Наверное, стоит сказать пару слов о том, какие места поджидают вас в пути. Это не займет много времени. Вы пройдете по аллее Материнской Любви и непременно свернете на бульвар Отцовской Ненависти. Не исключено, что по дороге вам удастся перехватить стаканчик холодного.

Эта книга – непреднамеренная попытка разобраться в истоке эмоций, что подчас сводят с ума любого родителя. Или же эта книга – одно сплошное оправдание. Как угодно. Мне нравятся оба варианта. Как бы там ни было, прежде всего я хочу, чтобы вы провели несколько прекрасных вечеров за чтением. И не ругайтесь, если мне удастся напугать вас или шокировать. Такая уж у меня работа.

Развлекайтесь, а я пока помою персики.

1

Музыка гремела и гремела. Били барабаны, гитары изрыгали риффы, превращая кровь в высокооктановый бензин. И каждую секунду эта смесь из топлива, пота и адреналина воспламенялась. Факелом выступал патлатый парень, чей хриплый голос высекал искру и швырял ее в летний зной.

Поле на два гектара заполняла стотысячная толпа, внимавшая пьяному мессии на сцене. Исполнялась песня о симпатии к дьяволу, и публика прониклась ею настолько, что с пустыми лицами подпрыгивала на месте, расплескивая пиво себе на головы. Находиться здесь, под палящими лучами июльского солнца, могли только безумцы. То и дело в воздух, куда-нибудь вбок или под ноги выстреливали разноцветные пенистые струи, не найдя себе места в переполненных желудках.

Если бы трава, выстилавшая просторы Тверской области, могла говорить, она бы поведала о десятках различных вкусов, что ей довелось попробовать.

За ходом рок-фестиваля «СЕМИЛЕТНЯЯ СМЕРТЬ», с его падениями, музыкальным рычанием, доносившимся от далекой сцены, наблюдали пять женщин – подросток, три девушки и дама в темных очках. Все пятеро благоразумно держались тени бело-синих навесов, под которыми протянулись лотки с фастфудом и холодильники с напитками.

– Славный паренек, – наконец произнесла Но́ра. За линзами темных очков с трудом угадывались ее глаза – крупные и непроницаемые, как у совы.

Сам «славный паренек», с влажными губами, в черной футболке с нарисованным порванным барабаном и в шортах, ни о чём не догадывался. Он усердно размахивал бутылкой пива, не обращая внимания на лезшую из горлышка пену. Два его дружка занимались тем же – с той лишь разницей, что компанию им составляла парочка раскрасневшихся девиц, одна из которых всё порывалась задрать розовую майку. Наконец мелькнула грудка, вызвав хохот.

– Ой, а кто это у нас не торопится, кто не торопится? – пропела Шафран. Для своих шестнадцати она выглядела совсем ребенком. Большой худой девочкой, задержавшейся у древа созревания лишь для того, чтобы сорвать плод и в одночасье преобразиться. – Какой дурак. Может, он в развитии отстает? И вы только посмотрите на этих кобыл! Таким только пинка не хватает.

Крисси, обгонявшая Шафран на два года, приобняла ее. Лабрет, украшавший нижнюю губу Крисси, ярко вспыхнул на солнце, но Шафран не обратила внимания на этот зловещий сигнал.

– Ты хочешь вернуть их в табун, Шафи, я угадала?

– Да, – буркнула Шафран и быстро добавила: – Как можно так липнуть к парням? Будто лошади! Грязные, краснощекие лошади, которым лишь бы… распалиться!

Крисси с пониманием покивала головой:

– И ты бы всё сделала по-другому? Лучше, чище, изощреннее, да?

– Разумеется.

– Но занять ты хочешь не их место, я права?

Шафран осеклась, с трудом понимая, что Крисси вытягивает из нее правду, за которой ничего хорошего не последует.

– Да! – выпалила Шафран, отпихнув засмеявшуюся Крисси. – Да! Разве не ясно?! Я хочу быть на ее месте! Может, и буду! – Она неуверенно закончила: – Когда-нибудь…

Все посмотрели на Беату.

Она ощутила на себе внимательные и отчасти завистливые взгляды. Ей завидовала не только Шафран. Возможно, еще Крисси и, как ни странно, Нора.

«Нора, – с улыбкой подумала Беата. – Моя мудрая и верная Нора. Даже тебе жаль, что я – не ты. Хотя в этом ты ошибаешься, о да. Каждая из вас – это я, нравится вам это или нет».

