— Так… — сказал Хоф минут через десять. — Ну, а на что это существо было похоже?

— Я же сказал: на собаку! — твёрдо сказал Аксель. — Большой лохматый пёс.

— Какой породы?

Аксель испытующе покосился на комиссара. Но лицо пожилого собеседника было вполне серьёзным.

— Я… я уже и сам думал… Но не знаю. Я не разглядел. Кри раньше меня догадалась, что там не туча…

— Ты уже говорил. Но неплохо бы понять, почему? У неё зрение лучше?

— Н-нет… Не знаю… Мы оба никогда не жаловались.

— Это ничего не значит, — возразил комиссар. — Ладно, продолжай. Итак, твоя сестра первой заметила опасность. Верно?

— Верно…

— Но не сделала попытки спастись или предупредить тебя.

— Ну да. Она прямо остолбенела!

— «Стояла, как примёрзшая», — сказал ты. Что ж, я могу это понять, — поспешно продолжал Хоф, видя, как побледнел Аксель, вспоминая ту страшную минуту. — Но всё же у тебя были две-три секунды, чтобы разглядеть это… существо.

— Только со спины, — возбуждённо приподнялся на локте Аксель. — Только сзади! Когда оно уже улетало. Если б я меньше вертел головой и быстрее соображал, я мог бы…

— Ты гораздо меньше рассказал бы мне тогда, — успокоительно поднял ладонь комиссар, — а сделать что-то вряд ли сумел бы. Уж наверное, ОНО настигло бы вас и в лесу. А?

— Да нет же! — простонал Аксель, ломая руки. — ОНО… то есть она… была слишком большая, чтобы протиснуться между деревьев. В роще мы были бы в безопасности! — Он помедлил. — Мне почему-то кажется, что у неё на морде и на теле были складки… как у шарпея. Но ведь шарпей не мохнатый!

Хоф прошёлся по комнате и присел на подоконник. Акселю вдруг померещилось, что он сейчас достанет из кармана трубку и закурит — не хуже Шерлока Холмса. Но Хоф и не думал курить (мало того, его подчинённые не смели курить при нём: у него была аллергия на табак).

— И какого размера была эта штука? — спросил комиссар, глядя в окно.

— Ну… — Аксель сощурился. — Примерно как сорокатонный грузовик «вольво».

— О, ты разбираешься в машинах! — улыбнулся Хоф. — Такая точность нам поможет.

И Аксель испытал чувство облегчения. Он никак не мог понять, верит ему Хоф или нет.

А Хоф не знал, что и думать. Чутьё подсказывало ему, что этот мальчуган не бредит и даже, кажется, не лжёт. И что на свете случаются невероятные вещи, комиссар тоже знал. Но очень их не любил.

— У меня тоже есть неплохая машинка, — сообщил комиссар. — Вон она стоит, погляди.

Он поманил Акселя к окну, и тот без видимого усилия встал и пересел на подоконник.

— Во-он та, серая, с краю. Видишь?

— Да. Красивая… — вежливо добавил Аксель.

— А какой она марки, знаешь?

— «Пежо-206».

— Молодец! А вон та, красная, рядом?

— «Рено». Но модель я не знаю.

— Я тоже, — соврал комиссар с довольным видом. — Видно, новинка… Да, с тобой не ошибёшься!

Аксель, конечно, уже догадался, что никакой машины у комиссара Хофа нет и в помине. То есть она у него, безусловно, есть, но, скорее всего, не эта! Просто комиссар хочет проверить, вправду ли он, Аксель, может определить марку машины и, стало быть, величину грузовика «вольво». Значит, ему поверили! И он действительно помогает найти Кри! При этой мысли он глубоко вздохнул и почти пришёл в себя.

— Ну а теперь, — сказал Хоф, — давай чуть-чуть прогуляемся, если ты не против. Сначала вниз, в этом же здании, а потом прокатимся и осмотрим место происшествия.

— А мама и папа?

— Не волнуйся. С ними уже работают. Мы их поставили в известность, что ты нам пока нужен. Когда побываем в парке, я отвезу тебя домой.

— Ох… Нет, ничего… Спасибо. Я готов.

