– Перестал, – признался Пелорат.
– Ну вот, и наш родной запах перестанет мучить тебя очень скоро. Вот увидишь, вернешься домой, обрадуешься всем запахам, которые тебя там встретят. Кстати, Джен, учти на будущее: крайне невежливо обсуждать, чем пахнет на любом корабле и в любом мире, если на то пошло, в присутствии их обитателей. То есть при мне – пожалуйста, я-то стерплю, но ты это учти.
– Понятно, Голан. Постараюсь. Знаешь, вот ведь странно: я уже «Далекую Звезду» домом считаю. Может быть, потому, что она сделана в Академии?
Пелорат улыбнулся:
– Знаешь, ведь я особым патриотом не был никогда. Мне нравилось думать, что я – гражданин Галактики, что мои родственники – везде и всюду, но вот теперь почему-то разлука с Академией наполняет мое старое сердце любовью к ней.
Тревайз стелил постель.
– Не так уж ты далеко от нее улетел, если на то пошло. Да будет тебе известно: Сейшельский Союз почти целиком окружен территорией Федерации Академии. У нас тут посольство с большим штатом, консулов полно. Языком сейшельцы любят трепать о своей независимости и о том, как они нас не любят, но воздерживаются предпринимать что-либо, способное вызвать наше неудовольствие. Ложись-ка ты, Джен, спать. Сегодня мы с тобой добились немногого, но утро вечера мудренее, будем надеяться, что завтра нам больше повезет.
Пелорат кивнул и отправился к себе, но скоро выяснилось, что слышимость на «Далекой Звезде» отличная – можно было запросто переговариваться из каюты в каюту. Погасив свет, Пелорат долго ворочался, наконец осторожно позвал:
– Голан?
– Да.
– Ты не спишь еще?
– Пока ты со мной разговариваешь – нет, естественно.
– Кое-что нам все-таки удалось сегодня. Твой друг, Компор…
– Бывший друг, – недовольно уточнил Тревайз.
– Пусть так. Неважно. Он говорил о Земле и сказал такое, с чем я не сталкивался ни разу за все время моих изысканий. Радиоактивность!
Тревайз перевернулся на бок, лицом к стене, подпер щеку рукой.
– Послушай, Джен, даже если Земля действительно погибла, это не означает, что мы полетим домой. Я все равно хочу найти Гею.
Пелорат издал странный звук, как будто сдул с губ пушинку.
– Дружочек, ну конечно. И я тоже! И потом, я вовсе не думаю, что Земля погибла. Компор мог быть уверен, что рассказывает непреложную истину, но ведь миров, претендующих на звание Земли, в Галактике такое количество!
В антропологии это явление называется «глобоцентризмом». Люди предпочитают считать, что их мир лучше, чем все остальные, чем любые их соседи, и культура у них выше, и все остальное, и история богаче – ну, ты понимаешь. А уж если соседи их в чем-то превзошли, то это непременно означает, что такие достижения позаимствованы у них. А если у соседей что-то плохо, значит, это плохое ими было когда-то отвергнуто или вообще к ним отношения никакого не имеет, либо это вообще невесть где придумали. Если нет логической возможности доказать, что Земля, либо ее эквивалент – колыбель рода человеческого – это именно их планета, то они как минимум помещают ее в своем секторе даже в тех случаях, когда не могут точно указать координаты.
Пелорат прищелкнул языком.
– Даже если бы удалось достоверно доказать, что ни одна планета в Сирианском Секторе – никакая не Земля, ничего бы из этого не вышло. Ты просто не представляешь себе, Голан, до какой степени мистицизм способен затмить здравый смысл. Как минимум в двенадцати секторах Галактики солидные ученые без тени усмешки утверждают, будто Земля (или как бы они ее ни назвали) находится в гиперпространстве, и добраться до нее нет никакой возможности, разве что случайно.
– А они не говорят, что это кому-то случайно удалось?
– Ну, знаешь, мифов всяких много ходит, и из патриотических соображений люди порой готовы поверить в них, зато в других мирах только посмеиваются.
– В таком случае, Джен, у меня предложение: давай и мы с тобой в такое верить не будем, и… (Тревайз громко зевнул) отправимся поскорее в замечательное гиперпространство снов.