Черные волосы Беаты блестели, как могла бы сверкать на солнце крошка перемолотого черного оникса или ровное пятно свежего гудрона, положенного на асфальт. Белая кожа, отвергавшая любые попытки загореть, только подчеркивала глубокий цвет волос, получая взамен оправу для белизны. Но остальных привлекала, конечно же, отнюдь не ее контрастная внешность.

– Поцелуй меня, Шафи.

– Что? – Шафран побледнела. – Ну не надо, Беа! Я же пошутила! Кому вообще захочется быть на твоем месте! Без тебя мы не попадем в Город!

– Поцелуй, говорю.

– Ну, Беа! Пожалуйста!

Губы Норы и Крисси растянулись в улыбке. Ангел, одногодка Беаты, безучастно наблюдавшая за происходящим, шагнула к Шафран. Со стороны могло показаться, что старшая сестра наклонилась к младшей, чтобы сказать ванильную глупость, от которой юное сердечко обязательно забьет крылышками.

– Делай, что велено, Шафи. А если ты еще раз ослушаешься Чёрную Мать, я отрежу тебе кончик носа и положу в дырочку монетку, – с деланой заботой проговорила Ангел. – А потом еще одну. И еще. И буду класть их до тех пор, пока ты не зазвенишь, как свинья-копилка. Динь-динь. Мне кажется, я уже слышу звон.

– Я тоже, – вставила Нора.

Щёки Шафран налились краснотой, высветив едва заметный пушок. Она сделала нерешительный шаг, и Беата притянула ее к себе. Язык при поцелуе обожгло; слюна начала взбиваться в густую пену, заполнявшую рот.

Беату мало волновало, что происходит с Шафран. Она не сводила глаз со «славного паренька», который не прекращал размахивать пивом и трясти головой в такт гремевшей музыке.

Наконец он заметил целовавшихся девушек. Явление, в общем-то, довольно обычное для рок-фестиваля. Но Беата и остальные, даже терявшая сознание Шафран, знали, что отличие этой сценки от прочих других – разительное. Черноволосая, с неестественно белой кожей, в пурпурном сарафанчике, Беата выглядела ночным хищником, выбравшимся на солнце, чтобы закачать в жертву литр чистейшей тьмы. Обмякшая Шафран только усиливала этот образ.

Когда с поцелуем было покончено, Шафран, потерянная и изумленная, сделала пару неуверенных шагов. Ангел и Крисси с улыбками замерли, ожидая, когда она рухнет им под ноги. Нора посмотрела на них поверх очков, и девушки с неохотой подхватили Шафран. А ту уже сотрясал припадок, выгибая тело дугой и рисуя толстые жилы под кожей. В уголках губ показалась пена.

– Нам с ней долго возиться? – поинтересовалась Крисси. Она зашипела, пытаясь удержать руки Шафран, пока Ангел шарила пальцами у обморочной во рту, проверяя язык и убирая избыток слюны.

– Минут десять, – отозвалась Беата, – не больше.

– А ты сегодня добрая, Беа.

Нора засмеялась:

– Вспомнила полдня, проведенные в кресле? Зависть – плохое чувство, Крисси.

– Я, пожалуй, в тир запишусь. Такого вы точно ожидать не будете.

На этот раз смех подхватили все. Даже Шафран сподобилась на тень улыбки.

– Он идет, – заметила Ангел. Она уже вытерла руку о траву и теперь просто ждала, положив голову Шафран себе на загорелые колени.

Парень, спотыкаясь и разбрасывая ногами пластиковые стаканчики, приблизился. По его изумленному лицу было видно, что он больше пьян от свежего воздуха и музыки, нежели от пива.

– Жарко сегодня, да? – произнес он. Взгляд серых глаз устремился к Шафран. Та как раз вяло цеплялась за Крисси. – С ней такое часто бывает? Выглядит опасно. Тут неподалеку медики дежурят. Если хотите, могу сбегать за ними. Я бы мог и вашу подругу отнести, но, боюсь, она мне всю спину исцарапает. Не то чтобы мне пришлось скрывать это от своей девушки, я не о том. Я к тому, что у меня ее нет, а царапины – они ведь отпугнут любую, правильно? – Парень смущенно улыбнулся. – Господи, ну я и нагородил, да?