– Это к чему, дядя Савелий? – не понял Никола.

– Показывал мне Васюк некоторые позы, удивительно похожие на картинки из статеек про йогу. И сказал, что помогают они здоровье поддерживать, в том числе и душевное.

– Тоже, небось, начитался когда-то! – отмахнулся кузнец.

– Спросил я его об этом. Говорит, если внимательно вокруг смотреть да у природы учиться, никакие книжки не нужны. Хотя, – Савелий пожал плечами, – может, и лукавит он. Шкаф-то у него журналами забит дореволюционными.

– То-то и оно…

Пройдя последние усады, Никола со спутником свернули прямиком к берёзовой роще и двинулись через поле по едва приметной тропинке. Нескошенная трава дурманила запахом. Густая была, и, наверное, жила ожиданьем косы, как девица ждёт жениха заветного. Насекомые стрекотали и жужжали, пользуясь погожим деньком. У них свои заботы: жизнь скоротечна, нужно успеть порадоваться ей.

Дом прятался за свисающими почти до земли ветвями берёз и стоял, покосившийся и убогий. Впрочем, старику, доживающему свой век, и того хватало с избытком. Сзади находился пристрой для скота, дальше до самого леса тянулся огород. А лес-то – вот он, казалось, протяни руки и дотронешься.

Вошли во двор. Палки в ограде местами сгнили, и забор выглядел жалким.

– Плохо ещё живёт у нас народ! – вздохнул Савелий, и они постучались.

Никто им не открыл, даже не отозвался, но, зная привычки хозяина, Савелий толкнул дверь, и та со скрипом поддалась. Пройдя тёмные сени, зашли они в дом, но и там деда не оказалось.

Крайне бедная обстановка, наверно, устраивала его, потому что мог же он себе позволить обновить хотя бы стол. Теперешний был неряшливо сколочен из ошкуренных берёзовых жердин, которые сверху не накрывала даже фанера. Вдоль одной стены стоял книжный шкаф, действительно набитый до отказа старинными журналами типа «Наука и жизнь» и «Моделист-конструктор». Вместо кухонного серванта использовался обычный комод, заставленный сейчас немытой посудой.

– Может, на огороде, – предположил Никола, но в этот момент его спутник указал пальцем на откинутую крышку погреба.

– Вот он где, старый хрыч. Забрался в подпол и ничего не слышит!

Они подошли к яме и снова позвали хозяина. В темноте никто не пошевелился и не зашуршал.

– Не случилось с ним плохого? – забеспокоился кузнец.

– Это запросто! – кивнул поп, осенив себя крестом. – Возраст-то у него…гм… неопределённый!

Действительно, по лицу Васюка трудно было сказать, сколько ему лет. Взглянешь мельком – моложавый старикан, ещё жить да жить. А иной раз присмотришься внимательнее – морщин на лице столько, что грецкому ореху завидно.

– Наверно, нужно заглянуть, – неуверенно предложил Никола.

– Полезли вместе. Я первый, с Божьей помощью. Эх! – сказал Савелий, опускаясь на четвереньки. – Зажечь бы чего… Да ладно, разглядим.

Окна в доме были не занавешены, но света пропускали очень мало из-за столетней грязи и паутин, висевших на каждой раме. Савелий ухватился за лестницу, заканчивающуюся где-то в темноте, и поставил ногу на первую ступеньку…

Через полминуты его голова исчезла, и кузнец тоже приготовился к спуску. Он намного ловчее соскочил почти до пояса, повиснув на руках, упёртых в проём погреба, потом взялся за перекладины – и двинулся следом. Но едва опустил ногу ниже, как его окутала непроглядная тьма, в которой даже дышать сделалось трудно. И ни над головой, ни по сторонам не было видно никакого просвета…

Завертел Никола головой – ни дать ни взять пустота вокруг, даже взгляду зацепиться не за что. Только вот на ощупь вроде как ступени чувствуются, а и тех не видно – в сумраке утонули.

Крикнул Савелия – не отвечает. То ли туман такой плотный, то ли далеко вниз спустился.

При мысли, что здесь и заблудиться немудрено, похолодело внутри у кузнеца. Чертыхнулся он и торопливо двинулся следом. А тьма только сгущается, подвальная прохлада сменяется будто могильной. Конечно, что от страха не подумается, но решил Никола, что нашли они то, что искали – дорогу в самый ад. Потому как обречённость здесь чувствовалась полнейшая. Не будь он настроен спасти других, ни в жизни не полез бы в такой склеп: больно жутко.

