Струг не выдержал и развалился. Корма отскочила, перевернулась и разом ушла под воду, выпустив на поверхность россыпь воздушных пузырей. Освобожденный от груза нос хлопнулся обратно, подняв фонтан брызг, и стал медленно погружаться, сохраняя почти горизонтальное положение.

Афанасий, которому, чтобы удержаться на скользких досках, пришлось скрючиться, хватаясь за край борта, выпрямился. Огляделся. Течение медленно сносило вниз огромное шевелящееся пятно, состоящее из непонятного мусора, разбитых досок, обрывков снастей и голов, не поймешь, где русских, где татарских. Вокруг корабля никого не осталось. Слава богу, если дернули к ближайшему берегу, а не плывут сейчас по течению.

Галера, обходя тонущий остов, пошла собирать что получше сохранилось и вытаскивать своих, а может, и топить русичей. В отместку.

Купец погрозил кулаком ей вслед, сплюнул со злости и стал безразлично смотреть, как плевок растворяется в темной воде, которая медленно, но неумолимо приближалась к его сапогам. Вздохнул. А ведь и вечер уже. Сколько ж эта катавасия длилась, что смеркаться начало?

– Эй, Афоня, ты? – донеслось вполголоса.

– Я, – ответил он так же тихо, вертя головой и пытаясь отыскать источник звука.

– Тонуть вместе со стругом собрался?

– Мишка? – узнал Афанасий. – Ты где?

– Где-где… В воде.

– Мишка! Живой! – обрадовался купец, наконец углядев над водой голову друга.

– А чего мне сделается-то? И не в таких передрягах выживали. Ладно, прыгай давай, пока эта лохань не утонула совсем и нас с собой не утащила, да к берегу поплыли. Я там наших человек восемь собрал. Сидят в кустах, обсыхают, да и нам не грех.

– А остальные?

– Про остальных не знаю, может, вылезли дальше по течению, может, погаными полонены, а может… Слушай, ныряй уже да поплыли, на берегу поговорим.

– Да я это… Не могу.

– Что не могешь? Нырять? – удивился Мишка, он-то чувствовал себя в воде как черноморская дельфин-рыба.

– Нырять могу. Плаваю как топор, – покачал головой Афанасий.

– Так доску какую оторви, вон их вокруг сколько.

– Да я это…

– Воды боишься? Ох, огорчение! – вздохнул Михаил. – Так вода тебе уже, почитай, по колено. Как до пояса дойдет, толкайся вперед, будто на бабу прыгаешь, да знай руками и ногами по воде, да не колоти, а как собака, под себя греби. А я тебя под пузо поддерживать буду. Враз научишься.

– Да я это…

– Афоня, у тебя дома мать, сестры на выданье, долги. Да не кому-нибудь, а князю самому. Если ты тут утонешь, думаешь, он им простит?

– Ну, я…

– Сигай, говорю! – рявкнул Михаил.

Афанасий со всей дури оттолкнулся от ушедшего на аршин под воду борта и замолотил руками что было сил.

– Тише, тише, под себя загребай, – увещевал над ухом голос Михаила. – Держу я тебя. Чуешь?

Почувствовав руку Михаила, купец поплыл спокойнее. Дыхание выровнялось. Руки и ноги сами нашли нужный ритм. Тело, чуть не задубевшее поначалу, начало согреваться. Кровь веселее побежала по жилам. Он даже начал чувствовать в плаваньи некоторое удовольствие.

– Вот и молодец, сам почти плывешь, – похвалил Михаил. – Теперь я тебя отпускаю.

Афанасий понял, что остался с водой один на один. Накатила паника. Бездна под ногами разверзлась, и оттуда волной хлынул темный страх. Он заорал, забился в тисках сковывающего его страха и камнем пошел на дно.

До дна оказалось не больше чем пол-аршина. Извалявшись в грязи и вдоволь нахлебавшись тины, Афанасий вскочил на ноги и чуть не с кулаками бросился на стоявшего рядом Михаила. Тот уперся ладонями в грудь наседающему купцу.

– Тише! Тише ты, медведь, покалечишь, – выдавил он сквозь душивший его смех.

– Да как ты мог? А еще друг называется! – рычал Афанасий.

– Всех так плавать учат, – смеялся Михаил. – И ты, вон, научился. Спасибо должен мне сказать, а не в драку.

– Да какое спасибо?! Я чуть не утоп. А тут курице по колено. Обидно.

