– А не опасно ночью да в одиночестве по Волге-то плыть? – спросил кто-то.

– Если сейчас не поплывем, домой возвращаться с убытком придется. Как вы, не знаю, а мне с долгами не расквитаться будет.

– Мине надо томой, – подал голос татарин Шипша. – Шдут меня.

– Да и я бы поплыл, – сказал Михаил.

– И я бы, – сказал Андрей. – Я эту поездку как последнюю задумал, чтоб потом на покой. Нехорошо будет, если несолоно хлебавши вернусь. На всю оставшуюся жизнь камень на душу.

Все посмотрели на Хитрована.

– Да и черт с вами! – вскричал тот, мелко перекрестив рот. – Идем!

– Тогда спать укладывайтесь, а я до свету на руль встану, – сказал Афанасий.

Никто не стал ему возражать, купцы тут же вытащили отрезы и шкуры, служившие им постелями, и улеглись. Весельные гребцы попадали, кто где был, иные уснули прямо на банках. Над водой понесся молодецкий храп.

Шестой день скользил по реке струг Афанасия и его команды. Уже закончились нижегородские земли и потянулись степи Большой Орды. Плоские, как стол, лишь изредка перемежались они островками лесов. Бревенчатые дома русичей сменили шатры и юрты татар-кочевников, стоявших лагерем у самого берега. Правда, на татар эти кочевники были уже не очень похожи – ликом белее, да в одеждах, обычных для более западных земель. А русские, жившие в приграничье, наоборот, часто несли на себе следы татарской породы.

Купцы повсюду встречали следы каравана Аслан-бека, но не в силах были его догнать. Будто заколдованный, тот исчезал из-под самого носа, оставляя после себя выторгованные до основания поселения и упитых с хорошего навара жителей.

Шипша несколько раз сходил на берег и возвращался с каждым разом все мрачнее и мрачнее.

Наконец Афанасий не выдержал:

– Ты что хмурый такой? Новости плохие узнал?

– Расное говорят, та верить можно не всякому.

– Чего говорят-то?

– А… – только отмахнулся татарин.

Больше Афанасий к нему с расспросами не приставал.

В одном безымянном стойбище, где-то уже за Берке[18], встретили они хорасанца[19], черноглазого и загорелого, как чугунок, в дырявом, но дорогом платье и потрепанной чалме. Придя на корабль, тот клялся и божился, что состоит в свите самого бека, и обещал, если купцы помогут ему добраться до каравана, свести с нужными людьми. Согласились, даже не взяв платы. Все равно по дороге, а хорошие знакомства никогда не помешают.

Мехмет, так звали перса, оказался разговорчивым, веселым, неплохо говорил по-русски и знал множество историй, баек и присказок, коими охотно делился с командой. Афанасий же не упускал случая поболтать с ним на фарси о том о сем. Михаил тоже часто присоединялся к их беседам. Нос, на котором они взяли привычку собираться возле удачно возвернутой пушки, часто оглашался взрывами хохота.

У других купцов настроение было не столь беззаботным.

– Да что ж такое-то? – сетовал Хитрован после очередного возвращения с берега. – Ни единой шкурки продать не удалось. Вроде бы и рады взять, да платить нечем.

– Ничего, Большую Орду скоро пройдем, до ханства Астраханского доберемся. Там, в Хаджи-Тархане[20], поторгуем, – успокаивал его Андрей.

– Да как поторгуешь, ежели эти, – Хитрован неопределенно махнул рукой вперед по течению, – подчистую все выметают?

– Хаджи-Тархан от моря недалеко стоит, на берегу самом, там и персидские купцы бывают, и ногайцы из Сарая, и хивинцы туда приплывают. Может, даже и до Ширвана идти не придется, тут отторгуемся.

– Было б хорошо. А чего это наши персияне так всполошились? – спросил Хитрован.

– Никак узрели что-то? – прищурился Андрей.

Афанасий поднялся во весь немалый рост и замер, как носовая корабельная фигура, из-под руки рассматривая нечто, не видное с кормы. Остальные тоже повскакали на ноги, вглядываясь вдаль. Михаил нырнул под палубу и завозился там, что-то выискивая. Хорасанец побледнел так, что сравнялся цветом с русичами, и с отсутствующим взглядом шарил по боку, в том месте, где обычно была рукоять сабли.

