Следовательно, немецкая жизненная философия соответствует исконному желанию природы, поскольку воссоздает свободную игру сил, которые способны привести к постоянному взаимному улучшению рода, пока наконец лучшие представители человечества, добившись господства на нашей планете, не станут располагать полной свободой действий в тех владениях, которые частично выходят за ее пределы.

Мы все ощущаем, что в отдаленном будущем человечество столкнется с проблемами, решить которые будет под силу лишь высшей расе — властителям всей планеты».

По мысли Гитлера, сама природа и Провидение предопределили германской расе господствовать на Земле.

«Народное государство», по Гитлеру, должно ставить расовый вопрос в центр бытия — это забота о чистоте расы, о сохранении и приумножении числа расово полноценных особей. «Детей должны рожать лишь здоровые пары, — провозглашал будущий фюрер в книге «Моя борьба». — Страшный позор производить на свет детей больными и немощными, и большая честь отказаться от этого. Наоборот, предосудительно нежелание производить здоровых детей для нации. Народное государство выступает гарантом грядущих поколений, перед лицом которых желания и эгоизм отдельного лица надо отбрасывать в сторону и подавлять... Народное государство начинается с повышения роли семьи, чтобы покончить с постоянным загрязнением расы и превратить ее в институт, призванный производить на свет божественные создания, а не уродов, нечто среднее между человеком и обезьяной».

Имелась в главной книге Гитлера и внешнеполитическая программа, содержание которой не ограничивалось «освобождением от цепей Версаля». Германская нация должна была завоевать себе «жизненное пространство», прежде всего на Востоке. В книге «Моя борьба» Гитлер отвергал идею заключения союза с Россией, даже из конъюнктурных соображений. Ведь тогда, по его мнению, в случае войны Германии и России против всего остального мира «вся борьба разыгралась бы не на русской, а на германской территории, причем Германия не могла бы даже рассчитывать на сколько-нибудь серьезную поддержку со стороны России». Фюрер утверждал: «Уже один факт заключения союза между Германией и Россией означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен. Такая война могла бы означать только конец Германии».

Невозможность союза с Советской Россией помимо расового момента Гитлер обосновывал также еще следующими соображениями: «Современные владыки России совершенно не помышляют о заключении честного союза с Германией, а тем более о его выполнении, если бы они его заключили... Германия также не избавлена от той опасности, жертвой которой пала в свое время Россия. Только буржуазные простаки способны думать, будто большевизм в Германии уже сокрушен». В связи с этим фюрер делал общий вывод: «Чтобы успешно бороться против еврейских попыток большевизации всего мира, мы должны прежде всего занять ясную позицию по отношению к Советской России. Нельзя побороть дьявола с помощью Вельзевула». Россия и сопредельные с ней государства-лимитрофы рассматривались в книге «Моя борьба» только как объект экспансии.

Напротив, считал Гитлер, «сближение Германии с Англией и Италией никоим образом не приводит к опасности войны». Он полагал такой союз весьма выгодным для Германии: «Англия представляет собой величайшую мировую державу, а Италия — молодое, полное сил национальное государство. Союз с такими государствами создал бы совсем другие предпосылки для борьбы в Европе, нежели тот союз с гниющими государственными трупами, на которые Германия опиралась в последней войне». Выгоды от такого союза Гитлер видел в том, что «единственная держава, с которой приходится считаться как с возможной противницей такого союза, — Франция — объявить войну была бы не в состоянии. Это дало бы Германии возможность совершенно спокойно заняться всей той подготовкой, которая в рамках такой коалиции нужна, дабы в свое время свести счеты с Францией. Ибо самое важное в таком союзе для нас то, что Германия не может тогда подвергнуться внезапному нападению и что, наоборот, союз противников распадется, т. е. уничтожится Антанта, из-за которой мы претерпели бесконечно много несчастий. Значение такого союза было бы в том, что смертельный враг нашего народа — Франция — сам попал бы в изолированное положение... Германия одним ударом вышла бы из нынешнего неблагоприятного стратегического положения... Мы получили бы могучую защиту своих флангов и были бы полностью обеспечены продовольствием и сырьем».

