— У меня плохие манеры, Агнес, мне нечего делать за вашим столом, но и до положения бродячей собаки, которой кидают куски, я тоже еще не опустился.

Они поднялись наверх, молча прошли по коридору, не встретив никого по пути, и Агнесса остановилась возле какой-то двери.

Она открыла ее.

— Входи, Джек.

В небольшой комнате в углу дивана сидело миниатюрное существо в светлом платье, не кукла, а настоящая маленькая девочка с очень серьезным личиком, с любопытством глядящая на них. Джек онемел от удивления, увидев ее; конечно, он сто раз до этого видел детей, и, хотя ни разу не общался с ними по-настоящему, они не казались ему необыкновенными, как этот ребенок. Честно говоря, он не сразу бы осмелился к ней подойти.

— Вот, Джесс, это и есть тот самый человек, — сказала Агнесса. Голос ее слегка дрожал. — А это моя дочь Джессика. Я оставлю вас ненадолго, — добавила она и поспешно вышла, закрыв за собой дверь. Джеку показалось, что она отвернулась, желая скрыть слезы.

В первые минуты он не двигался с места, но потом, опомнившись, сделал несколько шагов вперед, причем девочка при этом постепенно вжималась в спинку дивана.

— Так это ты — Джессика? — негромко произнес он, уставившись на нее во все глаза.

Она кивнула. Джек заметил, что девочка беспокойно смотрит на дверь, за которой скрылась Агнесса. Незнакомец не был похож ни на одного из тех мужчин, с которыми она когда-либо говорила: ни на знакомых Орвила, ни на слуг, работавших в доме; он принадлежал к какому-то третьему, не ведомому Джессике разряду людей, и хотя она, возможно, и не могла бы выразить это словами, чувство опасения, рожденное взглядом и обликом незнакомца, не оставляло ее.

— Не бойся меня. Я ведь не сделаю тебе ничего плохого, — как можно ласковее (от чего давно отвык) произнес Джек. Он улыбнулся ей довольно приветливо, и Джессика немного успокоилась.

Но все равно она продолжала молчать и вообще держалась очень скованно.

— Сколько тебе лет? — спросил Джек.

— Семь, — очень тихо ответила девочка.

Джек рассмеялся, услышав ее нежный голосок.

— Какой у тебя голос! — удивился он. — Ты мне кажешься ненастоящей!

— Я настоящая! — немедленно возразила Джессика, обретая свойственную ей уверенность. — Вы говорите, как Рей!

— Кто такой Рей?

— Мой кузен, папин племянник.

— Он обижает тебя?

— Раньше обижал, теперь нет.

— Теперь вы дружите?

— Нет, не дружим, просто не ссоримся больше. Если не ссоришься с человеком, то это не значит, что дружишь с ним.

— Да, пожалуй, так.

Джек поразился, что ребенок рассуждает о жизни и делает какие-то выводы, он не подозревал, что Джессика в ее возрасте давно не несмышленыш, а о многом уже имеет свое мнение и в чем-то главном — сформировалась как личность.

— Ас кем ты дружишь? — спросил он, заинтересовавшись.

На его счастье, Джессика была разговорчива.

— С Рейчел, это наша кухарка, с Лизой и Полли, с Джерри, моим братиком, хотя он еще маленький. Осенью я пойду в школу, там у меня будет много подружек.

— В школу? Будешь учиться читать и писать?

— Нет! — засмеялась Джессика. — Я давно умею. У меня очень много книг. А в школе… Я просто буду учиться дальше.

— А на рояле ты тоже играешь? — Джек вспомнил, как играла Агнесса на приисковом стареньком пианино. Играла и мечтала о настоящем рояле. Она всегда мечтала о настоящем и самом лучшем. Самое лучшее она получила. Что касается настоящего — тут Джек не был уверен.

— Учусь. Но мне не нравится играть гаммы. Я люблю рисовать, кататься на Бадди.

— Бадди?

— Да это пони, такая маленькая лошадка. Папа мне подарил.

— Любишь лошадей?

— Люблю. И собак.

— И собак… Я тоже. Когда-то я объезжал лошадей.

— Да? Интересно! Расскажите.

— Конечно, когда-нибудь расскажу…

Тут дверь распахнулась, и вошел запыхавшийся Керби.

— Керби! — воскликнула Джессика. — не кусается, — предупредила она гостя, но, к ее удивлению, пес положил голову на колени незнакомца и с бесконечной преданностью и любовью стал смотреть в его глаза. Никогда и ни с кем, кроме, пожалуй, Агнессы, Керби не вел себя так, но даже с Агнессой было иначе: они были на равных, повелительницей пес ее не считал.

