— Виноват… Не отрегулировал… — Фибах что-то подкрутил у себя в шлеме и подмигнул Акселю. — Разумное предупреждение! У нашей малютки Кри о-очень длинный язычок… Ну-с, поехали!
Экран ожил, и Аксель увидел большую гостиную квартиры Реннеров. Увидел так, словно смотрел из телевизора, который стоял в углу этой гостиной, между окном и пальмой в большом горшке. Он вопросительно глянул на Фибаха, и тот кивнул:
— Да-да, я включил ваш домашний телевизор на полную мощность, и если кто-то дома, то он уже…
Но договорить профессор не успел. С экрана донёсся отчаянный крик и звон разбитой посуды. Аксель повернул голову и увидел маму. Фрау Ренате, белая как мел, прижимала к губам кухонное полотенце и медленно оседала на стул перед своим «Панасоником», а у её ног валялись осколки разбитой чашки.
— Мама! Это я! Это мы! Мы живы и здоровы! Не бойся! — отчаянно закричал Аксель, рванувшись к экрану. Фибах еле успел поймать его за локоть, иначе мальчик прижался бы лицом к телевизору. Кри тоже кричала что-то неразборчивое, но её профессор успел вовремя приморозить к стулу специальным заклятием.
— Где вы?.. Что с вами?.. Что у вас на головах?.. — еле вымолвила наконец фрау Ренате, не двигаясь.
Аксель торопливо начал рассказывать, сам чувствуя, что с каждой новой фразой его история звучит всё более дико и бессвязно. Наконец, когда он дошёл до пещеры и прыгообмена, то вконец запутался, объясняя, что это такое, и тогда Фибах, солидно кашлянув, решил вмешаться.
— Мадам, — обратился он к экрану, и Аксель вдруг заметил, что на нём уже не горчичный пиджак, а чёрный фрак и галстук-бабочка. Фрау Ренате с мокрым от слёз лицом еле оторвала взгляд от своих детей и повернулась к нему. — С вами говорит профессор Фибах, доктор биологии и, смею заметить, достаточно известный в научных кругах Европы человек. Если вы читаете научно-популярные журналы, то наверняка встречали в них моё имя…
— Да, — тихо сказала фрау Ренате к изумлению Акселя. — Я встречала… Это вы неделю назад выступали по берлинскому радио с передачей о сумчатых животных?
— Польщён, — мяукнул Фибах, изогнувшись в поклоне. — Польщён и надеюсь, что моё скромное выступление вам понравилось… Это был лишь самый беглый обзор проблем, которые…
— Что с моими детьми? — перебила его фрау Ренате.
— Да-да, мадам, ну конечно! Ваши дети… да. Они у меня. В научно-исследовательском центре, затерянном в самом сердце живописнейших Баварских Альп. Видите ли, слова вашего сына о летающей собаке — это, увы, не совсем плод его детской фантазии. Мы тут создаём новые виды животных — невероятных животных с невероятными возможностями, чтобы затем, смею заметить, обратить эти возможности на благо человеку…
— И поэтому ваш пёс украл моих детей? — резко сказала фрау Ренате, поднимаясь.
— Я умоляю вас успокоиться, мадам! Нет, нет и нет! Мой непослушный питомец просто-напросто сбежал из лаборатории. Уж не знаю, почему, но он любит менять хозяев… Неисследованные процессы в коре головного мозга… Словом, он унёс вашу девочку в альпийскую пещеру и признал своей хозяйкой, слушаясь её во всём. Кроме, разумеется, одного — он не желал отпускать её домой. И тогда наша бойкая Кри…
«Наша бойкая Кри» с неприязнью покосилась на него, но молодчина Фибах, конечно же, не запнулся и плавно продолжал:
— …поручила моему псу каждый день летать к Нимфенбургскому замку — представляете? — и перенести оттуда к ней в Альпы вашего сына. Она трогательно надеялась, что юный Аксель непременно начнёт её искать и, обуреваемый своими детскими фантазиями, рано или поздно явится в парк. Что и произошло…
Мать подняла на «юного Акселя» глаза, полные слёз.
— Как ты мог так поступить с нами? — медленно вымолвила фрау Ренате. — Как?
Мальчик побагровел и опустил глаза, готовый провалиться сквозь землю.
— Я… боялся, что Кри не найдут… ведь вы не верили мне… и я… — Больше он ничего не сумел пробормотать. Фрау Ренате перевела взгляд на Фибаха:
— Продолжайте, — сказала она.