– Но, Голан, понимаешь ли, самое упоминание о радиоактивности меня очень заинтересовало. Мне кажется, тут есть доля правды, или чего-то похожего на правду.
– Ты это о чем?
– Видишь ли; радиоактивный мир – это такой мир, где уровень радиации гораздо выше обычного. В таком мире гораздо быстрее протекает процесс мутации, и эволюция должна происходить скорее и резче. Я ведь говорил тебе, если помнишь: почти все мифы о Земле сходятся в одном: Земля отличалась исключительным богатством видов. Именно это многообразие форм жизни, ее взрывное развитие, именно это могло привести к развитию разумной жизни на Земле и последующему его распространению по Галактике. Если по какой-то причине Земля была или оказалась радиоактивной, то вот оно – прекрасное объяснение ее уникальности.
Немного помолчав, Тревайз заговорил:
– Во-первых, нет причин так уж верить Компору. Этот соврет – не дорого возьмет. Он запросто мог с три короба наговорить, только бы заставить нас отсюда убраться, чтобы мы, как два идиота, помчались в Сирианский Сектор. Но даже если допустить, что он не врал, он ведь сказал, что радиоактивность на Земле достигла такого уровня, что сама жизнь там стала невозможна.
– Правильно! Уровень радиации не был высок там, когда жизнь только начала развиваться, а жизни гораздо легче сохраниться, чем создаться заново. Допустим, жизнь на Земле возникла и сохранилась. Следовательно, если в самом начале уровень радиации там не был невыносимым для жизни, то и со временем он мог только падать. Ничто не способно поднять этот уровень.
– А ядерные взрывы? – высказал предположение Тревайз.
– При чем тут ядерные взрывы?
– Я хочу сказать: предположим, что на Земле были произведены ядерные взрывы.
– Где? На поверхности? Совершенно исключено. В истории Галактики нет ни единого упоминания о цивилизации настолько безумной, чтобы применять ядерные взрывы для военных целей. Нас бы просто не было тогда на свете. Во время Тригеллианского восстания, когда обе стороны были обречены на голод и отчаяние и когда Джендиппурус Хоратт предложил применить ядерную реакцию для…
– Его повесили матросы его же собственного флота. Это я проходил в колледже в курсе истории Галактики. Я не о том. Я имел в виду какой-нибудь несчастный случай.
– Нет в истории упоминаний о таких несчастных случаях, из-за которых мог бы повыситься общий уровень радиации на планете.
Пелорат глубоко вздохнул.
– Придется все-таки, когда освободимся, слетать в Сирианский Сектор и провести там небольшую разведку.
– Ага… – сонно откликнулся Тревайз. – Как-нибудь… Непременно… А теперь…
– Все-все, я умолкаю.
Пелорат выполнил обещание, а Тревайз еще почти целый час лежал в темноте с открытыми глазами, гадая, не успел ли он уже привлечь к своей персоне больше внимания, чем следовало, и не мудрее ли будет действительно для начала махнуть в Сирианский Сектор, а потом, когда о нем немного позабудут, вернуться сюда и искать Гею?
Заснул он тревожным сном, так и не успев принять твердого решения.
До города они добрались ближе к полудню. В Туристическом Центре на сей раз было полным-полно народу, но нашим путешественникам удалось пробиться в справочную библиотеку, где их проинструктировали, как пользоваться местной моделью информационного компьютера.
Самым внимательным образом они изучили всю информацию о музеях и университетах, обращая особое внимание на археологию, антропологию, историю и данные о деятелях в этих областях науки.
– Ах! – тихо воскликнул Пелорат.
– Ах? – сердито переспросил Тревайз. – И по какому поводу «ах»?
– Вот эта фамилия. Квинтесетц. Кажется, она мне знакома.
– Ты что, знаешь этого человека?
– Нет, лично нет, но вроде бы читал его работы. Когда вернемся на корабль, я загляну в каталог…
– Рановато пока возвращаться, Джен. Раз эта фамилия тебе что-то говорит, с него и начнем. Если он сам не сумеет помочь, может, к кому-то еще направит.