Замечено давно уже: когда люди остаются одни и делается им не по себе, начинают они говорить вслух. И Никола тоже забормотал, чтобы подбодриться от своего голоса. Но ведь не стишки же читать – затеял хозяина дома материть. Без злобы, конечно, только для проформы.

И вдруг – будто пелена стала прозрачней. Снизу свет забрезжил, спускаться сразу стало веселее. Цель – она всех бодрит. Даже лошади, чуя ночлег, прибавляют шаг.

Ещё раз позвал он спутника, и донёсся до него отклик: не иначе близко уже Савелий-то был. И точно – ещё несколько ступеней, и брызнуло светом, воздух сделался прозрачнее и свежее, и даже ветерок пахнул многотравьем.

– Давай, давай, посмотри, какое здесь чудо! – услышал Никола и наконец-то вырвался из редеющего тумана. Но тут же плюхнулся вниз, и, едва собравшись да приготовившись к худшему, повалился на землю.

Над ним разбросал свои ветви огромный дуб в три обхвата, так что выходило, будто упал он с самой нижней его ветки. Небольшую полянку обступили другие деревья, а сама она благоухала цветами и была наполнена уже знакомым жужжанием насекомых. Ничего особенного – лужайка как лужайка. Васильки с ромашками размахнулись, колокольчики голову склонили, а зверобой, наоборот, поднял. Тимофеевка выше всех торчит, пижма под ней подлеском стелется. Даже клевер дикорастущий где-то на окраине приютился.

– Где это мы, дядя Савелий? – ошарашенно спросил кузнец, вертя головой и мало что понимая.

– Ты думаешь, я знаю больше твоего? – усмехнулся спутник, стоящий чуть поодаль. – Сам только что сел на пятую точку. Ведать бы про такое – ноги поджал бы предварительно. Как мешок с костями спланировал.

Они затратили некоторое время на изучение местности, но нашли только небольшую тропку, уходящую в глубину леса.

– Значит, проторена дорожка-то! – сделал вывод Савелий. – Не первые мы здесь. Видно, Васюк про это место вперёд нас пронюхал.

– Чудно больно, – высказал мнение Никола. – Из подпола сразу в лес – это колдовством попахивает.

– А что удивляться! Сам видишь, какая нелепица вокруг творится. В прошлые времена о таком и не помышляли. Где это видно, чтобы нечисть без присмотра по дворам людским шастала?

Посовещавшись, решили они идти тропинкой дальше, потому что коли сподобило их сюда забраться, значит, есть в том промысел Божий. Может, и ведёт он к разгадке тех тайн, что перед ними возникли.

– К тому же, – добавил резонно Савелий, – обратной дороги мы всё равно не знаем.

Вооружившись верой и изготовленной наспех дубиной, двинулись они в глубину леса.

Лес как лес: комарьё звенит, берёзы перемежаются с елями и сосенками, кусты рябины да бузины вторым ярусом гущу создают. Только далеко идти не пришлось. Едва вильнула тропка пару раз, обходя сваленные бурей деревья, потом расширилась чуток – и увидели они одиноко стоящий пень, на котором восседал дед Васюк собственной персоной.

Был он одет не совсем обычно. Вместо рубашки холщёвой куртка из звериной шкуры – чтобы гнус не прокусывал. А руки всё равно оголены да на вид совсем не стариковские – кряжистые такие, узловатые. Штаны тоже кожаные, плохой выделки. Может, не дубили её, а просто сшили и носили, покуда шерсть сама не повылезала. Для зимы и холодновато, а летом – в самый раз, особо в чаще лесной. В довершении ко всему на ногах непонятно почему тапочки домашние надеты. Для форса, что ли…

– Вот так встреча! – воскликнул Савелий, между тем многозначительно ткнув спутника в бок, да так, что тот разве не охнул. Напрягся сразу Никола, оглядываться по сторонам стал и дубину свою перехватил поудобнее.

– Ну, я-то вас давненько поджидаю, – усмехнулся Васюк, продолжая сидеть.

– Стало быть, догадался, что мы к тебе идём, старый хрен?