— О, сыты по горло! — заверил Аксель несколько двусмысленным тоном.

— …ибо после беседы с моим звёздным другом вас могут ждать любые события и даже потрясения, — невозмутимо закончил профессор. С этим спорить не приходилось, и дети засобирались к себе. На их удивление, Фибах не потащился следом.

— Сами, сами, всё сами, — скороговоркой ответил он на вопрос Кри, которая ещё питала слабую надежду вернуться к разговору о побеге. — Да, и к Штрою — тоже сами! Дорогу ваш брат знает. А у меня — хм-хм — дела…

И он повернулся к телевизору, чтобы выключить его. Но вдруг в «салоне желудка» раздался голос Морица.

— Мудрый Дух!

— Что тебе? — скривившись, ответил тот. Затем, спохватившись, метнул косой взгляд на Акселя и Кри и сладко улыбнулся. — Слушаю внимательно, пёсик!

— Что такое «Клетчатый Балбес»? — громко и глухо прогремел пудель на весь подвал. Дети заткнули уши. Бросив взгляд в иллюминатор, Аксель увидел стойла Академии. Из них, словно змеи из травы, немедленно и любопытно поднялись плешивые головы на длинных шеях и уставились на Морица. Мальчик выразительно глянул на Кри. Та потупилась.

— Чего ты разорался? — с ненавистью процедил Фибах. — И где ты это слышал? — ледяным голосом продолжал он. Но Мориц явно и ухом не повёл.

— Я не слышал. Я составил. Из моего словаря.

— В твоём словаре нет бранных слов. Ты лжёшь!

— Извините, это я… — пискнула Кри, виновато разводя руками. — Я назвала Морица балбесом.

— Да? И за что же? Ты на него вроде не надышишься… — всё тем же голосом сказал профессор, буравя её глазами.

— За то… за то, что он вас не любит! — выпалила Кри первое, что пришло ей в голову. — И… и не объяснила, что балбес — это дурак.

— А ты, значит, меня любишь? — ещё пронзительнее сощурился на неё Фибах, как филин на мышонка. — И потом, с чего это ему вздумалось присоединять к существительному «балбес» прилагательное «клетчатый»? Животные так не мыслят! Они бы сказали: «Клетчатый пиджак». Может быть, просто-напросто кое-кто, принадлежащий к миру людей, решил поиздеваться надо мной? Кое-кто, забывший про моё терпение и гостеприимство?

— Животные и вправду бывают много лучше иных людей, — тихо и очень зло сказал Аксель, которого слово «гостеприимство» вывело из себя. — Но почему вы приняли это на свой счёт, профессор? Может, у кого-нибудь ещё в этом замке есть клетчатая одежда?

— Здесь больше нет людей!

— А может, ваш дух носит клетчатые пиджаки? — невозмутимо продолжал Аксель. — И даже полосатые носки в придачу? В следующий раз, когда он будет ГОСТЕПРИИМНО угощать нас чаем, мы у него спросим!

— ЕСЛИ Я ХОТЬ НЕМНОГО ЗНАЮ СВОЕГО ДРУГА ШТРОЯ, СЛЕДУЮЩЕГО РАЗА НЕ БУДЕТ! — прогремел Фибах, снова сузив глаза. Он явно хотел сказать ещё что-то, но, видимо, вспомнил инструкции быть вежливым с детьми и лишь ядовито добавил: — Приятного аппетита!

Резко повернулся и исчез в глотке у пса. И, проходя мимо Академии Изящных Искусств, рявкнул:

— Опять помётом разит, плешивые твари! За лопаты!

Брат и сестра довольно понуро отправились восвояси.

— Извини, — сказали они наконец друг другу хором. И невольно засмеялись.

— Не огорчайся, Акси, — робко утешила брата Кри. — Он уже всё равно не хочет побега. Струсил!

— Точно, — согласился Аксель. — А ты заметила, что Ночной Дозор больше не появляется в коридоре?

— Это из-за Штроя, — уверенно сказала девочка. — При нём наш Балбес не смеет корчить из себя волшебника… Я уверена, что и дух в полосатых носках остался без кабинета. А то и без Чая Грусти!

Аксель был рад, что Кри больше не боится профессорских штучек и говорит о них с насмешкой. Вот только, если план Штроя сработает, вряд ли придётся ещё когда-нибудь над чем-нибудь смеяться. Но всё-таки любопытно, почему Фибах пошёл на попятный…

Долго гадать не пришлось. Перед последним поворотом к комнате Акселя кто-то сзади кашлянул и опустил детям на плечи невидимые руки.

— Ох, это вы… ты, Отто! А нам скоро идти к Штрою… — пожаловалась Кри.