– То да, – наконец успокоился Михаил. – Но допрежь того саженей тридцать сам проплыл, я тебя поддерживать еще на полдороге бросил.

– Ах ты ж… – снова начал яриться Афанасий, но остыл, успокоился. – Это, говоришь, сам я саженей тридцать проплыл?

– Может, и поболе. Эвон где корабль-то на дно ушел.

– М-да, корабль, – вздохнул Афанасий.

Оба купца приуныли. Деньги, отданные за струг, теперь на дне Волги, товар частью утонул, частью попал в лапы к разбойникам, люди…

– А где наши-то? – прервал тягостное молчание Афанасий.

– Да тут где-то я их оставил! – ответил Михаил и крикнул негромко: – Эй, народ, где прячетесь?

– Тут! Тут мы! – донеслось из темноты так же негромко.

Друзья пошли на голос и скоро наткнулись на ложбинку, в которой затаились спасшиеся. Афанасий с радостью узрел Хитрована и Андрея живыми и, похоже, невредимыми. Он обнялся с каждым поочередно, похлопал крестников и племянников по влажным на плечах рубахам и присел в тесный кружок. Кто-то из молодежи сохранил на поясе кожаный мешочек с приспособлениями для добычи огня. Надрав сухой травы, разложил ее рядом с кремнем, стукнул по нему кресалом. Искры упали на траву, появился сизый дымок. Склонившись всем миром, подули осторожно. Заплясало на пучке озорное пламя. Его бережно перенесли на подготовленную растопку. Потянулись к костерку закоченевшие руки, отозвались тяжелым мужским духом просыхающие сапоги.

Небо, затянувшееся было тучами, очистилось. Серп молодого месяца повис над головами неприятным напоминанием об иноверцах. Крупные холодные звезды уставились с небосвода, будто чего-то ожидая.

Первым затянувшееся молчание нарушил Андрей.

– Таки не задалась поездочка, – вздохнул он.

– Да, потеряли товар. И сами голы, да босы, да неизвестно где, – поддержал его Хитрован.

– Чего ж неизвестно? Известно. На Волге мы, верстах в двадцати от Хаджи-Тархана, правда, на другом берегу, по течению судя, но это уже ерунда. Рассветет, туда пойдем, – сказал Михаил.

– И что там делать будем?

– К Касим-султану наведаемся. Почто беззаконие чинить позволяет, спросим. Товар обратно потребуем, – ответил Михаил.

– Так он тебе и отдал, – покачал головой Андрей. – Не без его ведома те татаре на нас напали, да и откуда у кочевников быть галере венецианской постройки, как не от хана самого?

– Не хана то люди были. Кайтаки скорее, а они Ширвану подчиняются.

– Это Шипша-гад на нас разбойников навел, – окрысился Хитрован. – Он всю дорогу на берегу с кем-то разговоры тайные вел.

– На Шипшу не клевещи, – одернул его Михаил. – Он честно сражался. Пока все за борт сигали, с саблюкой малой на разбойников кинулся. Две стрелы на моих глазах принял. Честный был купец. А галеру и угнать можно, у того же Касим-султана.

– Прав Михаил, не след нам в Хаджи-Тархан соваться. Если замешан Касим в разбое, сам нас порешит по-тихому, чтоб не трепались. У разбойничков соглядатаи везде. На базарах, в заведениях едальных, просто по деревням. Если прознают о том, что мы идем правды искать, точно прибьют. Да бросят в степи воронам на съедение. Нет на них управы, – грустно подытожил Афанасий.

Купцы, грустно покивав головами, согласились. Затихли.

– А Мехметка где? – спохватился он.

– За борт он упал, видел я, – откликнулся кто-то из племянников. – Наверное, утоп али в полон попал.

– Ежели в полон попал, то вывернется, умен. А вот ежели утоп…

– Чего о персе горевать, впору о себе думать. Что делать-то будем? – не выдержал кто-то.

– Надо к самому Ширван-шаху в Шемаху[21] подаваться, – сказал Михаил. – Только он наша надежа.

– Это почему еще? При чем тут сиятельный Фаррух[22], царь шемаханский?

– А вы тех людей на галере разглядели?

– Нет, не разглядели. Не до того было, чтоб их разглядывать, животы спасали, – понеслось со всех сторон.

– А я вот разглядел. Не татаре то были. Не похожи они на ордынцев ни одежей, ни ликом, ни оружием. На кайтаков смахивают.