Но Гитлер оказался плохим пророком. Он был прав, когда утверждал, что союз Германии с Россией приведет к мировой войне, которая неизбежно завершится крахом Германии. Однако в 1939 году фюрер все-таки пошел на пакт со Сталиным. В результате в 1939–1941 годах СССР и Германия были фактическими союзниками. Благодаря этому Гитлер смог разгромить и оккупировать Польшу и Францию, установить контроль над Норвегией и Балканами. Однако тем самым он сделал неизбежным союз Англии и стоявших за ней США с Советским Союзом, что предопределило конечное поражение Германии.

Выйдя из Ландсбергской тюрьмы, Гитлер поспешил заверить власти в том, что отныне будет законопослушным гражданином, а его партия будет использовать только законные, парламентские методы борьбы.

Уже 4 января 1925 года он побывал на приеме у министра-президента баварского правительства Генриха Хольда и заверил его в своей лояльности.

В результате уже в феврале 1925 года запрет на деятельность НСДАП в Баварии был снят. До этого в Баварии нацисты действовали в составе Народного блока, вскоре преобразованного в Национал-социалистическое освободительное движение, а на остальной территории Германии — в качестве Великогерманского народного сообщества, возглавляемого Юлиусом Штрейхером.

За время отсутствия Гитлера национал-социалистическое движение наряду с несомненными успехами понесло и чувствительные потери. Его ряды покинул генерал Э. Людендорф.

Собственную фракцию создал Грегор Штрассер, придерживавшийся радикальных антикапиталистических лозунгов. Формально разногласия удалось преодолеть только на партийной конференции в Бамберге в феврале 1926 года.

На сторону Гитлера перешел Йозеф Геббельс, популярный в Берлине агитатор и журналист. Гитлер назначил его гаулейтером Берлина. Так началась их вечная дружба. Штрассер же в конечном счете признал верховенство Гитлера и вернулся в руководство НСДАП, где стал заниматься организационными вопросами.

Гитлер понимал, что для легальной парламентской деятельности партии необходимы значительные денежные средства, которые в данный момент, когда в партии состоят лишь десятки тысяч человек, могут предоставить только люди богатые — крупные банкиры и промышленники. На протяжении 1926 года он неоднократно встречался с германскими предпринимателями и заверял их, что НСДАП не покушается на священное право частной собственности. Он доказывал, что только его партия способна обеспечить наилучшую защиту от «красной опасности». Предприниматели Гитлеру поверили и стали пополнять партийную кассу сотнями тысяч марок. Туда делали взносы и такие солидные иностранные компании, как «Роял Датч Шелл», «Дженерал моторс», «Форд»... Не то чтобы все они очень любили национал-социалистов. Просто в бизнесе действовал и действует принцип: не складывать все яйца в одну корзину. Поэтому германские промышленники (и не только германские), финансируя ряд правых, националистических и центристских партий, не хотели игнорировать и партию Гитлера с ее растущей популярностью.

В спонсорстве они видели для себя определенную гарантию на случай прихода нацистов к власти и надеялись, что Гитлер если не отблагодарит, то, по крайней мере, не станет вредить своим благодетелям. Гитлер отблагодарил, но по-своему: привел к краху Рейх, а вместе с ним и национальный бизнес.

Экономический кризис 1929 года вызвал резкий рост безработицы. Это не замедлило сказаться на избирательных успехах партии Гитлера. На выборах в рейхстаг в мае 1928 года, накануне кризиса, социал-демократы завоевали более 9 миллионов голосов, коммунисты — более 3 миллионов, а нацисты — всего 800 тысяч. А вот на следующих выборах, 14 сентября 1930 года, картина была уже совсем иная. За НСДАП проголосовали 6,3 миллиона человек, за коммунистов — 4,5 миллиона, а за социал-демократов — чуть более 8 миллионов. Всего за год численность национал-социалистической партии возросла со 100 до 400 тысяч человек. Если в мае 1928 года за Гитлера и его партию голосовано всего 2,6 процента германских избирателей, то в сентябре 1930-го — уже 18,3 процента. До власти оставался всего один шаг.