Я продолжал ласкать девочке грудь. Она дрожала от наслаждения, а потом, не выдержав оного, бросилась на грудь своей хозяйке и принялась целовать одну из грудей. Дора с недовольным видом отстранилась от нас обоих, заправила одежду и пригласила нас посмотреть на полотна. Я был заинтригован, и ей пришлось объяснить, что Амалла иногда делает ей кое-что приятное, и даже более того, однажды случилась презанятнейшая история, в которой приняла участие Мод. Неделю назад Мод пришла к подруге на урок живописи. Поскольку рисовала она вполне сносно и бегло, Дора оставила без внимания и полностью углубилась в свою работу. Через некоторое время она услышала странную возню сзади себя и, обернувшись, обнаружила, что Мод и Амалла мастурбируют вдвоем, лежа на циновке!

Затем Дора показала мне свои рисунки и акварели: пейзажи, портреты — все потрясающей красоты. Я попросил у нее какой-нибудь сувенир в подарок тебе, и Дора отперла ящик своего бюро, где моему взору открылись чудеснейшие изображения обнаженных натур. Здесь были и Дора, и Флора, и Кейт, и Амалла — в разнообразнейших позах, в одиночку и группами, мастурбирующие, сосущие друг у друга, выставляющие на божий свет самые укромные местечки своего тела… Это была лесбийская любовь — со всем ее пылом, страстью, силой и красотой. Я был по-настоящему шокирован и восхищен этими работами! Меня тут же охватило вожделение: я прижал к себе Дору и поцеловал со всей страстью, разбуженной во мне этими этюдами. Но она опять отстранилась и сказала, что я еще не все видел. Она принесла портфель, в котором вместе с несколькими набросками лежало восемь акварелей с моим участием! Там был я — один и со всеми моими подругами, в реальных и вымышленных ситуациях. Эти акварели она мне подарила.

Я посылаю их тебе с письмом; надеюсь, что ты не сильно увлечешься, рассматривая их с мадемуазель Терезой…

После Дора увлекла меня в свою комнату. Там, по ее уверениям, нам никто не мог помешать — ни слуги, ни Дэйзи; к тому же к спальне примыкала ванная и уборная, что было, бесспорно, удобно. Девушка улеглась на софу, увлекая меня за собой. Я уже держал в руках ее груди, напрягшиеся от желания, но мне пришлось ненадолго оторваться, чтобы сбросить одежду. Дора в это время ласкала мой член, пылавший огнем, а Амалла затем собирала вещи, которые я раскидал в порыве страсти, и закрыла дверь на ключ. Дора предложила девочке взять моего Приапа, и та не замедлила воспользоваться предложением. Она взяла в рот розовую головку Жака и начала ее нежно покусывать. Я же запустил пальцы в золотистую шерстку Доры и страстно поцеловал ее. Затем она предложила мне новое развлечение: я должен был ебать ее в рот так, будто это было бы другое место… Девочка же должна была ласкать ее киску. Я пристроился сверху и почувствовал, как руки Амаллы нежно ласкают мои ягодицы; я вошел в ритм и через некоторое время почувствовал такое наслаждение, что душа моя захотела расстаться с телом. В этот момент Дора взяла меня за ягодицы и прижала к себе — она хотела целиком проглотить мою жидкость. Я кончил и почувствовал одновременно, как ее живот поднимается и опадает в сладостных содроганиях, Амалла в это время отползла на циновку и начала мастурбировать пальцем. Я перешагнул через нее и отправился в ванную комнату — привести себя в порядок, а затем вышел в гостиную.

На прощание Дора нежно поцеловала меня, и мы распрощались до четверга. Индийская девочка поцеловала мне руку, и я понял, что она тоже полюбила меня.

А теперь, моя милая, пару слов в ответ на твое письмо от… декабря. Ты так описала свою новую горничную, что я даже возбудился! Тем не менее, мне кажется, что ты немного поторопилась в изъявлении ей своего полного расположения — ведь первое впечатление бывает обманчиво. Будь осторожнее в признаниях, и, надеюсь, что в следующем письме я не найду следов разочарования, которого так опасаюсь.

Нежно целую,

Лео.

Париж, 9 января 18… г.

Родители пригласили меня в Ниццу, и завтра мы уезжаем. Тереза отпросилась в Лион, чтобы повидаться с отцом и сыном, и я очень тоскую в ее отсутствие.

Жерар провел неделю в Париже и уехал в Крезо, надолго. Ты помнишь его, друг мой? Мне полегчало, когда мы расставались на вокзале! Возможно потому, что вместе с ним уезжала моя юность, которая уже никогда не вернется. Наверное, он понял мои чувства, и я заметила его жест, которым он точно говорил: «Полно! Не будем об этом больше!»

За то время, пока мы его не видели, он сильно постарел. Кожа его стала шершавой и обветренной; волосы — землистого цвета, как и лицо; бородка была острижена; усы — бесформенны и неэлегантны. Даже глаза, бывшие в молодости синими, ясными и нежными, стали серыми и приобрели холодность стали.

