Не доехав совсем немного до места посадки, Клаус молча заглушил движок, отворил дверцу глайдера и спрыгнул на твердую корку наста. Кивнул Киму. Тот спрыгнул следом за ним. Он не стал задумываться над тем, почему его собеседник решил беседовать с ним не в относительно теплой кабине глайдера, а на ледяном ветру Чура. Может, боялся того, что кабина оборудована «жучками». Да нет, скорее, просто такое было у него настроение...

— Ну вот, кажется, мы наконец остались вдвоем... — глухо, не оборачиваясь к Киму, бросил Клаус.

Гильде присел на обломок поваленной башни электропередачи. Ким сел рядом с ним и накинул капюшон ветровки. Несильный ветер волочил над долиной редкую и очень колкую снежную крупу. Она еле заметной завесой простерлась до далеких отрогов, сделав невидимыми Седые хребты. И даже в километре — не далее — возвышавшаяся громада «Саратоги» казалась в этой реденькой метели всего лишь декорацией, небрежно намалеванным задником, на фоне которого вели свой диалог два героя странной пьесы, которая разыгрывалась в заснеженной пустыне, без единого зрителя окрест.

Клаус скинул рукавицу с правой руки. Потом, похлопав себя по карманам, вытащил сигарету, отрешенно глядя в заснеженную пустоту перед собой, воткнул ее себе в губы и, повернувшись спиной к ветру, довольно долго раскуривал. Закашлялся и наконец заговорил — все так же глухо и отрывисто...

— Наверное, это последний наш с вами разговор, агент... Надо отдать вам должное, Яснов, вы в мое дело вцепились мертвой хваткой.

— Вы немного преувеличиваете мои способности, — стараясь поглубже натянуть капюшон, вяло возразил Ким.

Усталость навалилась на него. Усталость, безразличие и колышущаяся где-то на границе сознания теплая трясина сна...

— Да нет... Вы заслужили того, чтобы узнать истину. По крайней мере то, что мне представляется истиной теперь — почти в конце пути... Хотя бы для того, чтобы нам не пришлось расставаться врагами. Знаете, почему-то мне не хочется, чтобы у вас осталось обо мне превратное мнение... Жаль, что вы не курите...

С минуту они продолжали молчать, пряча лица от секущего ледяной крупой ветра.

— Послушайте, Клаус, — наконец прервал молчание Ким. — Ведь это вы угрохали Кобольда? Чем он мешал вам?

— Такие, как Кобольд, гораздо опаснее всем вам, чем мне... Только для того, чтобы это понять, вам придется выслушать меня до конца, агент.

Ким не ответил, терпеливо ожидая, когда собеседник сам дозреет до необходимости говорить. Раз уж такая мысль овладела им. И ожидание принесло свои плоды — Гильде заговорил. Все так же глухо, срываясь временами на короткий, стреляющий кашель, перебивая свою речь судорожными затяжками табачного дыма, закуривая одну сигарету от другой...

— Всего за несколько месяцев мне пришлось пройти очень долгий путь, агент. А такие вещи даром не проходят... Ладно, об этом потом. Вот главное: вы, наверное, задумывались о том, какая сила смела прочь из этого Мира Предтечей? Я особенно не интересовался этой проблемой. Ровно до тех пор, пока Судьба не свела меня с доктором Хайлендером и его осами... А сейчас я могу считаться кем-то вроде эксперта по этой проблеме. Собственно, с этого моего интереса к проблеме исхода Предтечей из Вселенной и началось то, что со мной произошло. Превращение...

Даже смешно, чего только не насочиняли досужие людишки для того, чтобы объяснить простой факт, который состоит в том, что всего пару миллионов лет назад в Галактике, кажется, плюнуть было нельзя, чтобы не попасть в кого-нибудь из Предтечей, а сейчас их в ней днем с огнем не сыщешь. И специалисты так и не разгадали того, как они, Предтечи эти, выглядели и были ли одни единственные Предтечи, или их была тьма разных... Самые отчаянные считают, что они никуда и не делись, а только научились очень хорошо прятаться от неуклюжих землян с грохочущими звездолетами и орущими на весь Космос радиопередатчиками... Другие — похитрее — сочинили теорию о том, что Предтечи за эти миллионы лет превратились в какой-то из видов разумных существ, обретающихся в Галактике, а может — в несколько разных. Может — во всех сразу. Пессимисты считают, что Предтечей уничтожил какой-то вселенский катаклизм. Только вот какой — не знает никто. Реалисты списывают все на тотальную войну типа той, что разразилась тысячелетия назад между Древними Империями Джея. Или той, что чуть не угробила все живое на Чуре. Оптимисты же считают, что Предтечи просто плюнули на этот Мир и перебрались то ли в параллельную Вселенную, то ли в подпространство, то ли просто куда-нибудь подальше от этих мест... И в каждой из этих выдумок есть доля истины. Но — только доля. С какого-то момента я стал понимать эту Истину целиком.