— Собственно, это всё… — замялся профессор. — Мы, конечно, нашли этого поганца-пуделя и обоих детей — как видите, живых и здоровых. Но вот в чём заминка, мадам. Я, конечно, готов ответить перед законом и выплатить вам соответствующую компенсацию…
— Не надо мне ваших денег, — перебила его фрау Ренате. — Верните моих детей!
— Только это я и пытаюсь сделать, — позволил себе Фибах лёгкое раздражение. — Однако я прошу вас учесть два момента. Первое. Наш центр умышленно расположен в весьма труднодоступном месте. Ближайший вертолёт только через три дня…
— А разве этот ваш пёс не может привезти Акселя и Кри домой?
— Исключено, мадам! Ни он, ни другие мои питомцы даже близко не должны допускаться к населённым местам. Иначе могут произойти новые трагедии…
— Свяжитесь с полицией! Она пошлёт к вам вертолёт!
— Да-да, разумеется, мы свяжемся с ними и будем иметь крупные неприятности, замедлится, если не прекратится, вся работа, и вот тут-то — простите мне этот горький каламбур, мадам, — тут-то и зарыта собака!.. Побегом моего пса сорваны уникальные исследования, которые скоро изменят всю жизнь на нашей планете. Тысячи учёных, политиков, бизнесменов кровно заинтересованы в том, чтобы ничего подобного не случилось. Это всё равно что впервые запустить собаку в космос, а потом узнать, что она захватила управление ракетой и полетела куда ей вздумалось… Понимаете, в какой мы все сейчас панике?
У Фибаха даже голос задрожал. Аксель удивлённо покосился на него: кажется, не лукавит… Он и впрямь в панике, этот скользкий человечек с огромным зонтом и отдельным кабинетом для своего духа!
— Я готова вас понять, — медленно начала фрау Ренате. — Но при чём тут мои дети?
— Да ведь это всё наполовину из-за них! — взорвался Фибах. И тут же осёкся. — Простите, мадам… не из-за них, а ради них. Последние двое суток я вообще не спал… Нам зачастую не удавалось заставить Шворка (так зовут пса) выполнить самую мелкую команду, которую он считал почему-то неприятной для себя. Ещё бы! Полусобака-полуробот, проблем миллион, и все они — впервые за историю мировой науки! А тут восьмилетняя малявка вертит этим чудовищем как хочет, каждый день гоняет его в Мюнхен, будто такси, и он покорно выполняет все её приказы. Все, кроме одного — расстаться с ней! Мы даже не знаем, почему он выбрал именно её из огромной массы людей… Впрочем, тебя, мой мальчик, Шворк тоже неплохо слушается, не так ли? — повернулся он к Акселю.
— Вроде да… — буркнул тот. — Не ссоримся…
— Итак, мадам, ваши дети — хотели они того или нет — сразу сумели сделать больше, чем огромный научный коллектив…
«Врёт, — подумал Аксель с непонятной ему самому уверенностью. — Нет у него никакого коллектива».
— …и огромные капиталовложения…
«Тоже врёт. Это всё колдовство! Хотя… оно у них, кажется, не бесплатное…»
— …и мы умоляем вас пойти нам навстречу!
— Но в чём? — развела руками фрау Ренате. — Чего вы от меня хотите?
— Дайте нам хотя бы три дня спокойно побеседовать с вашими детьми здесь, в Альпах! За это время мы сумеем разобраться во всех загадках, а если нет — значит, никогда не сумеем! У меня есть психологические тесты и специальные методы… конечно, чисто словесные, никаких инъекций или облучений! Завтрашней почтой вы получаете от меня договор и чек. Договор о том, что все собеседования с вашими детьми абсолютно не угрожают их здоровью и нервам. И чек… за каждый из этих трёх дней мы выплачиваем вашим детям… нет-нет, не прерывайте меня! — по сто тысяч евро или долларов, как скажете.
— По сто тысяч! — ахнул Аксель. — Но это же… это же за три дня…
— Триста тысяч, если я не разучился умножать на три, — улыбнулся Фибах. — Ну, тут, конечно, и компенсация за причинённые потрясения, и… скажу откровенно, надежда, что вся эта история не будет предана широкой огласке. Подумайте о будущем ваших детей, мадам! — энергично воззвал он к фрау Ренате. — Мало того что вы сможете потратить эти деньги на их образование и отдых. Это будет только начало! Ими заинтересуются крупнейшие институты мира, их может ждать блестящая карьера в области величайшей из наук — экспериментальной биологии!
