— Ну да! Дослужиться до этой должности непросто, надо сказать… Вот духи и сделали каждую эмблему и каждый столбик лестничных перил во всём Подземном и Свёрнутом Мирах чьим-то персональным изображением. Должен признаться, сам я не улавливаю различий между ними. Но ОНИ улавливают… Однако вернёмся к Морицу, которого я, раздув до размеров тучи, переименовал в Шворка! Отдохните часок, а потом я пришлю за вами Амалию или Тину, и начнём работать. Ясно?

— Почему не Элоизу? — невинно спросил Аксель.

— У неё много дел и что-то с нервами! Ну-с, многоуважаемые Его Луна и Спросивший Смерть, приятного отдыха… — И профессор поднялся.

— Подождите! — спохватился мальчик. — Так для чего же всё-таки сделан Шворк?

— Для перевозки духов и грузов в атмосфере и ближнем космосе, — скороговоркой ответил Фибах. Но Аксель почувствовал, что профессор лжёт. Или недоговаривает. «Дженни бы сюда, — с тоской подумал он. — Та бы мигом разобралась! И всё из него вытянула!»

— Да, чуть не забыл… Профессор, вы не заглянете сейчас на минутку в мою комнату?

— А что случилось? — насторожился тот.

— Стенка между моей комнатой и комнатой Кри странно себя ведёт. Она стала невидимой и… и… временами мычит!

— Мы-чит? — протянул Фибах. — Про стенку мне доложили, но чтобы она мычала? Это, должно быть, шутки Пралине…

— Нет, уверяю вас! Пралине нас уважает и ничего не сделал бы без приказа Главного Диспетчера! Наверное, ваши спирали как-нибудь не так выпрямились…

— Вздор!

— А вдруг у нас потолок обвалится? — И, видя, что отяжелевший и размякший от спиртного Фибах колеблется, Аксель вдруг выпалил: — Такое злобное мычание! А вдруг снизу, через колодец, пробралось опасное подземное животное?

— Зачем ты это сказал? — взвизгнула Кри. — Я больше не засну!

— Ох, начинаются бабьи штучки… — вздохнул профессор. — Под землёй нет опасных животных! Хотя, — он слегка оживился, — я не исследовал этот вопрос… Ну ладно, пойдёмте…

Минуты, которые понадобились Фибаху, чтобы без особой спешки дойти до цели, показались Акселю вечностью. Дорогой он всё время о чём-то бессвязно расспрашивал профессора, чтобы тот поменьше вспоминал об ожидающей его призрачной корове и не передумал с нею знакомиться. Но о чём именно был разговор, мальчик позже не смог бы припомнить даже под страхом смерти. А Кри просто не слушала: она всё время пыталась высмотреть какие-нибудь признаки того, что Хоф идёт за ними.

Наконец они достигли комнаты Акселя и, войдя, увидели, или, вернее, не увидели прозрачную стенку.

— М-да… Любопытно… — пробормотал Фибах. — То есть ничего, конечно, особенного, но любопытно, кто и зачем это сделал. Ну, и где же наша, — и он икнул, — подземная корова? А?

Не успел он договорить, как из воздуха прямо перед профессорскими очками раздалось негромкое, но злобное мычанье. Все подскочили. Фибах вздрогнул и неуверенно провёл рукой по воздуху, пытаясь что-нибудь нащупать. Затем отдёрнул руку и сделал быстрый шаг назад, но, споткнувшись обо что-то невидимое, упал на спину. При этом он, видимо, больно ушиб затылок и яростно чертыхнулся. Цилиндрические очки, сверкнув золотой оправой, соскочили с его носа и запрыгали по полу, как живые. Фибах следил за ними остекленевшим взглядом. Вдруг очки подпрыгнули в воздухе и зависли напротив его носа, словно уже сидели на чьём-то — только невидимом — носу.

— Кто здесь? Пралине… — растерянно сказал профессор. Внезапно очки прыгнули ему на переносицу и, утробно мыча, попытались её оседлать, но он вскочил и с проклятием смахнул их на пол. И, налившись лиловым, злобным румянцем, явно имеющим прямое отношение к коньяку «Наполеон», ненавистно заскрежетал: — Что за идиотские шутки?!

Он хотел щёлкнуть пальцами, однако какая-то невидимая сила вдруг нанесла ему жестокий удар в грудь. Фибах вновь рухнул навзничь, раскинув руки. Кри невольно охнула. Профессор корчился на полу, как полураздавленный жук. Придя в себя, он попробовал шевельнуть кистями рук, но кто-то невидимый, нависая над ним, умело придавил их коленями.

