– Может, Николе отдать, исправит чего? – почесав затылок, спросил хозяин.

Тут крутившийся рядом Алёшка и показал своё умение. Труба, натужно заскрипев, стала выправляться, её рваная и оплавленная рана – затягиваться, и вскоре железка сделалась как новая. Мужики рты пооткрывали, а закрыли только тогда, когда в присутствии отца мальчишка показал им фокусы с ложкой.

– Циркач! – сказал кто-то уважительно, и за семейством кузнеца закрепилась ещё большая слава специалистов по металлам.

Что касается Настеньки, тут другая история. Кто её сподобил, неизвестно, только заговорила она в восемь месяцев и сразу на трёх языках. Причём никогда не мешала слова из них: если уж начала выражать недовольство на русском, так и продолжала, пока ей мать не нахлопает. Воспитывали, надо заметить, своих детей молодые в строгости и уважении к старшим.

То, что овладела она без всякого обучения двумя-тремя языками, говорило о врождённом уме девочки. Отец Савелий, местный священник, сказал, что, похоже, языки не современные, а древние. В доказательство неоднократно показывал народу добытые им разными путями старинные церковные книги, написанные на древнееврейском, греческом и древнеармянском. Самое удивительное, что научившись читать в два с половиной года, Настенька перевела все эти книги, и оказалось в них так много непонятного простому православному служителю церкви, что отец Савелий строго-настрого запретил девочке говорить кому-либо об этих чтениях, а продолжал интерпретировать содержание книг так, как ему было удобно.

Однажды Оксана оставила на столе записку с накарябанными словами. Прочитать-то их Настенька смогла, а вот разобрать, о чём они, у неё не получилось. Зато на кухне чуть не вышел пожар – ладно, родители недалеко были, успели затушить. Оказалось, Степанида Ивановна снохе заговор на разжигание печи собственного изобретения дала. Спички ведь тоже в цене стали, хотя, поговаривали люди, где-то под Кировом заводик по их производству был восстановлен после революции и исправно работал. Тем не менее обе хозяйки пользовались открытыми в себе способностями, не заморачиваясь на коробках.

После инцидента собрались как-то на кухне Оксана со Степанидой Ивановной, и, посовещавшись, пришли к выводу, что далеко не простая у них народилась девчушка. Сила в ней кипела великая, только пока не определившаяся с направлением. И договорились они до поры до времени Настеньку от разных чудес оградить – во избежание несчастных случаев. А тем временем внушать ей правильное понимание происходящего – чтобы не стало неожиданностью, когда проснутся в ней колдовские способности в полной мере.

Кузнец особо не вдавался в бабьи вопросы. Его дело было воспитание супруги, и справлялся он с ним неплохо. А уж учить уму-разуму детей – это, как водилось на Руси, было делом женским. Что, впрочем, не исключало вмешательства и отца, если требовали обстоятельства. Но обычно родитель учил собственным примером – в первую очередь, отношением к работе.

В тот день, когда началась эта история, Никола вернулся из кузницы довольный собой и направился на кухню смыть с лица копоть.

Уже смеркалось, тёплый июньский день заканчивался, в небе появилась первая звезда. Комары затянули свою занудливую песню. Детишки играли в куче песка во дворе. Оксана то ли пошла к соседям, то ли вышивала в соседней комнате – её слышно не было.

Утираясь полотенцем, глянул Никола во двор – и обмер. То, что он увидел, ни в какие ворота не лезло. Возле кучи песка, в которой возились Алёша с Настенькой, стоял он сам, и, улыбаясь во весь рот, что-то говорил и подзывал малышей к себе.

Простояв в замешательстве несколько секунд, почувствовал кузнец неладное. Не могло ему такое примерещиться. Он даже глаза протёр для верности. Морок не пропадал, наоборот, взяв детей за руки, повёл куда-то в дальний конец двора.

Тут уж Никола очнулся. Рванулся к двери, подхватив палку, на которой сынок вечерами скакал вместо лошадки. Выскочил во двор – и снова замер, как будто к месту пригвождённый.

