— Это только первый день, первый штурм, — сдержанно заметил генерал, продолжая смотреть на ставку вражеского командования. — Кто знает, сколько их еще может быть на подходе и что вообще они могут придумать завтра. Разведчики еще не давали о себе знать?

— Нет, мой генерал. — Арук наконец избавился от беззаботного настроения, и его голос вновь приобрел деловитый оттенок, свойственный младшему командиру. — Они зажгут костры ближе к вечеру, как договаривались. Если хуты ожидают подкрепления, то мы узнаем о его приближении еще раньше них.

— Мой генерал! — Один из дозорных указал рукой на вражеский лагерь.

Ракан присмотрелся и увидел несколько отрядов хутов, медленно идущих к стенам крепости.

— Если не думать о том, зачем им вообще эта война, эти иноземцы мне нравятся. Давно не приходилось воевать по правилам, — пробормотал почти неслышно Ракан. Вслух же он скомандовал: — Не трогать их! Они идут собирать раненых и убитых. Пусть делают свое дело и хоронят своих мертвых согласно их обычаям. У нас будет одной заботой меньше.

Обернувшись к сержанту, командир гарнизона заключил:

— Значит, эта атака останется на сегодня единственной.

Арук молча кивнул.

В тихих лесных озерах рыба обычно непуганая и заглатывает наживку сразу. Но если такое озеро находится неподалеку от людских поселений, то крестьяне часто наведываются к нему с удочками, а нередко и с небольшими самодельными сетями. Пошарив уводы, где-нибудь в самых густых зарослях, можно найти легкую берестовую лодку, сработанную прямо на месте, а то и рыболовные снасти, оставленные беззаботным рыбаком, чтобы не носить их туда-обратно.

Для простого люда это хорошее развлечение, которым больше всего увлекаются мальчишки. Для них рыбалка становится возможностью сбежать от множества поручений, которыми в ином случае завалили бы их родители, посидеть тихо на берегу, порезвиться с товарищами. Вряд ли в столь юном возрасте они могут оценить красоту ровной, неподвижной глади воды, прелесть ив, склонившихся над зеленоватым зеркалом, тишину окружающего леса, поутру допускающего до озера молочно-белый туман. Лес и туман скрывают озеро от окружающего, возможно, враждебного мира, стараясь сохранить свою драгоценность от лишних глаз.

Нет, для мальчишек все проще. В случае удачи они притащат домой неплохую добавку к обеденному столу, а за это родители сквозь пальцы посмотрят на их отсутствие в горячую летнюю пору.

Так вот, в таких озерах рыба становится осторожней. Не потому, что она умнеет и чему-то учится. Все банальней — неосторожную рыбу в таких озерах вылавливают в первую очередь. И целый год, пока снующие между озерами птицы не принесут на своих лапах икру, пока беззаботные мальки не вырастут в больших и глупых рыб, бездумно хватающих самую бесхитростную наживку, во весь этот год рыбакам приходится вспоминать все тонкости рыбной ловли.

Сейчас А'Натрэт чувствовал себя рыбаком, до мелочей освоившим секреты своего увлечения. Однако это не спасало его от той ситуации, когда раз за разом стайки легко пугающихся мальков понемногу объедают наживку, постепенно оголяя крючок, заставляя вытаскивать его из воды и насаживать новую.

Вражеские маги были искусны, это он уже понял. Ни одной серьезной ошибки, величайшая осторожность при проверке всех защит крепости. Они были как стая мальков, мгновенно исчезающих на глубине при первом признаке опасности, оставляющих за собой только серебристые проблески чешуи.

Четыре мага — это было многовато. А'Натрэт пока не опасался их объединенной мощи — он был на своей территории, с башней, готовой отдать ему всю накопленную за годы энергию, на земле, насквозь пронизанной защитами и ловушками, создаваемыми и поддерживаемыми им десятилетиями.