— Хочешь кого-нибудь позвать? — прошелестел профессору в ухо зловещий, замогильный шёпот. Так могла бы шипеть змея! Лишь благодаря тому, что и Аксель, и Кри уже довольно много разговаривали с Хофом, они признали этот голос, потерявший почти все человеческие интонации. — Я могу помочь… Только не пожалеешь ли ты сам, если нас кто-нибудь услышит, человечек?

— Кто ты? — лихорадочно щёлкнул челюстями профессор. — Если ты от Главного Диспетчера…

— Тебе повезло, — ещё более зловеще зашипел Хоф. — Я не от Главного Диспетчера! Он растерзал бы тебя за одну сотую того, что ты наболтал сегодня спьяна…

— Ах вот оно что! — взвизгнул Фибах, пытаясь прогнать страх возмущением. — За мной шпионят… Многоликий… вы нарушаете его приказы!

— Почём тебе знать все его приказы! — провыл Хоф. И, когда его жертва задрожала, добавил: — И откуда ты знаешь, что они меня вообще волнуют? Я привык сам отдавать их… — Тут халат профессора распахнулся, открыв голую смуглую грудь. Видимо, что-то произошло, потому что Фибах вдруг заверещал не своим голосом:

— А-а-а-а… А!! Лёд… уберите лёд!..

— Это не лёд. Это моя ладонь. Она не нравится тебе, человечек? Ты брезгуешь прикосновением духа?

— Нет… Нет! Уберите… Я недостоин!!!

— Акси, мне страшно! — шепнула Кри, прижимаясь к брату и дрожа всем телом. — Кто это? А вдруг это не Хоф?

— Это Хоф.

— Он же его замучает! Скажи ему…

— Помни о маме, — сквозь зубы процедил Аксель. — Настоящей — и той, фальшивой. Ничего я никому не скажу…

Тем временем комиссар, видимо, убрал лёд и нагнулся к уху лежащего.

— Вселенная Хас благодарит тебя, — прошептал он в это поросшее белёсым мхом приплюснутое ухо. — Владыка Меданарф высоко ценит твои заслуги… Если бы не ты, нас бы сейчас здесь не было, человечек…

— Кого — нас? Кто ты? — хрипло пролаял Фибах. — Я никому не помогал! Никому… Я верен Великому Звёздному…

— Великому Глупцу, — издевательски зашипел Хоф. — Доверчивому Простофиле! Это мы, посланцы Меданарфа, заставили твоего Шворка сбежать от тебя. Было нетрудно выманить его отсюда! Если бы твоя глупая жена не сбежала от тебя ещё до того, как ты превратил Шворка в живого робота, она, пожалуй, открыла бы тебе ужасную тайну. И эта тайна избавила бы тебя от напрасных исследований: всякой собаке, в которой ещё осталось хоть чуть-чуть собачьего духа, нужна ласка… Ну, чего вытаращился? Ты удивлён, что слышишь от духа это слово? Может, мы и сами не мастера на такие вещи. Но мы подсунули ему этих детей, которые любят собак, и он, конечно же, захотел украсть их! Мы установили мысленную связь между ним и детьми…

— Не может быть! — заскрипел зубами профессор. — Вы не справились бы одни! Кто… кто из моих коллег на вас работает?

— К чему тебе это знать? Может, Лагранж… А может быть, даже Джилсон… Вспомни, кто из них в последние годы вёл себя наглее всех?

— Да! Да! Это они! Они оба! О, каким же я был слепцом…

— Особенно вчера и сегодня, — закончил за него комиссар. — Разве ты ещё не заметил, что друг Аксель и малютка Кри без тебя и без Шворка знали, как зовут пса?

— Это правда, — сказал Аксель, глядя в расширенные совиные зрачки Фибаха. — Кри знала, что он Мориц. А я — что он Шворк. Но мы не знали, откуда мы это знаем!

— Предатели!!! — каркнул профессор, и на подбородок ему, пузырясь, брызнула слюна. — Я придушу вас обоих!

Тут он, видимо, получил болезненный тычок, охнул и уронил голову на пол, стукнувшись затылком о камень.

— Подумай лучше о тех, кто придушит на Пятом Ярусе тебя самого, — шипел Хоф. — Это твой пёс привёз нас сюда вчера! Ты ведь даже не потрудился заглянуть ему внутрь при нежной встрече! И он всю ночь и всё сегодняшнее утро выполнял наши приказы, пока твои цыпочки шпионили за двумя безобидными сосунками, а ты выбалтывал им тайны Штроя… Ловушка расставлена. Но даже если Многоликий опять выскользнет из неё — тебя он всё равно не пощадит!