— Это был результат вашего заплыва по Сети? — поинтересовался Ким.

— Да нет... Мой Демон всегда знал ее — эту Истину. Просто он выдавал мне ее по частям — по мере того как я учился тому языку, на котором она была сформулирована. А он — тому, на котором мы формулируем наши знания. В общем, мы двигались друг другу навстречу...

— И встретились в кабинете доктора Кобольда... — подсказал ему завершение фразы агент на контракте.

— Примерно так...

Клаус чуть поперхнулся табачным дымом, вытащил сигарету изо рта и некоторое время укоризненно смотрел на нее, потом вернул на место и затянулся еще более судорожно, чем у него получалось до этого.

— Это — очень неприятная процедура — психозондирование... — сообщил он. — Но профессор провел ее как надо: в моей памяти не должно было сохраниться никаких воспоминаний о сеансе...

— Ну и?.. — Ким посмотрел на него с недоумением.

— Я — Клаус Гильде — и действительно не запомнил ничего из того, что подумал и сказал тогда. Запомнил другой. ТОТ, КОТОРЫЙ ВНУТРИ МЕНЯ.

— И он, этот Демон, потом рассказал вам то, что доку Кобольду удалось выковырять у вас из подсознания?

— Рассказал? — Гильде усмехнулся — криво и невесело. — Неподходящее слово, агент. Очень трудно найти название тому, что начало со мной происходить тогда... в кабинете Кобольда. И потом — на душной вечерней улице... В каком-то ночном кафе, где я, не ощущая даже вкуса того, что было в чашке, обмирал над пропастью, которая разверзлась у меня под ногами... Пропастью предстоящей мне судьбы... Наверное, если бы я оставался тем Клаусом Гильде, который хотел знать, что происходит с ним, но был еще бесконечно далек от этого знания, я проклял бы тех, кто эту бездну мне открыл...

— Так, может, вы попросту мстили Кобольду? За то знание, которое он невольно дал вам?

Гильде бросил на Кима косой взгляд:

— Я думал, что вы все-таки умнее, агент... Я сказал, что тот, кем был я, проклял бы и Кобольда и Хайлендера...

Да в какой-то степени и вас, агент. За то, что вы подвигли меня на тот сеанс. Этим вы сильно ускорили события. Но я не сказал, что все это проклинает тот, кем я стал. Постарайтесь понять, что я сейчас — это нечто совершенно иное, чем Клаус Гильде, который вошел в ваш офис несколько недель назад. Я, скорее, нечто вроде самонаводящейся ракеты, которая не знает ничего иного, кроме стремления к цели. И довольно большую часть своей дистанции эта ракета уже прошла.

— Тогда уж давайте говорить без лишних... виражей в различные стороны. Я уж сам постараюсь понять, что там у вас вышло с Альфредом Иоганном...

Ким почувствовал, что ему долго не высидеть на этом проклятом ветру:

— Вы говорили о том, что смысл вашей... миссии как-то связан с исчезновением Предтечей...

— Именно. — Сигарета Гильде превратилась в короткий, обугленный пенек, и он швырнул его себе под ноги. Не глядя вытащил и все так же мучительно принялся раскуривать вторую. Наконец, затянулся и продолжил: — Вам ничего не говорят слова «парадокс Ферми»?

— В школьные годы писал на эту тему какой-то реферат, — усмехнулся Ким. — Великий физик древности удивлялся, что за сотни миллионов лет разумные существа, будь они даже одной уникальной цивилизацией в Галактике и двигайся их корабли в тысячу раз медленнее скорости света, не распространились по всей Галактике. Похоже, что Предтечи этот парадокс опровергли.