— Прости… — глухо прошептала я.

Сжав кругляк, ощутила, как что-то острое кольнуло ладонь, однако решимость, подгоняемая адреналином, уже неслась по венам, достигая мозга, обрушившись осознанием совершаемого поступка. В одной руке я сжимала сумку с пакетом, в другой — телепорт. Дверь распахнулась сама, маня черным нутром. Зажмурившись, я представила самое безопасное место и сделала решительный шаг.

Свет ослепил даже сквозь плотно сомкнутые веки. Дыхание перехватило. Уши заложило. А из груди вырвался лишь рваный всхлип…

Ноги подогнулись раньше, чем я успела понять, что стою посреди коридора в своей квартире. Уже падая на колени, обернулась, за спиной была моя родная, почему-то закрытая дверь на лестничную площадку.

— Дома… Я дома.

Слезы брызнули из глаз, но я этого не замечала, жадно рассматривая каждую деталь коридора. Вот брошенные босоножки, вот желтые домашние тапки, от одной уже давно оторван и бесследно потерян бантик с ярко-синим камнем. А вот зеркало в старой, потертой раме, по словам отца, дешевая имитации под старину. Удивительно, ни пылинки, а ведь меня не было почти год. Или в квартире все же кто-то был?

С усилием поднялась. Отнесла вещи в комнату и для начала решила принять душ. Почему-то казалось, что вода, размеренно падающая мне на голову, смоет остатки нервозности и наконец покажет, что решение, принятое мной, — единственное верное.

Спустя три часа я не только помылась, но и умудрилась сходить в магазин за продуктами, возобновить действие сим-карты телефона, оплатить Интернет в квартире, проверить счета, удивившись, что кто-то позаботился о том, чтобы все платежи за коммунальные услуги были погашены. И на пару минут выпасть из реальности перед банкоматом, где проверила наличие денег на банковской карте. Там была сумма в два раза больше указанной в контракте. Откупились?

О плохом думать не хотелось. А уж если быть честной, то все свои воспоминания о мире асуров я старалась задвинуть подальше. Лишь образ любимого мужчины все чаще вставал перед взором, с укором намекая на глупость поступка.

Разобрав сумку и разложив вещи по местам, я решилась позвонить маме. Разговор оказался коротким. Родительница высказала недовольство тем, что ей пришлось решать вопрос с оплатой коммунальных услуг, тогда как у нее своих дел полно. Отец вместе с матерью после двадцатилетней борьбы выиграли грант на исследование и теперь совместно с Китайским научно-исследовательским институтом на территории государственного университета города Хабаровска вели какие-то разработки. Монолог матери еще долго звучал в моих ушах. Обо мне мамуля особо не спрашивала, попеняла, что я использовала ее бланки, но убедившись, как она выразилась, по адекватности молчания, что дочь не сошла с ума, окончательно успокоилась. Порекомендовала не затягивать магистратуру и искать нормальную работу.

— Жаль, что тебе не продлили государственный контракт, — в завершение произнесла мама. — Видимо, ты недостаточно хорошо себя зарекомендовала.

— Да, жаль, — отозвалась я.

Вечером позвонил отец. Убедился, что я действительно вернулась и у меня все хорошо. Проект, в который вписались родители, рассчитан на десять лет, ко мне они выбраться не могут, так как оставлять лаборантов-неумех без присмотра нельзя, но если я хочу, то могу их навещать, правда, много времени мне уделить не смогут. Я взрослая девочка и должна понять, что все, что могли, они мне дали, а дальше — сама.

Сидя в своей комнате в Академии асуров, я по-другому представляла встречу и разговор с родителями. Хотя умом понимала, что в чем-то папа прав. Я действительно выросла, и держаться за мамину юбку как-то не с руки. Жаль, что эти мысли не пришли мне в голову раньше.

Еще одним разочарованием стало посещение своих страниц в социальных сетях. Если вас нет, если вы не появляетесь, не ставите лайки, не комментируете чужие посты, то о вас забывают. Посмотрев на полное отсутствие сообщений от так называемых виртуальных друзей, я с легким сердцем удалила аккаунты во всех социальных сетях. Если я смогла прожить без них все это время, то они мне просто не нужны.

