— Я думаю, это не ступени, Кри, — пробормотал Аксель.

— А что же?

Вместо ответа мальчик нагнулся и легонько нажал ладонью на одну из ступеней. Раздался низкий ворчащий гул, которому из всех углов подводного зала откликнулось громкое эхо — здесь, видимо, была прекрасная акустика.

— Клавиатура. И даже… — Аксель повёл глазами вверх по «ступеням», — господи, двадцать восемь клавиатур! Вот это орган, правда? В мюнхенской Фрауэнкирхе такого нет…

— Может, и так, — неохотно признала Кри, которая была большой патриоткой своего города, — да только не ногами же на них играть? Смотри, в орган ведёт лесенка! Давай поднимемся…

И в самом деле, точно в центре белых клавиатур виднелась чёрная блестящая дорожка из плиток, не напоминающих клавиши. Перед трубами органа дорожка переходила в винтовую лесенку, взбегающую между ними сложным, красивым и строго симметричным узором. Местами изгибы лесенки так близко противостояли друг другу, что, если кто-то не боялся упасть с большой высоты, он мог бы перепрыгивать с одного крыла органа в другое.

— Наверное, это леса для починки всяких неполадок, — предположил мальчик. — Не думаю, что духи держат обезьян-органистов…Эй, погоди!

Однако Кри, возбуждённая чудесным полётом, явно потеряла и теперешнюю осторожность, и прежнюю боязливость. Она смело прошла по безмолвной чёрной дорожке, приблизилась к музыкальному чудовищу вплотную и шагнула на винтовую лесенку. Но едва только сделала первый шаг между трубами, как зал потряс раскат органа, в воздухе мелькнула зубастая пасть и раздался отчаянный крик, тут же подхваченный стоголосым эхом. Склизкая, тёмная тварь — не то змея, не то мурена — высунувшись из органной трубы, впилась в плечо Кри длинными, кривыми зубами, не уступающими зубам тропической пираньи. Девочка рванулась, но мурена подтаскивала её за намокшее от крови плечо всё ближе…Аксель одним прыжком очутился рядом и что есть сил потянул Кри к себе — напрасно! Тем временем из противоположной трубы, чья глянцевая бело-голубая поверхность казалась такой мирной, высунулась другая пасть и впилась в локоть самого спасателя. Полуослепнув от сумасшедшей боли, сам не зная, он ли это шепчет, или вновь дедушка пришёл ему на помощь (но ничьё лицо не возникло перед его внутренним зрением), Аксель простонал:

Его и Кри тут же отшвырнуло на нижние ряды клавиатур, которые отозвались злобным ворчанием. Оно уже не напоминало громовой раскат музыки, прозвучавший, когда Кри ступила на винтовую лестницу. Увы, дрожащим брату и сестре было сейчас не до музыкальных тонкостей! Раны и кровь мгновенно исчезли с их тел и одежды, боль отступила, однако мурены — или кто они там — и не подумали утихомириться. Лишившись добычи, они молча, но с прежним энтузиазмом вцепились в глотки друг другу. Сразу же между их телами проскочила голубая искра, чудища разжали пасти и юркнули назад в трубы.

— Ох… — всхлипнула Кри, сползая с нижней клавиатуры на пол. — Акси, прости меня! Ты жив? Что это было?

— У…ужин сбежал, — ответил Аксель, и неожиданно для себя согнулся пополам в приступе нервного смеха — такого же, как тогда, когда он разрубил надвое Штроя в Главной Диспетчерской Потустороннего замка. Впрочем, приступ длился недолго. Вытерев слёзы, мальчик разогнулся и, оглядевшись на страшный орган, сказал:

— Что, Кри, будешь ещё своевольничать?

— Не буду! — заверила сестра, целуя его. — Опять дедушка помог, да? Или сам?

— А может, и сам. Я его не чувствовал…

— Они тоже, — вздохнула Кри, кивая на органные трубы. — Отпустили нас, но никуда не делись, ты заметил?

— Ещё бы нет! Наверно, особое заклятие…Нужно быть самоубийцей, чтоб играть на таком органе. Интересно, кто его придумал и зачем?

