всяких там либидинозных проявлений, то они являются производными от этого страха, они занимают только следующий «психический этаж». И это так хотя бы потому, что именно размножение преодолевает «чин смерти» данного вида. Кстати: многие парочки, присутствовавшие в прошлые века при смертной казни, испытывали потом непреодолимое желание заняться сексом. Даже нумера арендовали с видом на площадь с виселицей — комнаты с кроватью, разумеется. Угадайте, почему?
Так вот, от этого страха перед смертью легко перейти к душе, к духу, к сознанию; к их связям между собой. И при этом взгляде на предмет выяснится очень много нового и интересного.
Всё это позволило бы нам понять и заново переосмыслить также и особенности человеческой психики. А так у нас у всех — каша в голове. Правильно понятое христианство вообще все науки расставило бы по своим местам. А заодно, кстати, и западный психоанализ, где всё поставлено с ног на голову. Например — не существует «комплекса кастрации». Мужчина и женщина — «половинки» единого творческого целого. И каждая, в отрыве от другой, ощущает себя как неполную, незаконченную, несовершенную, на что-то важное не способную. Натурально, когда суть человеческой психики низводится до размножения, а все его духовные проявления — к вытесненной сексуальности, то и нормальная нехватка «половинки» интерпретируется как «кастрация». А потом, после такого провозглашения, и воспринимается именно так. Сводить творческий полёт человека до сублимации либидо, а человеческий дух — до символического фаллоса… Вот сижу и думаю: какие бы ещё написать «99 признаков», чтобы эти идеи туда засунуть?
К слову сказать, В. Лосский был неправ, законченного учения о Лицах Троицы тоже как такового нет. Ибо взаимодействие Ипостасей Троицы между собою и с тварным миром рассматриваются в статике, но не в динамике, не в развитии. А ежели нет генезиса, то что это будет за учение? Наши богословы не озаботились даже такой «мелочью», как вопрос о том, каковы были «функции» каждой Ипостаси Троицы в процессе творения мира. А ведь всё лежит прямо-таки на поверхности, всё видно невооружённым глазом: откуда и с Какой Ипостасью связан антропный принцип строения Вселенной, Кто его реализовывал, и от Кого этот «реализатор» исходил, «ношашеся верху воды», то есть, на самом деле — проницая собою стремительно развивавшуюся первоматерию. И исходил, и «ношашеся» — и это всё одновременно, ну неужели вы этого не видите?
А отсюда куда как легко понять, что и не о воде вовсе повествует древний автор, но о неструктурированной ещё материи… И названа она «водою», ибо, подобно тому как вода не имеет формы, так и наша первоматерия не имела ещё чёткого деления на базовые и прочие всякие элементы. И вообще речь идёт не о творении земли и воды собственно, но о самых первых моментах, о начальном этапе существования Вселенной. Нетрудно понять и то, что структурируется первоматерия во вполне понятном направлении — как грамотно пишет А. К. Толстой, «лучи любви кругом лия, к Нему вернуться жаждет снова». Здесь внутренние потребности энергии, материи, зов Духа и самостоятельный эволюционный процесс сливаются воедино. Ещё сливаются… Вот уже где начинается разрыв между наукой и богословием, хотя на самом-то деле его и нет…
И, далее, нетрудно видеть, что создаёт Бог вовсе «не небо и землю», в прямом смысле слова, но иное по отношению к Самому Себе. То Он был один — а теперь уже есть иное. То, что было Одно, было Единое, теперь как бы раздвоилось на Бога и иное, и тут же начало мучиться, и самое мучение это и стало «точкой роста» всего мироздания в целом. А в нём, опять же, возникла своя «выделенная точка» — человек, и «мучение» от этой «разорванности» всё передалось ему, сконцентрировалось в нём.
Итак, возникло иное, «земля», благодаря которой именуется Бог теперь «небом». Теперь именуется. Нет, не так. «Небом» именуется, становится та «виртуальная область», где Бог. Иное-земля как бы в благодарность, как бы в ответ порождает заново «Небо». Ибо Небо это теперь уже другое. Речь идёт не о названии стихий, но о возникшем противопоставлении, с его внутренней, онтологической мукой, с его ожиданием «откровения сынов Божиих». Просто тогда не было ещё Гегеля с его великолепным арсеналом, вот и пришлось говорить: «земля и небо». Но кому нужно, тогда понимали. Теперь — нет.