— Знаю. Жаль, что не могу быть с вами, — угрюмо ответил Хоф. — Главное, ни на что сразу не соглашайтесь и ни от чего сразу не отказывайтесь. Как бы на вас ни давили и чем бы вас ни пугали! Сперва обсудите всё со мной…

— «Забудь своё отчаянье — оно»… — процитировал Аксель. И, оборвав себя, спросил: — Зачем ты помешал Фибаху устроить нам побег, Отто?

— Аксель, — серьёзно сказал комиссар, немного помолчав, — я понимаю, как тебе сейчас нелегко. Но раз уж ты нашёл в себе мужество вступить на свой путь вместо того, чтобы спокойно сидеть дома, в Недерлинге, — ты мог бы больше прислушиваться ко мне. Разве не ты сам позвал меня на помощь? И разве я не сказал вам обоим сразу, что каждое слово этого негодяя — ложь?

— Так уж и каждое… — пробормотал мальчик. — Он правда хотел, чтобы мы сбежали. И помог бы нам…

— …погибнуть, — закончил Хоф. — Нашли кому поверить! Человеку, который обманул вас на триста тысяч, хотя ещё день-два — и они всё равно превратились бы в пустые бумажки! Но на всякий случай, из чистой жадности, этот тип тянет с вас миллионы, данные вам за то, что он же вас и обжулил. Ну, деньги ещё ладно… в конце концов, они не достались бы никому. Но история с фальшивой мамочкой могла бы научить кое-чему даже грудного младенца!

— Да, — вздохнул Аксель. — Это правда.

— Конечно, он помог бы вам сейчас, — продолжал Хоф, словно не слыша. — Ещё бы! Он ведь ясно сказал, что, пока вы здесь, его повелитель не может на него положиться. Не говоря уже о том, что вы — свидетели его предательства… Ему хочется, чтобы вариант «Бионика» был главным, но почему, чёрт возьми, он так этого жаждет? А? Забыли?

— Н-нет… — пробормотали дети, переглядываясь.

— Поймите же, что чудо-пса и чудо-птичек он сделал не сам! И каких-то серьёзных милостей добьётся лишь тогда, когда его питомцам будет где развернуться. А где есть такое место? На далёких планетах, где всё для них чужое? Да нет, конечно: здесь, на очищенной от людей Земле. От людей и ненужных свидетелей… И вы думаете, что при таком раскладе он впрямь даст вам с собой хороший усилитель, который сорвёт все планы духов? А может быть, даже позволит вам перейти в наступление на империю Штроя?

— Ну что ты… — вяло запротестовал Аксель. — Какое уж тут наступление… Ты сам часто говоришь — мы ведь только дети.

— Но Фибах-то судит о людях — и о детях, и о взрослых — по себе, — усмехнулся Хоф. — А сам он на вашем месте наверняка попытался бы подмять под себя весь мир. Вспомните-ка повадки этого королевского наследника! Его цыпочки давно обижаются, что им, в отличие от духов, нельзя никого терзать… Вот он бы их и побаловал. Вами… А даже если бы и нет — они скинули бы вас с сёдел в первом попавшемся ущелье, и там вы карабкались бы по отвесным скалам, страдая от голода и холода. Пока с неба не обрушилась бы смерть…

Аксель и Кри молчали.

— Но… он не рискнул бы нас погубить из страха перед тобой… — неуверенно вымолвил наконец мальчик.

— Сомневаюсь! — фыркнул Хоф. — Иначе с чего бы ему так беспокоиться о том, чтобы «Бионика» не разонравилась Штрою? В глубине души — точнее, душонки — он не верит, что я справлюсь с его хозяином! Иначе он никогда не посмел бы вам сказать, что предаёт и меня тоже… Ему бы только выиграть время.

И дети вновь не нашли, что ответить.

— Впрочем, я думаю, что и исправный усилитель вам не помог бы, — «утешил» их комиссар. — Вы же слышали показания этого мерзавца на допросе! Даже при сверхмощном Заклятии Семи Смертей, после которого вся Вселенная должна пятьсот лет «отстаиваться», словно кружка пива, — заклинаемое тело должно быть видно целиком. То есть из космоса. А у вас ведь нет ракеты! И вряд ли бы вы сами додумались наколдовать себе её…

— Так это же при уничтожении, — запинаясь, сказал Аксель. — А не при защите!

— Кто тебе сказал?.. Молчишь? Вообще, судя по всему, иметь прямую видимость того, что хочешь заколдовать, для них тут очень важно. Иначе зачем все эти телемосты и колодцы? Неужто дух без колодца не может пройти сквозь пол? А вы заметили, кстати, что все усилители — и в Шворке, и у вас в комнатах — всегда стоят у какого-нибудь колодца или прохода? И не на этом ли держится весь Свёрнутый Мир — Свёрнутый там, где его некому видеть?.. Ну ладно, ужинайте, вам скоро идти!