Значительно больше волшебник боялся другого — не поспеть за четырьмя врагами, если они решат разделиться и нападать по отдельности. Четыре разных мага, каждый из которых наверняка работает в своем собственном уникальном стиле, имеет в запасе свои приемы и хитрости. А'Натрэт мог просто не успеть проследить за заклинаниями, творимыми каждым из них. В отличие от орочьих шаманов человеческие маги предпочитали работать в одиночку, и это могло самым неприятным образом пошатнуть защиту крепости, которую оборонял единственный маг.

В человеческой магии существовала еще одна неприятная особенность, которая сейчас могла сыграть защитнику Клевера плохую службу, — не видя, как маг творит заклинание, почти нельзя было догадаться, каким будет его эффект. Орочья магия предсказуема — еще в тот момент, когда шаман начинает плести заклинание, опытный волшебник уже может сказать, на что нацелена творимая магия. Понять это, анализируя изменения в окружающем мире, легкие колебания эфира, приводящие в момент завершения заклинания к сокрушительным результатам. Магия же людей практически незаметна, противник может только сказать, что заклинание готовится, примерно определить, когда оно будет завершено, но не предугадать его результаты.

Так или иначе, основные надежды А'Натрэт возлагал на установленные защиты, которые должны были создать необходимый ему временной буфер и позволить отражать любые удары.

— Пора, — вслух сказал старик самому себе и, закряхтев, начал подниматься из кресла.

Временное затишье в активности его противников могло означать только одно — они готовились к следующей фазе магической осады. По издревле принятым и сотни раз апробированным правилам нападения на хорошо укрепленные на уровне магии города существовало два стиля исполнения этой фазы. Первый — длительное и изнурительное для обеих сторон давление на большую часть защит крепости, совмещаемое с регулярными попытками найти бреши в этих защитах, обойти их и нанести удар исподтишка, в самом неожиданном месте.

Однако, учитывая количество нападающих и множество других факторов — таких, например, как банальная нехватка съестного у осаждающей армии, — А'Натрэт предполагал, что противостоящие ему маги изберут более агрессивный стиль. Начнут прямую лобовую атаку в расчете на то, что он просто не будет успевать ставить защиты от множества ударов, которые могли быть нанесены с совершенно разных сторон.

Так что теперь ему пришлось оставить свое любимое кресло, выбраться из успокаивающего тепла медвежьего меха и отправляться на крышу своей башни, туда, где он мог наблюдать за нападением воочию и своевременно предпринимать защитные меры.

Выше комнаты с камином, которую он сейчас с сожалением покидал, была только крыша. Крохотный пятачок, со всех сторон открытый ветрам, на котором не уместилось бы и двое человек. Абсолютно не защищенный ни от дождя, ни от грозы, ни от магических атак со стороны противников. Единственное место в Клевере, которое сознательно было оставлено А'Натрэтом открытым для вражеской магии. Всегда существовала небольшая вероятность того, что неопытный или рассерженный враг решит напасть на него напрямую. А'Натрэт тем самым вызывал вражеских магов на прямой поединок, вызывал их огонь на себя. Однако вероятность, что на эту уловку попадутся те, кто противостоял ему сейчас, была ничтожна. Четверка его противников показала себя достаточно опытной. Не из тех, кто мог всерьез рассчитывать на успех прямого нападения на одного из сильнейших магов, тем более находящегося на вершине своей собственной башни.

Сорок три. Сорок три ступени каменной винтовой лестницы отделяли комнату от вершины башни. В последние годы старик начал почти ненавидеть эти ступени, эту лестницу и это число. Все-таки он прожил много лет, слишком много даже для мага, и эти ступени невольно напоминали ему об этом. Если раньше он проскакивал, почти пробегал по винтовой лестнице, даже не замечая ее, то сейчас он ступал по ней медленно, тяжело поднимая ноги, стараясь не задирать колени слишком высоко, чтобы не тратить лишних сил. Но даже эти смехотворные уловки не помогали, и через каждые четыре ступени он останавливался и делал несколько глубоких вдохов-выдохов, прежде чем продолжить путь. Сорок три ступени, десять остановок и короткий рывок длиной в три ступени в конце. Последние десять лет он преодолевал эту лестницу только в этом порядке.