С рассветом все возвращались обратно в медитационный зал, где снова садились на свои коврики, подушки и скамеечки — кто на колени, кто со скрещёнными ногами враскоряку, а кто, как ваша покорная слуга, клал голову на ноги, задранные к ушам, и тихонько дремал. Причиной такого недостойного бхиккху (так Будда называл своих последователей) поведения было не только отсутствие достаточного количества сна, но и специфика процесса медитации: расслабляясь, организм начинал проваливаться в дремоту. Даже монах, сидевший на постаменте в качестве примера окружающим, то и дело клевал носом. Что уж говорить о нас, простых смертных!
В восемь утра снова звонил колокол, принося хорошие известия: наступало время для завтрака! Участники ретрита шли в столовую, стараясь не топтать муравьёв и не бежать, а шагать осознанно и неторопливо. Получалось не у всех. Последняя твёрдая пища, попавшая в желудок двадцать часов назад за обедом, уже давно была переварена, и тело требовало жрать. На завтрак давали жидкую рисовую кашу, а также одно-два блюда из овощей и соевого сыра тофу. Диета была вегетарианской, но не очень строгой: в вечернем какао попадалось молоко, а к обеду иногда выносили солёные утиные яйца. На десерт предлагались свежие или вяленые, очень сладкие бананы. Наполнив свои тарелки, все ждали, когда одна из мирянок прочитает вслух небольшой философский текст, делающий приём пищи более осмысленным. Каждое предложение полагалось повторять за ней хором, скандируя, что мы едим не для удовольствия и уж тем более не ради ожирения, а единственно ради поддержания в теле жизни и здоровья. После секундной паузы ложки начинали дружно скрести по тарелкам.
Кофе и чай были под запретом, но в столовой всегда можно было выпить слабый травянистый отвар из большого бака. Правда, на чай он походил не больше, чем пластилин напоминает шоколад. После принятия пищи каждый мыл свою миску, ложку и кружку по системе, знакомой нам ещё с фермы Оливье, то есть в пяти тазиках. Объедки с помощью небольшого количества воды сливали в ведро, а миску сначала мыли жёсткой губкой в простой воде, потом — в мыльной, а потом два раза споласкивали в чистой. Вымытую таким образом посуду складывали на полку, где она благополучно сохла до следующего раза. Наличие в организме прививок от гепатита А и брюшного тифа позволяло не задумываться о том, насколько гигиенична такая процедура. В конце концов, так моют посуду практически во всей Азии, и если тайцы ещё живы, значит и с нами всё будет в порядке! Но мыть руки перед едой я не забывала ни при каких условиях, даже в полусне и с голодухи.
После завтрака наступало свободное время, которое одни использовали для сна, а другие — для выполнения своих обязанностей, полученных во время регистрации на ретрит. Из обширного списка дел нужно было выбрать одно на своё усмотрение, при этом прибывшие первыми получали преимущество в выборе. Лично я после обеда протирала столы влажной тряпкой, пока другие участники проделывали то же самое на мужской стороне, а также подметали пол. Кто-то мыл туалеты, а кто-то ванночки для омовения ног. Работа была и в медитационных залах, и в общежитиях, и везде нужно было мыть, подметать и сгребать листья. Первые дни народ как-то тушевался, многие разъехались, но потом обязанности перераспределили, и работа закипела.
Ровно в десять утра колокол призывал молодёжь обратно в медитационный зал, чтобы слушать наставления занудливого монаха, чей голос раздавался из динамиков. Это была важная информация, но поданная столь неинтересным манером, что вслушиваться в эти монологи стоило поистине титанического труда. После того, как очередная запись заканчивалась, наступало время для медитации сидя, во время которой перед участниками стояло сразу несколько невыполнимых задач: во-первых, не думать ни о чём, кроме своего дыхания, во-вторых, расслабившись, не уснуть, а в-третьих, уснув, не упасть. Были и те, кто страдал от болей в спине и ногах от постоянного сидения на полу. К счастью, уже через полчаса сидячая медитация сменялась ходячей, во время которой все разбредались по территории монастыря и вышагивали, кто во что горазд.