Так как из мира асуров я переместилась чуть раньше, чем закончился контракт, то на Земле оказалась в канун майских праздников. До десятого мая я готовила отчет по практике, разумеется, с учетом пунктов, прописанных в контракте. Несколько раз перечитав и просмотрев таблицы, поняла, что если не знать, где именно я была, то все походило на практику в лагере по подготовке военнослужащих секретных войск. Улыбнулась и решила ничего не менять. Если спросят, буду молчать как партизан. Уж больно не хотелось в дом для душевнобольных.

На следующий день после майских праздников, с документами под мышкой, я замерла напротив кабинета декана. Сквозь приоткрытую дверь я слышала, как Филипп Абрамович, чуть ли не брызгая слюной, выговаривал кому-то, что у него нет свободных рук и тем более свободной задницы, которую можно куда-то там приложить. Дождавшись, когда характерный звук брошенной на аппарат телефонной трубки оповестит об окончании разговора, я робко постучала в дверь.

— Кто?

— Филипп Абрамович? — просунув голову в щель, понадеялась, что за год декан меня не забыл.

— О, Иванова! — слишком радостно провозгласил декан. — Ты-то мне и нужна!

Порыв захлопнуть дверь и бежать дальше, чем вижу, был, но совесть не позволила осуществить задуманное. Подойдя к столу, за которым расположился мужчина, протянула синюю папку.

— Что тут у нас? — оживился Филипп Абрамович. — Ага, отчет о практике. Недурно. А где подписи кураторов?

— Так нету, — пожала я плечами. — Учитывая, где я ее проходила, удивительно, что вообще разрешили написать.

— Трегоров тебя взял? — прищурился мужичина, сняв очки и медленно проворачивая их вокруг дужки.

— Да, только настоял на контракте о частичном неразглашении, ну и пояснений от кураторов у меня нет.

— Ну это не беда, думаю, я смогу тебе помочь, а ты пока поработаешь с будущими абитуриентами и посидишь в приемной комиссии, им как раз людей не хватает.

Меня непроизвольно перекосило. Однако декан этого не заметил и уже радостно выписывал мне направление. Кажется, не стоило торопиться и раньше времени соваться в любимый вуз.

Дни потекли, превращая мою жизнь в рутину. Ранний подъем, невыспавшийся организм. Душ, кофе и завтрак. Я перестала ощущать вкус еды, мне было все равно, что есть и когда, главное, изредка подкармливать тело, которое при этом умудрялось худеть на глазах. Привычная дорога до университета, а затем несколько часов рабочей рутины. Лица, голоса, все смешивалось в одну бесконечную серую массу. Изредка, в аудиториях, наполненных будущими студентами, мне казалось, я видела знакомые лица. И тогда, замирая посреди выступления, с жадностью пыталась рассмотреть образы асуров среди обычных людей. Разумеется, их там не было. Опуская взгляд на поверхность кафедры, я продолжала вещать о том, какое удивительное будущее ждет студентов, а позже и выпускников выбранного направления.

Чаще всего мне мерещился Адар. Его я пыталась увидеть в каждом высоком, сильном и темноволосом мужчине. Боль внутри усиливалась, а иногда переходила на то место, где еще угадывалась татуировка, хотя и она с каждым днем становилась все бледнее. И все же я не готова была признать, что совершила ошибку.

Нет! Определенно, мне не место среди асуров. Чужая там, я стала чужой и дома, а быть может, сам дом и Земля мне стали чужими.

До начала июля я проторчала в приемной комиссии. Как робот, отвечала на одни и те же вопросы, рассказывала, как престижно и важно в наши дни быть специалистом-психологом. Вот только умалчивала о том, что сама бесконечно разочаровалась и в профессии, и в образовании, да и в собственном будущем. В последний день работы меня вызвал декан. Сияя улыбкой, он выдал мне два документа, один был подписан Александром Трегоровым, отчего руки дрогнули, пальцы ослабли и лист спланировал на пол. Второй документ был отпечатан на бланке крупного научно-исследовательского центра, где некий ведущий специалист по психиатрии высоко оценил мою дипломную работу и предлагал в сентябре присоединиться к их проекту. Пока мне предлагалась должность стажера, но и это маячило успешным будущим лет этак через пятнадцать.