— Да, милая. И лучше просто сделай вид, что ничего не было. Будь с ним приветливой, как со всеми. Договорились?

Джессика скорчила недовольную гримаску.

— А если он опять?..

— Тогда я сама с ним поговорю.

— Хорошо, мама. Я пойду к Рейчел на кухню; она сказала, что будет печь пирог и разрешит мне помочь делать начинку.

Агнесса улыбнулась и поцеловала дочь.

— Иди, милая.

Джессика убежала. Агнесса снова взяла Джерри на руки и направилась наверх, по дороге думая о случившемся. Она страшилась разногласий в семье. Вчера вечером она неосмотрительно, как теперь оказалось, заметила в разговоре с мужем, что Рей мало похож на Лилиан, разве что цветом волос. «Да это же вылитый Кларк!» — сказал Орвил, и Агнесса уловила в его голосе неприязнь. А тут еще Джессика… Не многовато ли вокруг живых портретов? Она всегда была благодарна Орвилу за его отношение к Джессике. Он заботился о ней, никогда не забывал поинтересоваться ее детскими переживаниями и делами, часто шутил, иногда даже играл с нею. Хотя появление Джерри и отняло у него некоторую долю внимания к девочке, Агнесса все-таки оставалась спокойной. А что будет теперь? Если наступит разлад… Агнесса вздрогнула. Она очень хотела понять и не могла: отчего судьба, в разных образах представая перед ней, постоянно избирает ее жертвой больно ранящих мелочей и затем нагоняет темные тучи, заслоняющие радость и свет простой жизни.

Джерри опять раскапризничался, Агнесса принялась его успокаивать, и это помогло ей отвлечься. Все-таки иметь сына совсем не то, что дочь, это она поняла, родив второго ребенка. Девочка ближе к матери по своей природе, ее легче и проще понять, ей в большей степени можно довериться, зато появление сына рождает какую-то особую гордость, удивительное сознание уверенности в том, что ты не зря появился на свет.

Джерри был темненький, но личиком пока еще мало напоминал и мать, и отца. Агнессе, конечно, хотелось, чтобы сын походил на Орвила. Глаза у мальчика были светло-карие, со слабыми проблесками зелени, совсем как у Джессики.

Агнесса улыбнулась. Главное, что мальчик такой жизнерадостный, веселый, здоровый — это лучшее доказательство, что все не так уж и плохо!

Какое все-таки счастье, когда тебя любят!

— Так что же, Рей? — медленно произнес Орвил, присаживаясь в кожаное черное кресло. — Что это значит? Почему ты позволяешь себе такие выходки?

— Я ничего не говорил, — быстро повторил мальчик.

— Неправда! Джессику я знаю: она не станет лгать!

Рей промолчал, но Орвилу показалось, что губы мальчика дрогнули в усмешке.

Орвил встал с места. Он не случайно привел племянника именно сюда: здесь, в рабочем кабинете, ему доводилось вести немало серьезных разговоров, он привык к уверенности и разумному спокойствию, внушаемому обстановкой, но сейчас ему стало не по себе. Он был растерян, по правде сказать, не знал, как продолжать разговор и не хотел, чтобы Рей это понял.

— Почему ты решил, что Джессика мне не родная? — произнес он и тут же пожалел о своем вопросе. Возможно, это Лилиан… Он не винил ее, а, скорее, винил себя: как же случилось, что сестра была одна в этой жизни и умерла со страданием в сердце?

— Это мама сказала тебе? — тихо спросил он племянника.

Рей молчал. Он смотрел в сторону, словно бы и не слушая своего дядю. Орвил пригляделся, ему показалось, что мальчик отнюдь не подавлен: он, скорее, казался равнодушным или же тайно раздосадованным. Похоже, эту уменьшенную копию Кларка не волновало ничего, кроме благополучия собственной персоны. Орвил вспомнил слова Лилиан о том, что душа ее мужа (а сквернее едва ли создавал Господь!) вселилась в ребенка, чтобы мучить ее на этом свете. Он повысил голос:

— Отвечай!

— Ничего она не говорила, — сердито буркнул мальчик, глядя в ковер.

— Тогда почему ты обижаешь девочку? По какому праву, скажи? Что она сделала тебе? Ты только вчера приехал, а от тебя уже лихорадит весь дом! Смотри мне в глаза!

Мальчик улыбнулся уголком рта, но глаз не поднял, тогда Орвил (раздражение, вопреки обыкновению, переполняло его) резко приподнял голову племянника за подбородок.