Пока спускались в подвал, Аксель не замечал ничего вокруг. Если бы комиссар сейчас привёл его в Хеллабрунн и втолкнул в клетку с тигром, он бы и то не заметил. Мальчик думал только о том, в каком отчаянии папа и мама, как они ждут — и, может быть, уже ненавидят — его, справедливо обвиняя во всём. Пойти на поводу у восьмилетней малявки после всех родительских наставлений и изречений на стенах! На лбу надо писать у таких, как он, огромными несмываемыми буквами, серной кислотой! Не увидеть того, что первой разглядела Кри, стоять столбом и зевать, пока не произошло непоправимое! Ему плохо верилось, что он больше никогда не увидит сестру. Этого, конечно, не будет… не может быть, но чего же она натерпится, дожидаясь, что он её спасёт! А если похитители будут морить её голодом, пока не получат выкуп? У Акселя опять подкосились ноги, но как раз в этот момент комиссар — видимо, случайно — поддержал его под локоть, да и лекарства ещё действовали.

— Есть хочешь? — спросил комиссар, звоня в тяжёлую металлическую дверь, похожую на встроенный сейф-гигант. — Нет? Даже, наверное, тошнит при такой мысли? А всё-таки надо поесть, иначе какой ты мне помощник? В машине чего-нибудь пожуём…

Им открыл молодой офицер в очках с красными стёклами и повёл их по коридору без окон с одинаковыми металлическими дверями по обе стороны. У одной из дверей он остановился, набрал на маленьком пульте в дверной панели комбинацию цифр, загородив её при этом спиной, вложил в открывшуюся щель карточку с магнитной полосой, и дверь, щёлкнув, медленно ушла в стену, а красная лампа, горевшая под потолком, пару раз мигнула очень неприятным багровым светом и погасла. Аксель даже прикрыл глаза и пожалел, что у него самого нет красных очков.

— Сигнализация, — объяснил Хоф, перехватив его взгляд. — Такие кабинеты не для посторонних…

В комнате не было, однако, ничего особенного, по крайней мере, на первый взгляд. Стол, несколько стульев, мягкий ковёр на полу, а у каждой стены от пола до потолка — металлические стеллажи с сотнями металлических же выдвижных ящиков разных цветов. В дверце каждого ящика, кроме привинченного номера, была щель для магнитной карточки — уже не той, с помощью которой офицер открывал входную дверь.

— Садись, отдохни, — кивнул Хоф на стулья.

— Спасибо. Я не устал, — выпрямился Аксель.

— Ты уже совсем оправился, я вижу. Хорошо… отлично…

И комиссар сделал паузу, явно обдумывая какое-то нелёгкое решение.

— Где мы? — спросил Аксель, начиная чувствовать себя неуютно.

— В одном из залов Центральной розыскной картотеки земли Бавария. Здесь, — комиссар махнул рукой на ящики, — весь Мюнхен. И ещё много чего… Я, конечно, имею в виду преступления.

Хоф прошёлся по комнате и остановился у большого стеллажа с двумя одинаковыми отделениями, различающимися только цветом: ящики левого отделения были белого цвета, а ящики правого — чёрными.

— А вот это — специальная картотека, посвящённая пропавшим детям. Все случаи за много-много лет. Мы не пускаем сюда посторонних, — продолжал комиссар, уже не раздумывая и не делая пауз, — но я нарушил инструкцию и привёл тебя сюда, за что, вероятно, получу взыскание. Строгое взыскание! Однако мне сейчас важнее, чтобы ты, глядя на эти ящики, ещё раз задумался о том, правду ли — и всю ли правду — ты мне рассказал. Видишь, — Хоф положил руку на белые ячейки, — это те случаи, которые закончились удачно. Когда пропавший ребёнок был найден и возвращён семье. Чёрные ящики — сам понимаешь… Туда попадают и те дела, когда жертву преступления находили, но слишком поздно.

— Слишком поздно для чего? — дрогнувшим голосом спросил Аксель.

— Ты уже понял.

В подземной комнате повисла тяжёлая пауза.

— Так вы всё же не верите мне? — мальчик посмотрел в глаза комиссару.

— А разве я хоть раз сказал, что верю? — И Хоф буквально воткнул Акселю в глаза такой жёсткий взгляд, что тому захотелось отодвинуться подальше в тёмный угол вместе со стулом. — Или что не верю? Верить тебе я не имею права, потому что ни в этой картотеке, и нигде на свете не упоминалось того, о чём ты рассказываешь. А не верить — значит признать, что ты обманываешь полицию. Что ты желаешь зла своей собственной сестре, своим родителям, которые вырастили и выкормили вас обоих. И ещё многим детям, да и взрослым тоже, с которыми похитители расправятся завтра. Когда покончат с Кри…