Джессика выглядела озадаченной.

— Вы ему понравились, — сказала она. — Значит, вы и вправду хороший?

— Хороший?

— Мама так сказала.

Джек улыбнулся.

— Вот как? А ты очень любишь маму?

— Очень. И папу. Мои мама и папа — самые лучшие.

— А я тебе нравлюсь?

Джессика растерялась от такого вопроса; хотя испуг от знакомства с новым человеком прошел, и она заинтересовалась собеседником, он был явно не из тех людей, которые сразу внушают симпатию и доверие.

Джек смотрел на ребенка. Он вспомнил, что Агнесса говорила, будто девочка похожа на него. Да, пожалуй. Нетрудно было заметить то, что бросалось в глаза. И она совсем не заносчивая; напротив, очень общительная и простая.

— Вы будете у нас работать? — спросила Джессика, желая выяснить, с какой же все-таки целью он прибыл в их дом. Не затем же, в конце концов, чтобы только увидеть ее!

— Нет. Я просто хорошо знаю твою маму… знал, вернее. — Он еще раз внимательно вгляделся в черты Джессики и добавил, искренне пораженный своим открытием:— Какие у тебя глаза! Вот уж никогда не подумал бы, что бывает такое…

— Кто вы? — тихо и испуганно произнесла Джессика, Сумасшедшая мысль пронизала его, безумная, безумная надежда! Человек всегда, по возможности, выбирает свет, а не мрак, всегда бежит от одиночества и использует шанс выжить.

— Джессика… Я… твой настоящий отец.

Минуту назад он не собирался произносить эти слова и не был уверен, что вообще сумеет их когда-нибудь произнести, он сам не знал, чего ждет от девочки, так ли она нужна ему, он просто, как уже не раз бывало, поддался мгновенному порыву.

Джессика несколько секунд смотрела на него огромными глазами и молчала. Потом проговорила:

— Нет…

— Да, Джессика. Вспомни, разве ты всегда жила с мамой и с тем, кого ты считаешь отцом? Нет, ты жила только с мамой, а Орвил Лемб появился потом, женился на твоей маме, а тебя… и тебя ему тоже пришлось взять. А я о тебе даже не знал, пока не встретил снова Агнессу!

— Неправда! — в смятении воскликнула Джессика. — Вы не мой папа!

Но Джек был непреклонен.

— Правда! Мы с мамой давно потеряли друг друга, и я все это время ее искал. Вот, видишь: Керби узнал меня, не забыл… И Агнесса, я думаю, никогда не забывала меня. Ты не дочь Орвила Лемба, ты наша с Агнессой дочь!

Они смотрели друг на друга очень похожими глазами. Джессика дрожала — взгляд этого человека и голос пугали ее: Джек уже забыл, что перед ним ребенок. Возможно, девочка просто не поверила бы, даже посмеялась над сказанным как над очевидной нелепостью, но ведь то, о чем говорил незнакомец, она помнила и сама…

И все-таки это не могло быть правдой!

— Я хочу к маме…— испуганно прошептала девочка.

— Иди. И спроси у нее, правда ли то, что я тебе сказал. Думаю, она не соврет тебе! — жестко произнес он.

Джессика выбежала за дверь. Единственная мысль охватила ее: найти мать, сейчас же, немедленно, и услышать от нее, что он врет, этот ужасный человек, ужасный оттого, что хочет разрушить, разбить на куски ее маленький, светлый мир!

Она понеслась по коридору, ничего не видя перед собой, и столкнулась с идущим навстречу Реем.

— Эй ты, кузина, ослепла ты, что ли? Куда летишь? — весело закричал он.

Настроение у мальчика было хорошее. Еще бы! В школу по случаю приезда Орвила и Агнессы, а также всеобщей непонятной растерянности он не пошел, утренние события тоже были весьма приятной неожиданностью. Глядишь, то ли еще будет!

— Он… он говорит, что он мой настоящий отец! — проговорила Джессика.

— Кто?

— Этот человек!

Самое страшное было то, что. Джессика чувствовала: это может быть правдой, что-то в поведении матери, да и незнакомца, подсказывало, что это именно, так. Она помнила, как мать говорила ей сначала, что Орвил Лемб чужой, и только потом разрешила называть его отцом. Джессика была еще слишком мала тогда, чтобы задумываться над происходящим всерьез, но память сохранила это. Джессике не приходилось слушать рассуждений о спасительной лжи, но она чувствовала: сейчас, пока сомнение еще было крохотной точкой, его следовало устранить, уничтожить навсегда, и могла это сделать только мать, если б… если б она сказала, что слова незнакомца неправда!