Кстати: иное — то есть бабское. Вторичное всегда есть баба, и оно это ощущает, и мучительно, нетерпеливо жаждет занять место первого. Второе всегда стремится вытеснить первого. «Мужик»-Бог создаёт себе «женщину», творение. «Премудрость созда себе дом…» И вот, начинает наше творение стремиться по-бабски доминировать и над Творцом — грехопадение, распятие, и всё такое… Ибо на взгляд второго, бабы, существует лишь физическое, но не метафизическое. Бабство — есть ощущение себя физическим центром мира. Для бабы не существуют иные ценности, более высокого порядка. Для бабы мир лишь грубо физичен. И развиваться он может одним только размножением, для которого следует приискать подходящего самца. А другого бабства на свете и нет…
Но на самом деле всё наоборот. Духовный план развития радикально отличается от развития для нас очевидного, физического. Первичен не эволюционный процесс с его вульгарным размножением. Первичен Бог с Его творческим Духом. Первичен и созданный по образу и подобию мужчина с его делом — которое может, а значит и должно продолжить процесс сотворения мира. Бердяев прав, говоря что творчество — продолжение творения. Процесс ещё не закончен, ибо зачем тогда Бог приводил к Адаму зверей? Мужчина никогда не должен забывать, ради чего он существует — во имя этого смелого творческого полёта, во имя своего дела. И для того, чтобы продлить это дело, чтобы продлить в нём смертного себя, мужчина заводит себе ребёнка. А для физического рождения его находит себе помощницу, женщину, которая реализует этот процесс. Почему женщины и не фигурируют в тех главах…
Женщина помогает мужчине не только в его деле, но и в возможности его продлить. Впрочем, и в деле самóм тоже помогает: «Тот, кто называл себя мастером, работал, а она, запустив в волосы тонкие с остро отточенными ногтями пальцы, перечитывала написанное… Она сулила славу, она подгоняла его, и вот тут-то стала называть мастером» (М. Булгаков, «Мастер и Маргарита»). Как видим, некогда Адам (Мастер) именует Еву (Маргариту) «женой», тем самым подчиняя её и себе, и своим ценностям, но Маргарита (Ева) потом, как бы в ответ, именует его (Адама) «Мастером», тем самым придавая его работе некую весомость, как бы возвращая его обратно в мир ценностей божественных, и вообще — увенчивая его творчество, признавая его имеющим и духовную, и — одновременно — житейскую, бытийную ценность. Вспомним и шапочку с буквой «М». Подобный головной убор (типа кокарда у военных), если не ошибаюсь, есть признак принадлежности чему-то высшему себя. И венчает им Мастера именно Маргарита, то есть Ева. Подлинная любовь женщины восстанавливает утраченный статус мужского творчества, а это последнее — что очень хорошо показано в булгаковском романе — утраченный статус мировой гармонии: «Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя…»
Согласитесь, если бы булгаковский Мастер строчил свой сколь угодно гениальный роман, сидя в подвале один-одинёшенек, то было бы в этом нечто неубедительное, чуть ли даже несерьёзное? Даже в голливудских фильмах супер-героя сопровождает красавица, хотя чаще всего без неё вполне можно было бы обойтись. Но только что будут стоить тогда все его подвиги? Как видим, это глубоко взаимосвязанные вещи — бытие мира, грехопадение, творчество, любовь…
Женщина венчает творчество мужчины. Она вдохновляет, переживая за него. Она не даёт мужским мозгам засохнуть в сухих, безжизненных абстракциях. Она возвращает нас к реальности. Через полчаса она уже придёт, и сразу получит свой поцелуй, и, пока ей помогают раздеваться, и даже ещё с порога, будет гундосить обиженным голосом: «Опять они ругали тебя на том христианском форуме. Ведь они же не дочитали! Завтра я пойду и зарегистрируюсь, и всем им скажу, что ничего они не понимают, и вообще все они дураки», — и, продолжая бурчать, пошлёпает на кухню подъедать свой любимый мёд…