— Постой-ка, — сказала Кри. — Я весь последний год не то, что колдовать — вспоминать о колдовстве не хотела. Но тут и впрямь особый случай! Попробую, не разучилась ли?

И, прищурившись на орган, мигом сочинила:

Трубы вмиг помутнели, а затем из бело-голубоватых стали хрустальными. Аксель и Кри охнули от ужаса и омерзения: в половине труб (строго через одну) извивались полные жизни и злости чёрные желтоглазые мурены — сотни жадных тварей, ждущих своего часа!

— Знаешь, Кри, — мрачно сказал мальчик, отвернувшись от этого зрелища, — похоже, мы с тобой угодили в переплёт ещё почище, чем в Потустороннем замке…

— Нам же обещана безопасность! — дрожа, напомнила Кри.

— Кем обещана?! Кто тут есть?

И Аксель оглянулся, словно надеясь, наконец, найти хозяина этой гостеприимной обители. Он вновь никого не заметил, но на сей раз ему показалось, что в фигурах рыб на полу что-то изменилось. Их усы-штопоры указывали в дальний конец зала, а искра-звезда со лба переползла почему-то в хвост. Сощурившись, Аксель разглядел в том направлении почти незаметный издали бассейн. Он молча кивнул на него Кри, и оба осторожно двинулись туда.

Бассейн был полон до краёв чистой прозрачной водой и очень глубок — наверное, метров двадцать. Дно его, выложенное всё теми же рыбами-изразцами, излучало молочно-белый свет. На плитах стоял дощатый, грубо сколоченный топчан, а на топчане…

— Утопленник! — ахнула Кри. — Что же это, Акси! Бежим отсюда!

— Куда? — тоскливо прошептал Аксель, стараясь не глядеть в тёмное, вздувшееся лицо мертвеца. Человек на топчане был полугол и бос, на нём синели широкие шёлковые шаровары, а голова повязана белым полотенцем, слабо колышущимся от каких-то подводных течений. — Ну, поделом мне, дураку! Никогда нельзя верить духам, что бы они ни обещали!

И мальчик яростно плюнул на пол.

В ту же секунду Кри издала новый вопль. Вода в бассейне на миг закипела, и человек на топчане вздрогнул. Затем поспешно выпрямился, оттолкнулся от своего грубого ложа пяткой и взмыл вверх в ореоле радужных пузырьков. Дети отпрянули от бассейна, но полуголый уже выскочил из воды по пояс, как пробка, и уставился на них — не распухшим и чёрным, а нормальным и даже розовым человеческим лицом. Он приятно улыбнулся брату и сестре и спросил жизнерадостным сочным баритоном, опять разбудив повсюду эхо:

— Простите, вы только что произнесли чрезвычайно мощное заклятие. Могу я узнать, какое?

Ещё год назад, пережив подобное приключение, Аксель несколько минут приходил бы в себя, словно рыба, глотая ртом воздух вместо ответа. Но за это время, так и не научившись любить встряски, он, по крайней мере, приобрёл какую-то закалку. И потому, быстро опомнившись, мальчик шагнул вперёд, привычно загородил Кри спиной и с вызовом ответил:

— Я сказал: «Духам нельзя верить на слово, что бы они ни обещали!» А что, неправда?

— Истинная правда, — весело согласился полуголый. — Но вот какая вещь, уважаемые гости: на истинную правду эти стены не откликаются, да ещё таким возмущением волшебного поля, которое способно нарушить мой здоровый сон. ТАК откликаются они на наглую ложь…

— Ничего не понимаю… — пробормотал сбитый с толку Аксель. — Разве что-то может быть одновременно и правдой, и наглой ложью?

— Может, может, — заверил человек с полотенцем. Он подобрал его размотавшийся край и обернул ткань вокруг высокого бритого лба наподобие чалмы. — Давайте выпьем кофе и разберёмся в столь интересном вопросе!

Он легко, как кошка, перемахнул через край бассейна, приземлившись на изразцы босыми ступнями, скрестил на груди мускулистые руки и теперь с улыбкой глядел на детей. Его загорелое пожилое лицо (лет тридцать пять — сорок, не меньше!) с узкими, как у китайца, пронзительно-синими глазами и жгуче-чёрными бровями и усиками можно было, пожалуй, назвать красивым.