– Точно что-то стряслось. – Хитрован подхватил Андрея под локоть, чтоб грузному купцу было ловчее ступать, и подвел к носу. – Что там у вас? – спросил он, пытаясь выглянуть из-за широких спин.

– Татаре вроде, – ответил снизу Михаил, вылезая из люка с пороховыми картузами в одной руке и начиненными каменным крошевом картечи мешочками в другой.

– К добру или к худу? – спросил Хитрован, почувствовав, как прилипает к телу разом пропотевшая рубаха.

– Подойдем – узнаем, – не оборачиваясь, ответил Афанасий. – Уповать надо на лучшее, но готовиться к худшему.

Михаил протиснулся вперед и встал на колени у пушечки. Затолкнул в ствол сначала пороховой заряд, потом мешочек с картечью. Разжег фитиль. Улыбнулся белозубо. «Дорвался до любимой игрушки», – с непонятным раздражением подумал Хитрован, разглядывая впереди темные черточки татарских лодок, направляющихся наперерез их стругу.

– Отвел бы ты Андрея обратно на корму, – сказал Хитровану Афанасий. – Безопасней там. А вы чего столпились? – обернулся он к крестникам и племянникам. – К веслам давайте. Рассаживайтесь, но не гребите, приказа ожидайте. Да ножей и сабель не доставайте, а тем более не размахивайте. И не кричите ничего и даже за борт не плюйте. Не вводите в соблазн.

Шипша подошел, уселся у люка, вытащив из-за пояса саблю и по-турецки подобрав под себя ноги. Закрыл глаза. Не поймешь, то ли молится, то ли готовится к бою, то ли еще что. Хорасанец подозрительно посмотрел на его вислые татарские усы, но не сказал ни слова. Суда сблизились.

Лодок было четыре. Кое-как сколоченные из разномастных досок посудины плохо держали курс и переваливались на невысокой волне, как беременные утки. Гребцы остервенело гребли то с правого, то с левого борта плохо вытесанными из цельных досок веслами, пытаясь удержать направление. Удавалось им это не очень хорошо. Над некоторыми впору было посмеяться, если бы не…

Каждая лодка вмещала в себя по полторы дюжины воинов в коже и мехах, с луками и копьями, не считая гребцов, тоже не безоружных. Расходясь веером, они со всех сторон охватывали тверской струг.

– Попали, кажись? – ни к кому особо не обращаясь, спросил Михаил.

– М-да, не торговать они с нами плывут и не новостями обмениваться, – почесал бороду Афанасий. – Рубиться будем или откупиться попробуем?

– От этих не откупишься, – неожиданно подал голос Шипша.

– Ты их знаешь? – спросил татарина Афанасий?

– Слыхивал, – коротко ответил татарин и поднялся на ноги, держа в руках поблескивающую саблю.

– Так что делать-то?

– Плыть быстрее. Нелься их на полет стрелы потпускать.

– Эй, на веслах! – крикнул Афанасий. – Ну-ка, налягте ради спасения православных душ.

Гребцы опустили лопасти в воду. Струг рванулся вперед, зазвенела оснастка, заскрипели доски днища. За кормой вспенилась и закипела вода. Увидев, что корабль прибавил ходу, татары на лодках заорали, вздели копья, замахали кривыми саблями, натянули луки. Первые стрелы легли далеко от борта, но расстояние неумолимо сокращалось.

– Вот черти, – не то с уважением, не то с досадой произнес Афанасий, глядя, как отчаянно несутся по волнам кривобокие лодки, как остервенело работают веслами полуголые гребцы, как скалятся лучники, вновь натягивая короткие луки.

– Щитами прикрывайся, – бросил он, не оборачиваясь.

Те, кому не хватило места у весел, расхватали заранее поднятые из трюма деревянные щиты и подняли их, заслоняя гребцов.

Несколько стрел глухо ткнулись в окованные железом круги и посыпались за борт, убойной силы в них все еще не было.

– Эй, Мишаня, а ну, пужни их. Авось отстанут.

Михаил улыбнулся, развернул пушечку и вдавил фитиль в запальное отверстие. Сырой порох зашипел. От грохота заложило уши. Нос струга вздрогнул, окутался клубами сизого дыма. Горячее крошево картечи взбило фонтаны воды перед самым носом одной из лодок. Оттуда донеслись крики ярости и злости, новый дождь стрел осыпал тверской корабль. Одна воткнулась в мачту, другая оцарапала руку гребцу. Тот вскрикнул, выпустил весло.