Я сразу поставила крест на медитации во время ходьбы, так как для моего активного и подвижного разума это было слишком насыщенным событиями действием, чтобы не думать и концентрироваться на дыхании. Мысли выстреливали, как из пулемёта, одна за другой: трах-тах-тах! Мельком увидев других участников ретрита, я моментально придумывала им прозвища, иногда довольно обидные. Не желающий медитировать ум старался вовсю, подсовывая мысли и идеи одну за другой: «Вон идёт Дональд Трамп!» — это про немолодого мужчину в возрасте, похожего на американского президента разве что цветом волос. Другой немолодой участник получил циничную кличку «Крипигай» (creepy guy — жуткий тип, анг.) благодаря своей неторопливой, как у богомола, манере передвигаться. Другие же, так и не удостоившиеся персональной идентификации с моей стороны, вызывали целую бурю мыслей одним своим видом.
В самый первый день, до принятия обета молчания, одна девушка обратилась к нам: «Вы что, русские?!». Подтвердив этот факт, мы услышали: «Я не знала, что здесь есть русские!», на что ответили, что русские здесь не только мы, но также и ещё несколько человек. Девушка этим фактом явно была расстроена: «Вот и доверяй после этого отзывам!», и мы решили более не досаждать ей своими славянскими лицами и речью. Но если стремление отдыхать в отелях без соотечественников я могу понять, то неужели кто-то считает, что и в тайском монастыре большое скопление русских грозит попойками с медведями и безудержной игре на балалайках? А если нет, то какая разница, с кем молчать десять дней и черпать рисовую баланду из бака за завтраком? На эти вопросы ответ я так и не узнала, так как девушка покинула ретрит за несколько дней до его окончания, найдя себе компанию молодых людей для поездки на острова. Но до своего скоропостижного отъезда она успела поразить меня неповторимым стилем медитации во время ходьбы, который я назвала «Сеятель». Даже сейчас, когда пишу эти строки, изнутри неудержимо рвётся смех, настолько нелепо это выглядело. Представьте себе очень медленную, лучше даже сказать замедленную ходьбу на полусогнутых ногах, подобно раку или крабу. При этом руки попеременно выпрастываются вперёд ладонями вверх на уровне живота, будто рассыпают на землю невидимые семена. Сеятель лишил меня последней надежды на успех в медитации во время ходьбы, так как при любой попытке сосредоточиться в голове всплывал образ человека, вышагивающего вперёд, не разгибая колени, да ещё и с воображаемыми семенами в каждой горсти. Смех, да и только!
Медитация в шаге снова сменялась сидением на коврике и попыткам сосредоточиться на дыхании. В полдень колокол оповещал всех о том, что настало время обеда. Второй приём пищи был последним, а потому особенно важным. Еда, как правило, была более сытной: неизменный варёный рис сопровождали суп или рагу из овощей, иногда жареная лапша или карри, своей остротой вышибающее слёзы из глаз. На десерт полагались свежие сезонные фрукты, чаще всего арбуз. Самые просветлённые участники ретрита не стеснялись и заполняли тарелки спелыми ломтями, оставляя менее расторопных с носом. По этой причине я ни разу за десять дней не попробовала ананас, которого было ещё меньше, чем арбуза. Но мы же не есть сюда приехали, в конце концов. Лучше совсем не видеть фруктов, чем нестись на обед, сломя голову, и толкаться в очереди. Осознанность!
Послеобеденный перерыв неизменно заканчивался с очередным ударом колокола, и наставало время для новой медитационной сессии. Сидение сменялось ходьбой, и наоборот. Приятное разнообразие в эту череду попыток сосредоточения вносило чтение нараспев буддийских сутр на древнем языке пали, которое каждый день в пять часов вечера проводил монах Тан Медхи. Это был сутулый улыбчивый таец, постоянно сыплющий забавными поучительными историями. Вместо того, чтобы читать сутры одну за другой, он рассказывал, как один монах сидел в туалете и случайно достиг просветления, да так обрадовался, что выскочил наружу, забыв надеть штаны. Или советовал бросить курить и перейти на сигареты Будды, имея в виду практику анапанасати — той самой концентрации на дыхании, которой мы посвящали большую часть свободного времени. Одна история была очень длинной и запутанной: была в ней и лягушка, проглотившая слона, и смеющаяся птица Кукабурра из Австралии. В перерывах между своими поучительными притчами Тан Медхи торопливо читал нараспев сутры, сопровождаемый нашими нестройными голосами. В этом нелёгком деле помогали книжечки с текстом на пали и английском, но получалось всё равно из рук вон плохо. Настолько, что после одного особенно фальшивого куплета монах рассмеялся и три раза произнёс слово: «Гармония!», как будто она может появиться по призыву.