Ухоженный двор был, места на нём хоть отбавляй. И детишкам порезвиться есть где, и приладиться с хозяйством, если что потребуется. Возле калитки, ведущий в огород, там, где всегда куча песка лежала для печных работ, горел кровавым зёвом разлом в земле. И бил из него в темнеющее небо дрожащий огненный луч – будто огонь в печи мечется. Похоже, так оно и было, потому что края ямы дымились от жара: земля горела, и плавился песок, превращаясь в стекляшки бесформенные.

А возле трещины стоял уже не он сам, а чёрт, держащий под мышками ревущих в полный голос ребят. Старый знакомый, с которым у кузнеца имелись свои счёты! Правда, было время, выплатил он по ним полную меру, да видно, не доложил полушку. Не успокоился нечистый, опять за своё взялся.

Дети снова в рёв дались, Настенька даже ногами засучила, будто в истерике!

– Стой! – закричал Никола, не подумав, что выдаст тем самым своё присутствие. Да, похоже, чёрту только того и надо было. Оглянулся он, встал спиной к разлому – гордый, уверенный в своей власти, и с гадкой ухмылкой произнёс:

– Говорил я тебе, кузнец, что не поможет тебе твоя силушка. Пришло время расплаты. Вспомни, как ты обошёлся со мной в прошлый раз!

– Детей оставь, нехристь! Давай сойдёмся в честном бою, – прорычал Никита, отчетливо понимая, что никто его слушать не собирается.

– Можешь называть меня чёрной душонкой, злыднем, нехристем – мне только приятнее. Почему я должен любить тебя и твоих детушек? Это вы, люди, придумали мораль и остальную чепуху. – Чёрт встряхнул свою добычу, потому что, услышав голос отца, ребята перестали плакать. – А честный бой придуман дураками.

– Что же ты на беззащитных-то позарился? Почему не с меня начал? – Говоря так, Никола попытался сделать неприметный шаг вперёд, но чёрт его поспешно оборвал:

– Стой там, кузнец! Знаю я твои штучки… С детишек начал, потому что так больнее будет. Что мне твои раны и царапины? Вот когда душа закровоточит – другое дело. Но ты ещё не всё знаешь. Много сюрпризов я приготовил нынче. Вспомнишь меня! Только не найти тебе ключей от преисподней, сколь ни старайся.

Зарычал тогда не своим голосом Никола и кинулся к разлому. Однако чёрт оказался сноровистее. Развернулся – да прыгнул в огонь. Правда, успел вослед запустить кузнец палкой – угодил нечистому между лопаток. Но визг донёсся уже снизу, затухая, потому как вслед за их исчезновением принялась трещина затягиваться, и через несколько мгновений осталось на её месте только выжженная трава.

Подбежал Никола, задыхаясь от гнева – а пришлось пустое место ощупать. И забурлило в душе кузнеца желание схватить лопату и начать копать, копать до самого ада, а потом тем же инструментом произвести среди бесов самосуд. Только подумал он секунду и понял, что не всё так просто, как хотелось ему видеть. Не добраться до преисподней с помощью лопаты, маши он ею хоть до самого рассвета. Это только видимость одна, что рядом чёртово царство. На деле же заколочено оно сотней колдовских уловок, тысячами ловушек и миллионами трудностей да опасностей. Впрочем, сейчас кузнеца опасности да трудности не пугали. А вот что касается уловок волшебных… Тут он был не мастак.

И разом вспомнил Никола о жене. Вот кто может что-нибудь подсказать! Недаром в бытность свою летала она в районный центр на метле. Чудо, конечно, из разряда не поддающихся здравому объяснению, но раз случилось такое, значит, не всё известно кузнецу, что Оксана может. По своей недоверчивой натуре не спрашивал он подробности той ночи, потому как всё равно сомневался бы в правдивости девушки – уж больно о вещах она намекала невероятных. Да сейчас, похоже, обычными вещами и не обойтись.

Поднялся Никола с колен, отряхнулся и поспешил в дом. Жена-то ведь ещё ничего не знает о несчастье.

– Оксана! – позвал громко, едва зайдя на порог, только не ответил ему никто. «К матери, что ли, ушла? – подумал кузнец. – Обычно предупреждала, и детей с собой брала…» Тревожно стало у него на сердце, беду оно почувствовало.