Я должна была встретить его в Гавре. Я поехала с Терезой, и мы стояли у пристани, вглядываясь в толпу. Я не узнавала его среди других пассажиров, пока он сам не подошел ко мне и не сказал на ухо: «Сесилия?» Я оторопело воззрилась на незнакомца, но вскоре поняла, кто это, и бросилась к нему на шею со слезами. Жерар и сам, похоже, знал, что сильно изменился, но уверял меня, что он такой же, как и прежде. Увы, это было не так. Стремление сколотить состояние овладело им до такой степени, что прочие цели в жизни просто отпали.

Эту ночь мы провели в Гавре, где я спала с ним. На следующий день мы вернулись в Париж, и я устроила Жерара в покоях отца. Я представила ему Терезу, и они даже провели вместе несколько последующих ночей, но Тереза была от этого не в восторге. Он старался быть как можно более любезным, но все было уже не то… Тереза может более подробно сформулировать, что произошло; что касается меня — я бы больше никогда не хотела его видеть.

Во вторник мы вернулись домой и снова стали свободными.

Мне пришлось уйти после завтрака за покупками, Тереза отпросилась на целый день, обещав вернуться к семи часам.

Она пришла в четверть восьмого в прекрасном расположении духа, села ко мне на колени и поцеловала меня. Я пыталась изобразить недовольство ее опозданием, но не могла устоять перед обаянием любимой. Мы поужинали вместе, а затем уединились у меня в комнате. Я принялась расспрашивать, где она была; мне на ум пришел Сен-Леон, где у Терезы жила предыдущая хозяйка, но я ошиблась. Оказалось, Тереза ездила в Севр навестить Валентину! Как только мы позавтракали, она взяла фиакр и отправилась на вокзал Монпарнас. С собой Тереза взяла толстый том с сонатами, который просила привезти Валентина, и коробку шоколадных конфет от «Пиана». В пансионе она попросила о встрече с Валентиной, сказав, что приехала по моему поручению. Мадам Шена узнала Терезу и отправила за Линой служанку, а затем ушла по своим делам. Валентина была очень рада увидеть Терезу; она тут же отвела ее к себе в комнату, где заявила, что очень соскучилась и что сгорает от нетерпения. Они поцеловались, но прежде чем приняться друг за друга, Тереза строго расспросила о любовных приключениях Лины. Та отвечала, что была примерной девочкой и занималась этим лишь однажды — с Бертой; и однажды мастурбировала самостоятельно, думая о Терезе.

Они обе были удовлетворены этим ответом и, будучи больше не в силах сдерживаться, Тереза прильнула к Лине, а через несколько мгновений уже пила ее сок, зажимая рот девушки ладонью, чтобы та не привлекла внимание криком.

Они даже не могли запереть дверь комнаты! Но желание было так велико, что стирало всякие опасения в невозможности этого мероприятия. Тереза также вожжелала ласки, и вскоре Лина бросилась к ней и начала вылизывать ее столь пылко и страстно, что ей тоже пришлось сдерживать стоны. Когда она встала, пробило четыре часа. В пансионе пришло время отдыха, и Лина пожелала познакомить Терезу со своей подругой мадемуазель Бертой.

Через пару минут она вернулась, ведя за руку свою классную даму. Это была блондинка с нервным лицом, сверлившая Терезу взглядом инквизитора из-под ресниц. Они были представлены друг другу, но не решались начать общение. Тогда Тереза сделала первый шаг — предложила Берте себя поцеловать, — и она тут же бросилась к ней в объятья. Поцелуи расшевелили Берту — теперь ее лицо дышало нежностью и желанием; она стиснула груди Терезы и, по совету Валентины, полезла смотреть то, что так удивляло всех в строении ее киски. Та раздвинула ноги, и Берта попала так точно, что она задрожала от наслаждения. Берта вонзила в Терезу язык и сжала зубами клитор; Тереза почувствовала, что строгая классная дама была в этом деле действительно мастерица. Она закинула ноги ей на плечи и так стиснула ее голову, что чуть не задушила! Лина, глядя на них, страдала от недоудовлетворенности — с ней Берта была менее страстной… Тереза хотела доставить удовольствие Берте в ответ, но оказалось, что ее одежда этого не позволит; она могла лишь гладить пальцами тело женщины. Тогда Тереза запустила руку под юбки и начала страстно целовать ее в губы, одновременно лаская ниже; она делала это до тех пор, пока Берта не потеряла сознание и не затопила ее руку. Затем блондинка сказала, что хочет Терезу, хочет увидеть целиком, голой, ласкать и гладить ее грудь, тискать ягодицы, сосать клитор, чувствовать его в себе — и Тереза ответила согласием. Они обратили внимание на Валентину; Берта, спохватившись, спросила, не знает ли чего-нибудь об этом модам Фонтеней, но они уверили ее, что все в порядке. Тут раздался звон колокольчика — закончилась перемена, и Лине нужно было возвращаться к урокам.