— В глаза, я сказал!

Встретившись с гневным взором карих глаз Орвила, Рей вздрогнул и заморгал. Орвилу стало стыдно.

— Ты извинишься, — устало произнес он, — Джессикой и пообещаешь больше ее не обижать. Если подобное повторится, будешь серьезно наказан. Ты понял? Отвечай! Понял или нет?!

— Да! — выкрикнул мальчишка.

— Тогда иди. Или нет, подожди. Сделаем все прямо сейчас.

Орвил вызвал Лизеллу.

— Лиза, — сказал он, когда негритянка пришла. — Разыщи, пожалуйста, Джессику и приведи сюда.

— Сейчас, мистер Лемб! — с готовностью произнесла Лизелла, — я приведу мисс. Она на кухне у Рейчел.

Орвил не был уверен, что поступает правильно, но другого пути не видел и останавливаться на полдороге не умел.

Рей сначала побледнел, а потом, когда Джессика вошла в кабинет, его смуглое лицо покрылось пунцовыми пятнами.

Девочка, еще хранящая улыбку, увидев напряженные лица, тоже мигом посерьезнела.

— Я жду, Рей, — твердо произнес Орвил. — И не вздумай смотреть в сторону. А ты, Джесс, иди сюда.

Орвил Лемб принадлежал к типу людей крайне уравновешенных, редко выходящих из себя и достаточно мягкосердечных, но в определенных критических ситуациях мало кто осмеливался противоречить ему, когда взгляд его — это случалось нечасто — становился вдруг отчаянно-жестким, а жесты резкими: в такие минуты он становился вдруг поразительно похожим на своего отца.

Джессика, от волнения облизнувшись, — руки и губы ее были измазаны чем-то сладким, а платье и даже волосы обсыпаны мукой — подошла поближе.

— Извини меня, я больше не буду, — скороговоркой произнес Рей, делая над собой явное усилие, чтобы не отвести глаз.

Орвил кивнул.

— Ты прощаешь его, Джесс?

— Да, папа, — важно промолвила девочка. Потом повернулась к Рею.

— Если ты и вправду больше не будешь…— начала было она, но Рей, не дослушав, не спросив позволения, бросился к дверям и, едва не сбив с ног Джессику, выскочил вон. В соседней комнате ему встретился Керби; мальчик, пробегая мимо, с силой пнул собаку в бок, пронесся по коридору, сбежал вниз и, забившись в угол под лестницей, залился злыми слезами.

Джессика недоуменно оглянулась на дверь. Потом подошла к Орвилу с явным намерением забраться к нему на колени.

— Садись! — пригласил тот. — Где это ты так измазалась?

— На кухне! Я помогала Рейчел печь пирог. Лиза сказала, что надо идти скорее, и я не успела умыться. А вкусно получилось! Я уже съела вот такой кусок!

— И хочешь еще один?

Джессика засмеялась.

— Да! Я могу принести и тебе!

Любимица Рейчел, она пользовалась особыми привилегиями на кухне.

— Нет, спасибо. Кстати, не советую больше есть, иначе опять пообедаешь плохо, и мама рассердится.

Джессика принялась сосредоточенно и с любопытством перебирать лежащие на столе предметы: ножичек для разрезания писем, тяжелую бронзовую чернильницу, перья. Ей редко позволялось приходить сюда и, тем более, что-нибудь трогать. А между тем, здесь было бы так интересно поиграть в «замок» среди темной мебели или просто полазить по высоким полкам.

— Папа, — спросила девочка, отвлекаясь от своего занятия, — Рей плохой?

Орвил сидел, полуприкрыв глаза рукой, задумавшись о чем-то.

— Нет, — ответил он, выпрямляясь. — Не плохой, но, скажем… не такой хороший, как я думал. Ничего, Джесс, мы поможем ему стать лучше.

— А кого из нас ты больше любишь: меня, Джерри или Рея?

— Всех троих одинаково. Надеюсь, тебя устраивает такой ответ?

Джессика кивнула. Потом сказала:

— Но ведь я послушная, а Рей нет!

Орвил улыбнулся.

— Что же делать? И потом, ты тоже бываешь непослушной, разве не так? Сколько раз мама говорила тебе, чтоб ты не ела сладкое перед обедом?

Девочка лукаво взглянула на него.

— А все же в твоих глазах определенно есть что-то мамино, — сказал Орвил, — когда ты смотришь вот так. И, наверное, она в детстве была такой же вертушкой.